9. XX век – эпоха крутых переломов
Вернемся в 1943 год. Александровский многое рассказал партизанскому начальнику особого отдела Заварыкину. Подробно остановился на том, что произошло с ним в лагере для военнопленных в городе Борисове. О его освобождении из лагеря Столяровой и Мухиными.
На сообщение начальника особого отдела партизанской бригады имени Щорса Москва отреагировала незамедлительно.
Поздней осенью 1943-го года из партизанского отряда западнее Минска вылетели два самолета По-2.
В одном из них Сергей Сергеевич размышлял:
«По какой причине меня вызвали в Москву? В партизанском отряде боевые дела складывались нормально. Лично я расстрелял десяток фашистов. Из-за чего и кому я понадобился в Москве?»
Через четыре часа партизанский радист принял радиограмму:
«Объект «ПО» попал под заградительный огонь противника».
Радиограмму прочитал начальник особого отдела Заварыкин, вздохнул:
– Пусть земля будет пухом Сергею Сергеевичу…
А в это время близ Москвы на специальном аэродроме приземлился один из двух вылетевших с партизанского аэродрома самолет По-2. К нему подкатил «виллис». Из него выскочили майор и солдат с автоматом. Они подбежали к самолетному трапу.
Александровского посадили в «виллис» на заднем сиденье, рядом с автоматчиком. Сергей Сергеевич воскликнул:
– Как я рад быть в Москве! Дышать московским воздухом!
Сопровождающие молчали.
– По какой причине меня срочно вызвали?
В ответ молчание.
– Скажите, кто меня срочно вызвал из партизанского отряда? Михаил Иванович Калинин?
И снова сопровождающие не проронили ни слова.
В центре Москвы автомобиль остановился. Майор спросил:
– Вам знаком этот дом.
Здесь должны жить мои братья.
– Сейчас мы вместе с вами пройдем в квартиру вашего брата Андрея Сергеевича и вы ему скажете:
– Я приехал с фронта и буду по делу в штабе партизанского движения.
– Почему мой брат должен знать о штабе фронта? Что за несуразица?
– Делайте, что вам говорят!
Так московские родственники узнали о прибытии Сергей Сергеевича в Москву. И более ничего!
… «Виллис» остановился возле железных ворот. Они раскрылись. Внутри двора были здания серого цвета. В одном из них Александровский был заперт в одиночной камере.
Допросы вели разные следователи. Их методику ведения следствия красочно описал киносценарист и режиссер Валерий Семенович Фрид в своей книге лагерных воспоминаний «58 с половиной, Записка лагерного придурка» (опубликована в журнале «Киносценарии»). В 1944 году Валерий Семенович был осужден за антисоветские разговоры во ВГИКе (Всесоюзном государственном институте кинематографии) и отсидел 10 лет в северных лагерях. После отсидки окончил ВГИК, написал сценарии многих советских фильмов «Овод», «Экипаж», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» и других. Привожу отрывок из его воспоминания о пребывании на Лубянке:
«На основании личного опыта я мог бы написать краткую инструкцию для начинающих следователей-чекистов «Как добиться от подследственного нужных показаний, избегая по возможности мер физического воздействия»:
Пункт I. Для начала посадить в одиночку. (Я сидел дважды, две недели на Малой Лубянке и месяц на Большой).
Пункт II. Унижать, издеваться над ним и его близкими. («Фрид, трам-тарарам, мы тебя будем судить за половые извращения». – «Почему?» – «Ты, вместо того чтобы е… свою Нинку, занимался с ней антисоветской агитацией»).
Пункт III. Грозить карцером, лишением передач, избиением, демонстрируя для наглядности резиновую дубинку.
Пункт IV. Подсадить к нему в камеру хотя бы одного, кто на своей шкуре испытал, что резиновая дубинка – это не пустая угроза. (С Юликом Дунским сидел Александровский, наш посол в довоенной Праге. Его били так, что треснуло нёбо).
Пункт V. Через камерную «наседку» внушать сознание полной бесполезности сопротивления… и т. д.
