НАША БОРЬБА В БЕЛОСТОКЕ[32] . Стенограмма и письмо Ривы Ефимовны Шиндер-Войсковской. Литературная обработка Р. Ковнатор.
НАША БОРЬБА В БЕЛОСТОКЕ[32].
Стенограмма и письмо Ривы Ефимовны Шиндер-Войсковской. Литературная обработка Р. Ковнатор.
Меня зовут Рива Ефимовна Шиндер-Войсковская. Я родилась в Западной Белоруссии, в местечке Крынки. Мои родители были небогаты, но стремились дать своим детям хорошее образование. Как все жители нашего местечка, они хотели, чтобы дети ”вышли в люди” и были избавлены от непрочного, безрадостного существования ”людей воздуха”. Я получила поэтому возможность учиться. Я окончила среднюю школу в Гродно, в 1923 году окончила Педагогический институт в Варшаве. Много лет я работала педагогом в еврейских школах Брест-Литовска и Лодзи, где преподавала историю. Я любила свою работу и могу сказать, что и ребята хорошо относились к занятиям. На уроках бывало тихо, многие мои ученики увлекались предметом и читали книги, непредусмотренные программой. Было очень приятно видеть, как работает и развивается живой, пытливый детский ум. Моя педагогическая деятельность прервалась совершенно неожиданно. В 1932 году меня арестовали за коммунистическую деятельность, а после освобождения из тюрьмы лишили права работать в школе. Долгое время я была безработной, а потом работала шпунтовщицей на текстильной фабрике. Когда началась Вторая мировая война, я жила в Лодзи. 1 сентября 1939 года вместе с мужем мы вышли из Лодзи и пошли по направлению к Белостоку. Мы дошли до моего родного местечка Крынки (это в 40 км от Белостока), где я стала работать директором школы; вскоре мы переехали в Белосток.
Красная Армия освободила Западную Белоруссию, в городах и местечках шло бурное культурно-хозяйственное строительство. Радостно было жить и работать!
Предательское нападение Гитлера 22 июня 1941 года, точно острым ножом, разрезало нашу жизнь.
Немцы вошли в Белосток 27 июня, эвакуироваться почти никто не успел. В Белостоке в 1941 году жило 100 тысяч человек, из них примерно 50% евреев. Немцы сразу начали бесчинствовать; было ясно, что меч смерти занесен над нашим народом. Когда немцы вошли в город, первое, что они сделали, это сожгли несколько улиц одного из еврейских районов. Для ”чистого” озорства они сожгли несколько домов вместе с людьми. В первую же субботу своего хозяйничанья они подожгли синагогу, в которой было 300 мужчин.
Гитлеровцы хотели в первую очередь истребить мужское еврейское население. Они охотились за мужчинами на улицах, входили в дома и забирали их, не считаясь ни с возрастом, ни с положением, ни со здоровьем. Мужчины выходили на улицу и... исчезали. Вначале мужчин забирали под предлогом отправки на работу. Но эти тысячи мужчин ”вывозились” в ”неизвестном направлении” и всякий след их терялся.
Особенно яростно и последовательно истребляли немцы еврейскую интеллигенцию.
Гитлеровцы не только физически хотели уничтожить человека, они хотели убить его достоинство, его боевой дух. Фашистские изверги, стараясь унизить человека, придумывали всевозможные моральные пытки. Несомненно, главным образом на моральное унижение был рассчитан строгий приказ о ношении на груди и спине так называемых лат с желтой звездой. Многие склонны думать, что это не имело особого значения. Они говорят: ”Ну, пусть желтые звезды, но ведь нас не убивали, не терзали”. Это неправда. Мы испытывали чувство мучительного стыда и позора. Многие неделями не выходили на улицу. Со мной лично произошел такой случай. Когда я в первый раз со своим ”украшением” вышла на улицу, группа немцев переходила дорогу. Они и некоторые присоединившиеся к ним прохожие бросились на меня и начали выкрикивать страшные ругательства. Я прислонилась к стене. От негодования и горя слезы застилали мне глаза, и я не могла произнести ни слова. Вдруг, слышу, кто-то положил мне руку на плечо. Я оглянулась: это был пожилой поляк. Он сказал: ”Дитя мое, ты не расстраивайся и не обижайся. Пусть будет стыдно тем, кто это сделал”. Он взял меня за руку и повел с собой.
