ГЛАВА 8 БОРЬБА ЗА МАССЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Гайдамаки. «Гетъ, офіцери, в баню!» Алмазовцы в куренях. «Хлопець з заводу». Ахтырские гусары. Еще один провал меньшевиков. Ошибка подполковника Поплавко. Как Скобло посетил Центральную раду. Торговые моряки шлют телеграмму Ленину.

После съезда Румчерода главной вооруженной силой, враждебно настроенной к Октябрьской революции, в Одессе стали три пехотных гайдамацких полка и офицерские части. Главари украинских националистов использовали популярные в народе исторические традиции и терминологию и именовали свои войска гайдамаками.[19] Солдаты и офицеры отращивали на голове «оселедцы», командному составу присваивали казацкие звания — хорунжий, сотник, полковник, атаман; полки называли куренями.

В гайдамацких частях велась усиленная контрреволюционная пропаганда. Украинские меньшевики и эсеры распространяли злобные выдумки об Октябрьском восстании, сеяли недоверие к русским рабочим и крестьянам.

Одесский комитет РСДРП(б) в конце 1917 года стал уделять большое внимание разъяснительной работе в гайдамацких частях. При комитете была создана агитационная секция, в нее вошли Н. Матяш, А. Кривошеев, Г. Скобло и другие работники, знавшие украинский язык. Возглавил секцию Кривошеев. Большие организаторские и пропагандистские способности сочетались в нем с находчивостью и природным юмором. Его выступления с разъяснением задач социалистической революции неизменно пользовались успехом у слушателей. Вот пример. 22 декабря на митинг, на котором выступал Кривошеев, пришли солдаты двух гайдамацких полков. Вся площадь перед казармой была запружена. Не успел еще Кривошеев закончить речь, как прибежал полковник и стал кричать:

— Чому без мого дозволу говорять і слухають?!

Кривошеев ответил на это шуткой и продолжал выступление. Чувствуя, что оратор завладел вниманием гайдамаков, полковник громко скомандовал:

— Геть, хлопці, в баню!

Собрание со смехом ответило:

— Геть, офіцери, в баню!

«Голос пролетария» сообщал на следующий день: «Офицеры вступили в полемику с Кривошеевым и были разбиты в доску. Сил таких не было, чтобы опровергнуть всего».{46}

Алмазовцы Алексей Гребенюк, Андрей Цыкин, Дмитрий Алтухов, члены судового комитета Иосиф Косов, Сергей Нечин, Иван Неверов и другие не раз бывали в гайдамацких частях. Андрей Цыкин в конце декабря выступил на митинге в казарме 3-го гайдамацкого куреня. После него слово взял националист. Он с издевкой говорил:

— Вот здесь представитель с «Алмаза» призывал нас поддерживать не Центральную раду, а Советы. Но товарищ матрос, очевидно, не знает украинского языка. По русски «совет», а по-украински «рада». Следовательно, разницы никакой нет, что «рада», что «совет» — одно и то же. Зачем же нападать на Украинскую раду?

Цыкин в свою очередь задал вопрос:

— Если все дело лишь в переводе, то почему же Центральная рада поддерживает генерала Каледина, а не Советскую власть?

Петлюровец выпалил:

— Это потому, что наши вожди никак не договорятся с вашими в центре.

— Но почему же они легко договорились с Калединым, а договориться с рабочими Петрограда не хотят?

Националист в замешательстве ретировался.

Агитация среди гайдамаков была сложным и опасным делом. Петлюровские офицеры, среди которых большую прослойку составляли бывшие царские офицеры, зорко следили за тем, чтобы никто из посторонних не посещал курени. Но большевистские агитаторы все чаще и чаще проникали туда. Особенно успешно вел работу среди националистических войск рабочий завода РОПИТ Николай Матяш. Собираясь отправиться к петлюровцам, он обычно надевал вышитую украинскую сорочку, сапоги, смушковую шапку. Сопровождаемый двумя матросами, подходил Матяш к гайдамацкому куреню.

— Хто ви такі? Чого вам треба? — встречали их офицеры.

— Хочемо трохи побалакати з хлопцями.

— Ви більшовики?

— Які ми більшовики! Бачите — матроси з «Памяти Меркурия»,— отвечал Матяш.