… Вообще-то на Лубянке били сурово. Я уже упоминал про треснувшее небо Александровского, соседа Юлика по камере. Двадцатидвухлетнему Юлику он казался стариком. На самом деле Александровскому было тогда меньше пятидесяти – об этом мне сказал недавно его сын. «Старик», кроме того, что был нашим послом в довоенной Праге, первым перевел на русский рассказы Чапека. Во время войны он оказался на оккупированной территории и выдавал себя за неграмотного крестьянина, чтобы не вызвать интереса оккупационных властей. Зато вызвал живейший интерес советских органов: его привезли на Лубянку, потребовали признаться, что сотрудничал с фашистами – и били нещадно. Скорей всего, это были несанкционированные побои, следовательский экспромт. (Да и самому Юлику следователь пару раз вмазал сапогом по ноге.) А на серьезную обработку резиновой дубинкой требовалась, говорили, санкция высокого начальства – и присутствие врача… Но кто за этим следил?»
Для Александровского санкции были выданы. Но кем?
В то время в СССР были три «Смерша» (ВИКИПЕДИЯ):
– Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны (НКО) – военная контрразведка, начальник – В. С. Абакумов. Подчинялось непосредственно наркому обороны И. В. Сталину.
– Управление контрразведки «Смерш» Наркомата Военно-Морского Флота, начальник – генерал?лейтенант береговой службы П. А. Гладков. Подчинялось наркому флота Н. Г. Кузнецову.
– Отдел контрразведки «Смерш» Наркомата внутренних дел, начальник – С. П. Юхимович. Подчинялся наркому Л. П. Берии.
Все трое почти не соприкасались друг с другом. Может быть, только лишь во время рассмотрения следственного дела на заседании особого совещания. Да и особые совещания были у «Смершей» разные. Какой из них занимался Александровским? Судя по воспоминаниям Фрида – Бериевский. Делом агента «Байкал-60» Козлова занимался Сталинский «Смерш». Поэтому и стыковки между делом Александровского и отчетом Козлова о разведывательной работе в Борисове не было.
После Победы Козлов был переправлен из Франции в Москву. Там встретился со своей женой Евдокией Тимофеевной Вилковой.
Она приехала из Германии с чемоданом с личными вещами. Чемодан был с двойным дном – в тайнике лежали фотографии и документы о деятельности "Сатурна".
Вы представляете, какой богатейший секретный материал привезла для «Смерша» Евдокия! Он был передан в сталинский «Смерш». Конечно, бериевский «Смерш» его не получил.
Козлов, воспользовался чемоданом жены и тут же написал подробнейший отчет о своей работе. Помог удивительный тайник Евдокии.
Александру и Евдокии сталинским «Смершем» было приказано молчать. Александр нарушил молчание и получил срок – три года. Только с позволения министра государственной безопасности Андропова он разговорился. А Евдокия молчала до конца XX столетия.
Переместимся в 1944 год. В Москве, на улице Горького, в доме номер шесть изумительной красоты женщина читала письмо, доставленное из недавно освобожденного Харькова:
«Дорогая Кларочка! Как мы рады, что пришла наша родная Красная Армия!.. Представить даже не сможешь, как издевались над нами фашисты. Дочку твоего брата – твою любимую племянницу – в 1942 году эсэсовцы сожгли в душегубке…»
По щекам потекли слезы. Что такое фашизм, Клара представляла. С ними соприкоснулась еще в 1920 году в Берлине. Фашистские молодчики пытал прикончить ее мужа – представителя дипломатических кругов Советской России Александровского.
Достала из ящика письменного стола солдатский «треугольник»:
«Ваш муж просил меня написать вам, если я останусь живым и перейду линию фронта. С Сергеем я расстался в конце октября 1941 года. Мы попали в окружение. Разделились на группы, чтобы легче было пробраться к своим. Сообщите, пожалуйста, сумел ли Сергей выбраться из немецкого ада?»
Клара подумала: «Выбрался, мой Серж. Но где он теперь? Его видел брат Андрей. Но почему Серж пропал? Что ответить автору письма?»
… Придя в себя после пыток, на очередном допросе, Серж попытался приподнялся с каменного пола. Снова забытье. Когда очнулся, попытался вспомнить происшедшее.