Эта встреча произвела на меня большое впечатление. Я поняла, что еще не все кончено, что есть честные и стойкие люди. Немцам не удастся разложить и опутать всех своей страшной человеконенавистнической политикой.
Мысли о борьбе не покидали меня с первого же момента. Я понимала, что своей посильной борьбой мы можем помочь нашей родной Красной Армии, только борьбой мы можем спасти свое достоинство и честь граждан и евреев.
12 июля 1941 года вместе с несколькими тысячами других мужчин забрали и моего мужа. Велико было мое горе. Но я видела, что оно — частица общенародного горя.
Бороться, мстить немцам — вот единственное желание, которое пронизало мое существо и жгло мою кровь.
Немцы потребовали колоссальную контрибуцию: один миллион рублей, несколько килограммов золота и серебра и т. д. Все это надо было доставить в течение двух суток, в противном случае они грозились сжечь еврейский район и уничтожить все еврейское население.
Можно себе представить, как трудно было выполнить это грабительское распоряжение. Были случаи, когда в еврейскую общину приходили поляки, приносили золотые вещи и говорили: ”Возьмите от нас, спасите еврейское население, ваших и наших братьев”. Вообще, надо сказать, что в эти тяжелые дни ярко проявилась дружба польского и еврейского народов. Конечно, немцам удалось организовать некоторых польских подонков и натравить их на беззащитных и преследуемых евреев. Но лучшая часть польской интеллигенции, честные люди народа, чем могли — помогали нам.
Когда была собрана контрибуция, вышло новое распоряжение: все евреи должны перейти в гетто. На каждого человека, согласно распоряжению, приходилось 3 метра, но на самом деле эта жилищная ”норма” была еще меньше; в маленьких комнатушках ютились по две и более семьи. Вещи надо было переносить на себе: немцы запрещали полякам оказывать какую бы то ни было помощь. Конечно, многие с этим не считались и давали евреям подводы. Мне тоже поляки дали подводу, кроме того, я несла в руках большой узел.
Ко мне подошла совершенно незнакомая польская женщина и предложила понести узел; в эти дни было немало случаев, когда немецкие солдаты и местные хулиганы вырывали из рук евреев вещи.
1 августа евреи Белостока были заперты в гетто.
Гетто — это тюрьма; нет, тюрьма — это слишком слабое определение. Гетто — это голод, это унизительный гнет, это расстрелы, виселицы, массовые убийства.
Люди были во власти полного произвола. Гестаповцы входили в дома, когда хотели, они забирали все, что им только нравилось.
На воротах гетто висело объявление, что вносить продукты нельзя. За обнаружение любого, хотя бы самого незначительного количества продуктов — расстрел.
Стали людей отбирать на работу. Отобранным выдавали справку, в которой указывалось, по каким улицам им разрешается хождение. Тех, кого встречали на улицах, не указанных и не перечисленных в удостоверениях, арестовывали и расстреливали.
Евреям разрешалось ходить только по мостовой. Я сама знаю случаи, когда жестоко избивали людей только за то, что они при проезде автомобилей, отстраняясь от машины, ставили ногу на тротуар.
Но все злодеяния немцев не могли уничтожить боевой дух человека, его любовь к свободе.
Несмотря на страшный террор, в декабре 1941 года организовалась антифашистская организация. Большую роль в ней играли польские товарищи — Тадеуш Якубовский, Нюра Черняковская и некоторые другие. Я была секретарем Комитета.
Мне надо было получить возможность выходить из гетто, чтобы поддерживать связь с польскими и белорусскими товарищами. Через одного знакомого мне удалось получить место уборщицы на фабрике.
Огромную работу проводил Комитет в условиях нечеловеческого террора и жесточайших преследований. Гетто неуклонно верило в победу Красной Армии. Преклонимся перед величием духа этих людей!
В гетто хорошо была налажена радиосвязь; почти ежедневно слушались сводки Совинформбюро и английские сводки.
Внук старушки Брамзон работал радиомехаником в немецком ”Шлоссе”.