В действительности матросы были с «Алмаза» или «Синопа», но по совету Кондренко они в таких случаях надевали на бескозырки ленточки «Памяти Меркурия». Это давало гарантию, что агитаторы беспрепятственно попадут в курень.

В курене идет собрание. В президиуме — офицеры.

— Прошу слова!—поднимает руку Матяш.

— Що ви за люди? Звідки прийшли?

— Та Хіба ви неписьменні? Ось написано «Память Меркурия».

— То матроси, ахто ти? Може, більшовик?

— Ні! Я звичайна людина.

— Нехай балакае! Послухаемо, що він скаже,— раздается множество голосов.

И начинает Матяш исподволь говорить, зачем пришел, рассказывать, как живут рабочие, чего они хотят, приглашает солдат прийти к ним на завод.

— Треба разом добиватись кращого життя. Ви ж наші брати, без селян ми, робітники, не проживемо, та й ви без нас, мабуть, теж не обійдетесь. От і давайте проженемо панів та підпанків, встановимо свою, робітничо-селянську владу.

— Бий його! Більшовик! — кричат офицеры.

— Нехай балакае! Хлопець діло каже!—берут оратора под защиту рядовые гайдамаки. В курене начинается такое, что трудно разобраться. Матросы охраняют агитатора. Кто-то гасит свет. В общей толчее Матяш и матросы уходят. А на следующий день из гайдамацкого куреня, где побывал агитатор-большевик, приходили на «Алмаз» делегаты и заявляли:

— Ви бийтесь з радою, а ми не вийдемо з куренів.

Делегатам разъясняли, что если гайдамаки не будут сражаться против рабочих, то с радой можно быстро покончить. Возвращаясь в свой курень, они на прощанье просили еще прислать к ним «хлопця з заводу».

Николай Матяш

Осенью 1917 года из Петрограда в Одессу прибыл революционер-профессионал Григорий Филиппович Скобло с заданием вести разъяснительную работу среди воинских частей. Служил он в Порт-Артуре, за «политическую неблагонадежность» был отправлен в железнодорожный батальон, стоявший на русско-китайской границе. В 1905 году за участие в вооруженном восстании Скобло приговорили к 12 годам каторжных работ, которые были заменены ссылкой. Незадолго до начала первой мировой войны по болезни он был освобожден, а в последний год войны мобилизован в железнодорожный батальон на Северной дороге. Участвовал в работе II Всероссийского съезда Советов.

В гайдамацкие казармы Скобло ходил сам.

— Чого треба? — вопросом встречал его дежурный по куреню.

— Хочу розповісти хлопцям, як був я в Центральній раді у Киеві.

— Більшовик?

— Ні! Чого б це більшовик ходив у Центральну раду?

— Добре, ідіть.

Вокруг пришедшего быстро собирались солдаты. Начиналась беседа.

— Приїав я, хлопці, до Киева і думаю: піду подивлюсь, яка така Центральна рада. Іду вулицями, питаю, де туточки міститься Центральна рада? Мені показали будинок. Зайшов я в одну кімнату, у другу, в третю... Мабуть, хлопці, двадцять кімнат обійшов. І всюди сидять пани, офіцери. Ніде немае нашого брата — фронтовика, робітника, селянина. Іду і гадаю: для чого нам така рада? Такій раді ми не раді. Нам давай таку раду, щоб в ній були робітники, селяни, фронтовики...

И повторялась почти такая же сцена, как и с Матяшом. Одни горячо поддерживали агитатора, другие — угрожали расправой. Но слова большевика не пропадали даром.

В окрестностях Одессы, в селе Усатово был расквартирован 12-й Ахтырский гусарский полк. Входил он в кавалерийскую дивизию, которой в войну командовал барон фон Маннергейм. [20] На фронте он не щадил ни солдат, ни лошадей, бросал полк в конные атаки на немецкие пехотные части и на проволочные заграждения.

— Людского навоза у меня хватит, а господ офицеров очень жаль,— эти слова, сказанные им о солдатах после одного кровопролитного сражения, стали известны всему Ахтырскому полку.