… Дипломатическая служба в Чехословакии отошла в прошлое еще в 1939– ом году. Последующие пару лет – он простой советский гражданин. Утром на службе в юридической конторе его ждали простые советские люди с жалобами на притеснения на работе или с инцидентами на улице, или на вокзале, с квартирными грабежами… Александровский вникал в каждое дело, пытался разобраться согласно Римскому праву, изученному в Мангеймской торговой академии. Ему советовал его коллега-адвокат:
– Сергей Сергеевич, вы забываете, у нас право революционное, советское, московское, а не какое-то римское. Наше московское право – телефонное. Мы работаем не как в старину, У нас технический прогресс.
Сергей Сергеевич удивлялся, переспрашивал:
– Что такое телефонное право? В Мангейнме мне не приходилось изучать что либо подобное.
– Отстали вы от советской жизни, Сергей Сергеевич, – слышал он в ответ, – телефонное право – это когда…
Ему на ушко добродетели разъясняли:
– Это когда народный комиссар или НКВД по телефону разъясняют, как поступить с жалобщиком.
…После очередных побоев приходили в голову, если она еще была способна соображать, такие мысли:
«И все же почему Сталин не ликвидировал меня тогда, в довоенную пору? Не было достаточно компромата? А что сейчас он уже есть? Меня взяли в плен, не сам сдался… С кем были контакты в лагере? С немецким офицером. Каким-то странным он был. Вербовал других в немецкую контрразведку. А мне посоветовал бежать из лагеря… Да, странно все это… Расскажешь о вербовке другими офицерами, пришьют статью…».
Дверь камера заскрежетала:
– Александровский! На допрос!
… А в это время в аналогичном служебном помещении не менее «вежливый» следователь из бериевского «Смерша» вел допрос Клары Спиваковской-Александровской. Вопросы задавались житейские, ответы звучали искренне.
– В каких странах вы жили до замужества?
– Политически во всех европейских.
– Что вас заставило выйти замуж за Александровского?
– Любовь
– Вы были дружны с супругой президента Бенеша?
– Мне, как жене посла, нельзя было отказываться от приглашений мадам Бенеш на чашечку кофе. Отказ мог бы нанести вред дружеским взаимоотношениям между нашими странами.
– Встречались ли вы и ваш муж в Чехословакии с Бухариным?
– По долгу службы муж должен был зарегистрировать Бухарина в посольстве во время его пребывания в Праге.
– С кем вы еще общались в Праге?
– Со всеми, кто проявлял интерес к нашей стране…
В конце допроса следователь попросил Клару подписать протокол. Клара прочитала:
«… не отрицает многочисленные связи с иностранцами и врагами народа, что не исключает шпионских взаимоотношений».
Клара категорически заявила:
– В протоколе – ложь! Не шпионила!
Следователь улыбнулся:
– В протоколе написано «не исключает»!
– Должно быть не «не исключает», а «исключено. Две буквы «не» и вы меня подводите под предательство.
– Вы правы. В СССР предателей расстреливают. Но как вы можете отрицать измену, если ваш муж во всем сознался! И в шпионаже, и в предательстве, и в измене.
– Не верю! – прошептала Клара и чуть не упала со стула.
Берия утвердил «Дело» на Спиваковскую. В нем имелось заключение:
«Следствием установлено, что Спивковская, являясь с 1918 года женой Александровского, своими связями с иностранцами и поведением дискредитовала СССР, а именно:
1. Являясь женой бывшего посла СССР в Чехословакии С.С. Александровского, поддерживала неофициальные взаимоотношения с женой президента Чехословакии, что могло привести к возникновения шпионских связей.
2. Находясь почти во всех странах Западной Европы, вращалась среди врагов народа, разоблаченных шпионов и заговорщиков, как-то Бухарина, Крестинского, Раковского, Карузо и других враждебных СССР элементов.
3. Спиваковская, имея неофициальные связи с иностранцами и врагами народа, получала от них подарки.
4. Муж Спиваковской С.С. Александровской арестован за шпионаж…
Спиваковская о наличии у нее подозрительных связей с иностранцами виновной себя признала. Шпионскую деятельность отрицает.
На основании изложенного выше «Дело» по обвинению Спиваковской направить Особому совещанию на рассмотрение Особого совещания…»
Особое совещание приговорило Клару Спиваковскую к заключению в лагерь.