Он принимал сводки на немецком языке, удавалось ему слушать и английские передачи. Вечерами, едва только юноша появлялся, к нему домой приходила не только молодежь, но и самые обыкновенные пожилые евреи. И надо было видеть, с каким напряженным вниманием следили люди за картой, бог весть как сохранившейся в этом аду, с какой радостью и восхищением отмечали они освобожденные от немецких извергов города! Внук Брамзон был далеко не единственным и не главным источником нашей радиоинформации.
У нас был свой радиоинформатор, товарищ Сальман, который имеет большие заслуги перед антифашистской организацией.
В гетто у него погибли жена и сын; всю жизнь он отдал борьбе с немецкими людоедами.
Товарищ Сальман знал несколько языков и стенографию. Это ему очень помогало. Он работал в необыкновенно трудных условиях. Только беспредельная самоотверженность и железная воля бойца помогали ему преодолеть все.
Радио находилось в яме под землей, где едва-едва мог уместиться один человек; писать приходилось на коленях. Зимой, при сильных морозах, это было дьявольски тяжело, но товарищ Сальман ни на один день не оставлял своего поста.
Надо вспомнить также братьев Кожец (позже партизан отряда ”26 лет Октября”), на квартире у которых долгое время хранился наш радиоаппарат.
Благодаря нашим самоотверженным радиоинформаторам, мы вели усиленную пропаганду, почти ежедневно выпуская сводки Совинформбюро и английских радиопередач.
Мы издали речи товарища Сталина, широко распространили материал о Треблинке, об Освенциме. Через надежных людей мы получили и распространили широкий материал о Варшаве.
”Техникой” нам служили пишущие машинки и гектографы: с этим дело обстояло неплохо.
В нашей организации состояла одна женщина, инженер-химик Муся Давидзон. Она работала в химической лаборатории той же фабрики, где я работала уборщицей. Она помогала в этом деле. Кроме того, я связалась с одним мастером-евреем, и с его помощью мне удалось забрать с фабрики гектограф. Я положила его в сумку, а сверху густо наложила кусочки дерева. Такое ”топливо” разрешалось приносить в гетто.
Кроме того, много материалов наши товарищи, работавшие на немецких фабриках, печатали на пишущих машинках.
Душой нашей ”техники” были Фрида Фел, Соня Ружевская, Квета Лякс. Позже они все погибли от немецкой руки...
Вся моя семья погибла в ноябре 1942 года. Сначала вывезли моих родных сестер с мужьями, потом других родных. Брата сначала оставили, а забрали его жену с ребенком, потом через три недели его тоже вывезли. Я осталась совсем одна.
Жители г. Белостока знали, что их ожидает. Ни у кого больше не было никаких иллюзий. Массовое уничтожение и истребление евреев были неопровержимыми фактами, но никто не хотел погибнуть без боя.
Каждый из нас знал, что сила врага несравнима с нашей, что враг вооружен до зубов, что бороться придется насмерть, но мы твердо решили без боя не отступать.
На квартирах Велвла Мессера, Берко Савицкого и других неоднократно происходили совещания антифашистов, на которых мы бурно обсуждали свои текущие дела и задачи.
С ведома и согласия организации, нашими людьми было проведено много актов саботажа на текстильных фабриках, на электростанциях, железной дороге, в железнодорожных мастерских станций Лапы, Старосельцы и др.
Изобретательность наших товарищей в борьбе с немцами была поистине неистощимой.
Так, Аня Лисковская пробралась на кухню СС и подбросила яд в котел. 50 немцев были отравлены, и мы справедливо это тоже отнесли в актив нашей организации!
У нас была установлена связь с партизанским движением. Связь была через группу советских военнопленных, которая бежала в лес и организовала партизанскую группу Мишки Сибиряка. Он трагически погиб потом. Он пошел в город на совещание, немцы узнали об этом и окружили дом. Мишка выскочил в окно, но его тяжело ранило. Один поляк укрыл его у себя, но позже он все-таки попал в лапы гестапо и погиб.
Разведочная работа нашей антифашистской организации помогала партизанскому движению, а после через партизанский штаб братьев Калиновских мы передавали ценные материалы в штаб Красной Армии. Отличными разведчиками были Аксенович, Лярек, Лейтиш и др. Чудеса отваги и бесстрашия проявили еврейские девушки — Мариля Ружицкая, Аня Руд, Лиза Чапник, Хайка Гроссман[33], Хася Белицкая[34], Броня Винницкая[35].