В двадцатых числах октября 1917 года сильно потрепанный полк прибыл в Одессу. Среди ахтырцев было много украинцев, поэтому Центральная рада намеревалась включить полк в состав своих войск для борьбы с Советами. Однако большевики Одессы сразу же установили тесную связь с ахтырцами, У них побывали В. Юдовский, А. Трофимов, М. Чижиков, П. Кондренко, А. Кривошеев, М. Томас и другие работники большевистской организации.

Григорий Скобло

Ахтырский гусарский полк — старейший полк русской армии, имел богатые боевые традиции. В 1757 году он участвовал в походе против войск Фридриха Великого, в 1770 году — штурмовал крепость Измаил, захватив 20 пушек и до четырех тысяч пленных. В бою под Бородино Ахтырский полк сражался «с отличною храбростью». В журнале военных действий главной квартиры фельдмаршала М. И. Кутузова за 1812 год неоднократно отмечались подвиги партизанского отряда ахтырских гусар, которым командовал русский поэт и военный писатель, герой Отечественной войны подполковник Денис Васильевич Давыдов.

Об этих боевых традициях напомнил ахтырцам В. Г. Юдовский во время встречи с ними 24 октября. Юдовский узнал, что только небольшая часть гусар поддерживает командира полка полковника Гирича. «Мы первыми пойдем на баррикады против гайдамаков»,— заверили ахтырцы Одесский комитет большевиков.

— Когда нам объяснили, чего добиваются большевики, мы вспомнили слова барона Маннергейма и решили пойти за большевиками,— рассказывал ахтырский гусар Степан Долгий большевистским агитаторам.

Вскоре после выступления Юдовского в полк приехал лидер одесских меньшевиков профессор Сухов. На митинге Сухов, хорошо усвоивший ораторские приемы, говорил ахтырцам о революции и социализме, но сквозь шелуху громких фраз довольно явственно проглядывала физиономия самодовольного буржуа. Это впечатление усиливалось внешним видом оратора — сытого, холеного, одетого в добротное пальто.

— Мы еще не научились как следует делать буржуазную революцию,— твердил Сухов,— а большевики зовут нас к пролетарской революции. В стране отсталой и экономически обессиленной ввести социализм невозможно. Все надо делать постепенно, последовательно. Все придет в свое время.

Кто-то из гусар бросил реплику:

— Если бы у меня была хорошая шуба и вкусный обед, я бы, пожалуй, тоже подождал.

Реплика была встречена одобрением. Но оратор не оказался новичком в таких делах, он продолжал критиковать большевиков за то, что они выступают против продолжения войны, которая якобы должна «спасти страну от разрухи и хаоса».

— Вот вы, товарищ, сказали здесь о шубе и вкусном обеде,— обратился Сухов к солдату, бросившему реплику.— Победоносно закончим войну — будет и шуба, и обед. А ведь многие вместо того, чтобы добиваться победы, бросили окопы...

— А вы их займите!

Трудно было представить солидного оратора в солдатском окопе. Послышались смех и свист. Сухова больше никто не захотел слушать.

Агитация среди ахтырских гусар затруднялась тем, что эскадроны размещались в нескольких селах, гусары жили на постое по 1—2 человека в хате. Группа матросов-алмазовцев, во главе которой был кочегар Борис Зеленченко, приложила немало усилий, чтобы собрать на митинг 1-й эскадрон ахтырцев. В конце своего выступления Зеленченко задал несколько вопросов, а гусары на них ответили хором.

— Вы за продолжение войны или за мир? — спрашивал матрос с «Алмаза».

— За мир! — отвечали гусары.

— За власть Советов или против?

— За Советы!

Как сообщала газета «Голос пролетария», предложенная алмазовцами резолюция о переходе власти к Советам, о приветствии петроградским рабочим, свергнувшим Керенского, была принята единогласно.

Перед Новым годом В. Юдовский и М. Томас еще раз побывали в полку. Одесский комитет обсудил их информацию. Было решено: раз солдаты за Советскую власть, а командир со штабом против, то необходимо изолировать командование полка. Выполнение этого решения поручалось члену судового комитета крейсера «Алмаз» Андрею Цыкину.

Андрей Цыкин установил связь с революционно настроенными ахтырцами, и в один из январских дней 1918 года гусары вместе с группой матросов арестовали командира полка и реакционных офицеров. Арестованные были отправлены в Революционный трибунал. После этого в полку состоялось собрание. Горячо была встречена делегация моряков «Алмаза» и «Синопа», прибывшая приветствовать ахтырцев. В резолюции, единогласно принятой полковым собранием, говорилось: «Киевскую Центральную раду не признаем за власть трудящегося народа. Да здравствует Харьковская рада!