В аналогичном кабинете допрашивали известного певца Вадима Козина:
– Ты, подонок, неоднократно встречался с иностранцами. Когда установил шпионские контакты с английским посольством?
– Я не политик. Я человек искусства. Песни нужны всем. Но я патриот Родины. Ее никогда не придавал.
Удар в лицо. По рубашке потекла кровь.
– Есть свидетели. Они уже дали показания о твоих концертах на неофициальных вечерах на дачах иностранных дипломатов.
– Показания о шпионских концертах? Какая чушь!
– На твоих концертах бывал враг народа Бухарин. Он печатал хвалебные статьи о тебе.
– Газета «Правда» и ее редактор Бухарин сообщали читателям только правду. Если народу нравятся танго, что исполняю я, то неужели «Правда» должна была это скрывать? Неужели я шпион только потому, что Сталин предпочитает оперу и балет в Большом театре.
– Не только оперу и балет, но и драму во МХАТе.
– Одним из актеров драмы страны являюсь и я. Убейте меня, но исполнять фальшивые ноты я не намерен.
… Вадим Козин был осужден Особым совещанием, этапирован на Колыму и водворен в лагерь.
Вадим Козин на золотых приисках потерял голос. Так и стался жить в Магадане.
И снова 1944 год. Связная из партизанской группы Столяровой предупредили ее, что она попала в поле зрения абверовцев. Пришлось ей, не мешкая, собрать вещички и вместе с мужем и сыном убегать к партизанам. Столярова сообразила, что к бригаде имени Щорса оккупанты пути перерезали. Пришлось им другими тропами добираться до отряда «За Родину!».
Командир отряда Иван Артемьевич Бессмертный поручил Александре Ивановне быть партизанским врачом. Ее муж стал пулеметчиком, конюхом и ветеринаром одновременно. Пригодился в партизанском отряде и Володя. Юный четырнадцатилетний разведчик – еще мальчишка, разве он мог вызвать подозрение, если бы забрел в поисках куска хлеба в деревню? Конечно, не хлеб нужен был Володе, а сведения о немцах!
Владимир Николаевич Дедюшко рассказал мне, как перед освобождением Белоруссии советскими войсками, фашисты пытаясь ликвидировать партизан. Отряд «За Родину» оказался в огромнейшей болотистой топи. Партизаны находились тогда буквально перед выбором утонуть в болотной жижи или погибнуть от рук фашистских подонков.
– На нас пикировали и бросали бомбы фашистские стервятники. Над головой задевая ветки, трещали разрывные пули, – вспоминал, не скрывая слез, Владимир Николаевич, – рядом рвались мины, обдавая нас болотной грязью. А каково было моей матери! Ей ведь надо было оказывать в болотной жиже раненым медицинскую помощь!
В этом болотном аду Володю послали на разведку. Ночью, выбравшись из болота в лесную чащу, он подполз к небольшой деревеньке. Перед ним открылась страшная картина. Обугленные останки изб с печными трубами. Из земляных щелей выбирались старухи. К ним бежали красноармейцы!
– Наконец-то для нас, партизан, война закончилась! – закричал Володя и бегом устремился к краю болота, чтобы сообщить своему партизанскому отряду «За Родину» радостную весть.
Действительно, поздно восторжествовала справедливость для Александра Ивановича Козлова.
Не дожила до этого часа супруга ветерана Марфа Васильевна.
Читатель спросит:
– Почему супруга Козлова Марфа Васильевна, а не Евдокия Тимофеевна?
Потому что в экстремальных условиях человек может быть героем, а в повседневных – геройские качества иногда покидают его.
Так и случилось с Александром Ивановичем Козловым.
Помните, как после окончания войны Александр Иванович оказался в родном городке Александровске? Без работы, без денег, без пищи! На руках младенец. Евдокия разрывается – работает в больнице медсестрой. Надо растить ребенка. Прибежала из больницы, а сынок голеньким ползает по земляному полу. В халупе, в которой они нашли пристанище, был земляной пол. К тому же за мужем следят правоохранители!