Через одного знакомого поляка, который работал в немецком паспортном отделении, они получили паспорта полячек. Они жили поэтому вне гетто: все преимущества этого положения они, естественно, использовали в интересах нашего дела.
Мы много помогали партизанам: мы им давали радиоаппараты, медикаменты, одежду.
Замечательной страницей в истории нашей антифашистской организации и Белостокского гетто была помощь советским военнопленным. Ее проводил комитет из трех человек: Лейбуш Мандельблат, сапожник из Варшавы, член польской компартии, служащая Юдита Новогрудская и Веля Кауфман.
Лагерь для военнопленных находился в Белостоке; в самом лагере находился комсостав, офицеры, а рядовых вывозили на работу в разные пункты. Надо было наладить связь с офицерами. Это сделать было очень трудно, так как лагерь был обнесен крепкими стенами с колючей проволокой.
Военнопленные страшно голодали.
Один механик по канализации, я не помню его фамилии, которому разрешали заходить на территорию лагеря, связался с офицером из лагеря. Механик был членом антифашистской организации; мы ему отдавали собранные продукты и медикаменты.
Как ни голодали в гетто, однако были самоотверженные люди, которые по-братски отдавали для советских военнопленных последнее.
На фабрике, где я работала, был один парень, который работал бригадиром у военнопленных. Мы ему приносили пайки, отрывая от себя последнее, и он их передавал. Однажды он нам сказал, что там выбрали одного старшину, который делит все между ними, и что пленные непременно хотят знать, кто им все это приносит. Тогда мы спрятались за деревья, потом пленные увидели нас; и это была трогательная сцена: они стали махать руками и улыбаться.
Помощь оказывали польские и еврейские женщины, работавшие на фабрике. Охрана убила одну девушку, принимавшую участие в работе комитета помощи военнопленным. Но даже эта расправа не устрашила людей.
Нам удалось помочь бежать одной группе из лагеря. Это были рядовые, которые жили в бараке.
В 1942 году Красная Армия бомбардировала Белосток. Многие воспользовались этим моментом и бежали из лагеря. Я с ними больше не встречалась.
Антифашистская организация заложила в гетто боевую организацию ”Самооборона”. Организацию надо было вооружить. Евреи работали в разных арсеналах оружия, в казармах. Презирая опасность, евреи выносили оружие из 10-го, 42-го полков, из арсеналов гестапо. На улицах гестапо очень часто проводило ревизии у прохожих, особенно у евреев. Можно себе представить, что значило для еврея пройти с оружием через весь город; но самое трудное было внести оружие в гетто. Ведь на воротах гетто висело объявление: ”Воспрещается вносить в гетто продукты — за внесение продуктов расстрел”. Внести в гетто несколько килограммов картошки значило рисковать жизнью. Можно ли себе представить тот страх, который надо преодолеть, ту меру бесстрашия и мужества, которую надо было проявить, чтобы пронести оружие в гетто? И все-таки оружие вносилось днем через ворота гетто, а ночью перебрасывалось через забор. Нередко снимали латы и днем проходили через город с оружием Марек Бух, Беркнвальд.
Берестовицкая внесла в гетто 8 пистолетов и много боеприпасов. Натек Гольдштейн и Рувим Левин, которые потом геройски погибли в партизанах, вынесли ночью из арсенала гестапо 24 десятизарядки и 20 винтовок — и внесли в гетто. Сохачевский Ежи (позже командир еврейской партизанской группы ”Вперед”) вынес пистолет из музея трофейного оружия гестапо; Мотл Черемошный вынес оттуда же винтовки. Много оружия внес в гетто Муля Нагт, который известен под партизанским именем ”Володя”.
Трудно перечислить все факты и всех участников этой работы. Вечная слава их светлым именам!
Оружие проносилось также из польских деревень. Броня Винницкая перевозила оружие в чемодане из Гродно.
В гетто под руководством инженера Фарбера изготовлялись гранаты и взрывчатые материалы.
Обеспечить все население гетто оружием было невозможно. Зато многие дома были обеспечены разными отравляющими веществами.
Евреи, работавшие на фабрике Миллера, внесли в гетто несколько сот литров серной кислоты.