Заявляем, что мы решительно будем бороться против контрреволюционной Центральной рады» {47}.

Андрей Цыкин

...Подполковник Поплавко, развивший в Одессе бурную деятельность по формированию националистических воинских частей, утром 11 декабря получил сообщение, что 7-й самокатный батальон признал власть Центральной рады и отдает себя в полное распоряжение местного командования. Под донесением стояла дата: 10 декабря 1917 года.

На радостях подполковник хотел было немедленно отправиться в расположение батальона, однако неотложные дела задержали его. Все же под вечер он вызвал автомобиль и поехал к самокатчикам.

Встреча, оказанная представителю Центральной рады, не очень обрадовала Поплавко. Офицеров никого не было. Пока разыскивали председателя солдатского комитета, подполковник ожидал в казарме, где большая группа солдат, не обращая внимания на посетителя, разучивала песню. Песня явно была не по душе представителю рады. Торжественно неслись слова:

Огласился весь мир песней дивной,

Песней равенства, братства, труда.

Будем армией мира мы сильной,

Нам не надо войны никогда.

Мы мечи перельем все на плуги,

Будем землю родную пахать.

И не царские мы больше слуги,

Стыдно грабить нам и убивать.

Молот в руки возьмем мы железный,

Будем царство свободы ковать.

Труд наш будет народу полезный,

Стыдно грабить нам и убивать!

Наконец, явился председатель комитета солдат Петр Немцов. Его слова совсем огорошили Поплавко.

— Наш батальон не признает Центральной рады,—заявил Немцов.— Мы отказываемся выполнять приказ об увольнении из части солдат — не украинцев. Все мы — большевики. Об этом я сообщил еще 6 декабря на заседании исполнительного комитета Совета военных депутатов.

Что же произошло? Ведь в утреннем донесении ясно говорилось, что самокатный батальон признал власть Центральной рады!

Оказалось, что 9 декабря у самокатчиков проходило собрание. После доклада Артема Кривошеева 250 солдат заявили, что они считают себя большевиками. В противовес им офицеры и военные чиновники батальона огласили свое письменное заявление о признании власти Центральной рады. Резолюцию солдат Кривошеев отвез на «Алмаз», а офицер Кныш офицерскую резолюцию доставил подполковнику Поплавко.

Комиссар Центральной рады покидал самокатчиков в неважном настроении. Его и здесь опередили большевистские агитаторы.

Силы революции в Одессе росли и крепли. Рабочие заводов и фабрик, железнодорожники были объединены в отряды и вооружены. Организованно выступали против Центральной рады и ее органов моряки торгового флота. Еще 15 ноября, когда стало известно, что эсеро-меньшевистский Румчерод вступил в соглашение с Центральной радой, около 6 тысяч моряков Одесского отделения Всероссийского союза моряков и речников заявили, что они поддерживают восстание петроградских рабочих. 1 декабря моряки решительно предупредили, что если командование гайдамацких войск не прекратит провокационного выступления против Красной гвардии, то они не доставят в Одессу ни пуда грузов.

В декабре торговые моряки под всякими предлогами отказывались перевозить вооружение для гайдамацких частей и грузы для Одесской рады. В канун Нового года на радиостанцию «Алмаза» явился представитель Союза моряков Николай Кремлянский и попросил срочно передать председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину постановление Чрезвычайного делегатского собрания Союза торговых моряков. Ознакомившись с содержанием радиограммы, секретарь судового комитета Андрей Цыкин разрешил радисту Василию Шишкану передать ее в Петроград. Моряки торговых судов Одесского порта сообщали Советскому правительству: «Принимая во внимание, что вопрос об уплате жалования денежными знаками связан с вопросом о власти, Чрезвычайное делегатское собрание Союза торговых моряков постановило: власть Украинской Центральной рады не признавать и от получения выпущенных ею денежных знаков отказаться» {48}.

Кремлянский сообщил Цыкину, что делегатское собрание моряков постановило объявить об этом всем политическим, демократическим и рабочим организациям, предлагая им присоединиться к такому решению.