Не выдержали у Александра Ивановича нервы и сердце, стал пить, решил застрелиться! Только оружия нет…
Плюнула Евдокия на этот кошмар и решила уехать с сыночком к родственникам в Саратовскую область. Позвала с собой Сашу. Он ни в какую – и в Саратове для меня – пленного будет от ворот поворот, не хочу быть на шее у твоих родственников. Вот так и распалась семья. У фашистов семья держалась друг за друга из-за угрозы расстрела. Из-за любви тоже. В Советском Союзе расстрел не предвиделся, да жизнь началась проклятущая. А потом был военный трибунал в Москве, казахстанская зона.
После зоны снова Александровск, снова неустроенность, пьянство. Подобрала Александра Ивановича Александровская девушка Марфуша, выходила, зажили они счастливо. Да только было ли счастье полным, ведь в Саратовской области проживали его первая жена, вынесшая тяготы фашизма, и его сын.
Прошли десятилетия. Александр Иванович приехал в Борисов на встречу борисовских партизан. Через месяц прислал Евдокии письмо:
«В декабре я ездил в Белоруссию по приглашению. Было много встреч и разговоров. Встречался я и с генерал-лейтенантом, бывшим сотрудником «СМЕРШа». Он много мне поведал того, чего я не знал. В частности он сказал, что долгое время меня держали в тени и следили за мной из-за того, что мы с тобой разошлись. В КГБ не могли понять, почему распался наш брак. Вынесли вместе фашистские невзгоды, были на волосок от смерти. Пройти такой сложный и опасный путь вместе… Могло бы было быть все иначе в нашей с тобой жизни. …Но такой эпилог… Да, разбили мы с тобой кувшин счастья».
Всякое в жизни бывает. Но чтобы пережить угрозы расстрелов и впоследствии не понять друг друга и разойтись, как в море корабли? Что скрепляет семью? Дети и любовь. Под расстрелами семья еще держалась. А потом обнаружилось, что цементирующей любви не оказалось.
С.С. Александровского расстреляли 4 августа 1945 года (по другим источникам 17 августа) за предательство, заключавшееся в даче согласия на сотрудничество с «Абверкомандой-103». Сталинский «Смерш» и Бериевский «Смерш» были в какой-то степени конкурентами и не могли контактировать друг с другом даже по проблемам судеб своих разведчиков. Поторопились в Бериевском Особом совещании расстрелять Александровского даже без его признательского показания. Потянул бы Бериевский «Смерш» волынку с Сергеем Сергеевичем еще с полгодика (или с годик), может быть узнал бы за эти полгодика (или годик) Берия от Сталинского «Смерша» все подробности о деятельности сталинского агента «Байкала-60» в Абверкоманде-103? Скорее всего, спешил Берия покончить с Александровским по веской причине. Лаврентий Павлович был назначен Сталиным главой Советского Атомного проекта. Неужели Сергей Сергеевич стал для Берия обузой при создании Советской Атомной Бомбы?
Уважаемые читатели, вернемся к материалу «Жизнь и смерть дипломата», опубликованному журналистом А. Остальским 28 июля 1989 года в газете «Извести» (№ 209):
В 1953 году «в популярном московском театре "Эрмитаж" вечерами шли концерты Аркадия Райкина. Концерты пользовались успехом, и в многолюдной толпе можно было легко затеряться. На это, наверно, и рассчитывал молодой человек, жавшийся к деревянной стене театра. Не сразу можно было разглядеть в нем семейное сходство с Сергеем Александровским. И все же это был его сын Саша. В "Эрмитаж" его привела не столько страсть к искусству, сколько надежда незаметно остаться после окончания спектакля в зрительном зале и переночевать на какой-нибудь лавке.
Конечно, это был совершенно безрассудный поступок с его стороны – бежать из ссылки, да еще ринуться в родной город, в столицу. Он и сам понимал, как невелики его шансы избежать ареста. А ведь за побег ему грозили 25 лет лагерей. Но надежда, появившаяся после смерти Сталина (все горести его семьи уже давно и прочно были связаны в его сознании с этим именем), была сильнее соображений разума. И в Москву он бежал главным образом для того, чтобы вновь, через восемь лет после казни отца, попытаться восстановить его доброе имя. Для этого им было заготовлено множество петиций в самые разные адреса – от прокуратуры и ЦК до коллегии адвокатов.
Добравшись чудом до Москвы, Александр Александровский обнаружил, что ему негде ночевать: ни родственники, ни друзья не хотели рисковать из-за него.