Этл Бытенская организовала самооборону в нескольких домах по Купеческой улице и обеспечила жителей этих домов серной кислотой и топорами.
Приближались самые страшные дни. Мы знали, что гитлеровские изверги проводили ликвидацию гетто в разных городах. В Белостоке они начали ликвидацию гетто в феврале 1943 года и полностью закончили свое кровавое дело в августе 1943 г.
Февраль 1943 года — это дни великих побед под Сталинградом! За свое поражение немцы решили отомстить евреям. 4 февраля 1943 года в 6 часов вечера жители Белостокского гетто уже знали, что в 4 часа утра 5 февраля начнется ”акция”. В 10 часов вечера люди читали сводки Совинформбюро, зная, что смерть неминуема. Но это их не устрашило. Не устрашило это героя Малмеда! Когда немцы появились в гетто, он первый убил гитлеровского бандита. Его жену и маленьких дочерей расстреляли на его глазах, сотни жителей его дома расстреляли, а самого Малмеда повесили. Труп его в течение 7 суток (столько продолжалась эта ”акция” в Белостоке) висел на улице Белой, и немцы не разрешали его снять. Сотни поляков подходили к забору гетто, чтобы поклониться телу неустрашимого борца!
Малмед был не единственный. Каждый дом фашистским убийцам пришлось брать, как крепость. Многие дома взрывали гранатами или поджигали.
Ничего удивительного, как стало известно позднее, что гестапо города Белостока оценило, что политически им ”акция” в Белостокском гетто не удалась.
Вторая ”акция” началась 15 августа 1943 года. Она началась внезапно, но это гитлеровцам не помогло. Никто не растерялся. Немцы бросили в гетто танки и самолеты. Борьба продолжалась целый месяц.
Вечно в благодарной памяти народа останутся светлые имена участников и руководителей восстания Белостокского гетто. Руководитель восстания Даниэль Мошкович и его заместитель Мордехай[36] посмертно награждены Польским правительством высшими наградами.
Хеля Шурек и ее десятилетняя дочь Бира, 70 юношей и девушек погибли геройской смертью, до последнего вздоха не выпуская из рук оружия. Велвл Волковыский спас десятки людей и направил их в еврейский партизанский отряд ”Вперед”. Он бесстрашно жертвовал своей жизнью, так же, как Калмен Берестовицкий, как Хаим Лапчинский, который сражался с топором в руках. Лейбуш Мандельблат сражался, будучи тяжело больным, с температурой 40°; не уходил с поля боя художник Миллер и сотни других.
Каждый, кто видел и знал, в каких страшных условиях жило еврейское население под гитлеровским игом, как героически оно сражалось с немецкими убийцами, поймет, как велик вклад евреев в дело разгрома немецкого фашизма. Все честные люди преклонились перед героическими подвигами борющихся белостокских евреев. Многие поляки давали нам оружие. Врублевский, Владек Мстышевский деятельно помогали евреям вооружаться. Несколько польских сапожников прятали на своих квартирах активных антифашистских борцов-евреев. Поляк Михаил Грушевский и его жена из деревни Конных спрятали в лесу группу евреев. Они заботились о них до тех пор, пока те не связались с партизанами.
Доктор Доха из деревни Жукевича, фельдшер Ришар Пилицкий оказывали помощь раненым еврейским партизанам.
Гестаповцы подвергли жестоким наказаниям жителей хутора Кременое, но, несмотря на это, они не переставали, чем только могли, помогать еврейским партизанам.
Много еврейских семей из Гродно спасли крестьяне деревень Гродненского района.
Те, кому удалось спастись из Белостокского гетто, бежали в лес. Немцы начали устраивать облавы. Одну девушку немцы поймали и расстреляли. Лесничий Маркевич вышел на большак и предупреждал: ”Не проходите мимо Лесничевки”. Он прятал евреев, приносил им пищу и оберегал, пока не пришли партизаны. Лесничего из лесничества ”Три столба” вместе с женой и маленькой дочерью немцы зимой раздели и голых пытали в лесу, но они не указали, где находятся еврейские партизаны, хотя прекрасно знали это место.
Я передала только некоторые факты из истории борьбы антифашистов Белостока и Белостокского района за три кошмарных года немецкой оккупации. Я рассказала очень немногое из того, что видела собственными глазами как активный участник этой жизни и борьбы.