При входе в "Эрмитаж" он вдруг заметил знакомую девушку Надю. Оказалось, что она работает в театре билетершей. Надя была ему так искренне рада, что Саша сам не заметил, как все ей рассказал.
– Я знаю, кто тебе может помочь. Подожди здесь, – сказала Надя.
Прошло всего несколько минут, и Саша увидел перед собой Райкина.
– Это вы тот молодой человек, которому негде ночевать? – спросил он. Саша кивнул.
– Сядьте незаметно в мою машину, вас отвезут ко мне на дачу, – сказал Райкин.
Почти двадцать дней Саша прожил на даче, которую Райкин снимал в Подмосковье. Артист не расспрашивал его ни о чем…
Возможно, Александр был бы на свободе и дольше, не решись он на поступок, уже совсем отчаянный. Мать просила его отправить из Москвы весточку родственникам в США, с которыми, находясь в ссылке, долгие годы не имела никакой связи. Письма из Сибири в Америку, естественно, не доходили. Но Саша логично предполагал, что и письмо, опущенное в почтовый ящик в Москве, вряд ли достигнет адресата. Поэтому он пошел на настоящую авантюру по тем временам: воспользовавшись замешательством милиционера, проник в здание посольства США в Москве, передал кому-то приготовленное письмо и тут же вышел. Его, естественно, уже поджидали…
И вот тут Саше невероятно повезло. По всем нормальным меркам ему должно было быть уготовано суровое наказание, а то и обвинение в шпионаже. Но через несколько дней после того, как Саша попал в здание на Лубянке, там началось что-то неописуемое: по коридорам бегали взмыленные люди, хлопали двери, кого-то вели куда-то вооруженные люди, в кабинетах из ящиков письменных столов вытряхивали содержимое. Потом все-таки нашелся человек, занявшийся его судьбой. Но и ему, видно, тоже было некогда: он велел просто отправить Сашу назад, в Сибирь, под конвоем, без всякого разбирательства. Александр не знал, что, пока он сидел в одиночной камере, был арестован Берия, и уже начался демонтаж подчиненного ему огромного механизма репрессий…»
Прошли еще три долгих, мучительных года. В 1956 году постановлением Военной коллегии Верховного Суда СССР Сергей Сергеевич Александровский был полностью реабилитирован "за отсутствием состава преступления" и посмертно восстановлен в КПСС.
В начале августа 1956 года Кларе Давидовне Александровской специальный нарочный вручил пакет. В нем находился документ:
«С П Р А В К А
Дело по обвинению Александровского Сергея Сергеевича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 23 июня 1956 года.
Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 2-го августа 1945 года в отношении Сергея Сергеевича Александровского отменено, дело за отсутствием состава преступления прекращено, и он посмертно реабилитирован.
Председатель Судебного состава Военной Коллегии Верховного Суда СССР, полковник юстиции В. Стучек».
Семья Александровского тоже была реабилитирована и вернулась из сибирской ссылки в Москву.
Продолжение материала «Жизнь и смерть дипломата» заставляет задуматься:
«Но Александр Сергеевич был не до конца удовлетворен. Его не покидало ощущение, что реабилитация была слишком тихой, никому не заметной, что доброе имя отца восстановлено не полностью, что его моральный долг – добиваться большего. И вот уже более тридцати лет он старается этот долг выполнить.
Вновь и вновь обращается он в правительство, к руководству МИД СССР с просьбой о «публичной реабилитации». Он хочет, чтобы на всю страну было заявлено: С.С. Александровский никогда не был шпионом и изменником Родины, он был честным человеком, отдавшим своей стране всю свою жизнь и талант. Однако во всех публикациях 60-х и 70-х годов об Александровском тот факт, что он был незаконно репрессирован, замалчивался. И вот только теперь, кажется, никто и ничто не мешает рассказывать правду о судьбе Александровского. Это тем более уместно, что в эти дни исполняется сто лет со дня его рождения».
Напомню, материал журналиста А. Остальского был опубликован в газете «Извести» в 1989 году к столетию со рождения С.С. Александровского. В 2014 году Сергею Сергеевичу исполнилось бы 125 лет. Пусть будет эта книга добрым напоминанием об этом интереснейшем человеке.