«ВОКРУГ ЕЛЬЦИНА НЕТ НИ ОДНОЙ СВЕТЛОЙ, ПРОГРЕССИВНОЙ ГОЛОВЫ…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«ВОКРУГ ЕЛЬЦИНА НЕТ НИ ОДНОЙ СВЕТЛОЙ, ПРОГРЕССИВНОЙ ГОЛОВЫ…»

Нет никаких сомнений, что 28 съезд был не просто демонстрацией силы — в ходе его была избрана и опробована тактика сопротивления реформам Горбачева.

От Горбачева наряду с «умеренными реформаторами», типа Яковлева, Шеварднадзе, отсекались и «радикалы». Здесь ставка была сделана на раздувание взаимной неприязни Горбачева и Ельцина, вспыхнувшей на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС, с трибуны которого Ельцин обвинил Горбачева и его окружение в создании вокруг генсека атмосферы подобострастия. Натравливая Горбачева на Ельцина, реакция вбивала клин между Горбачевым и радикальными реформаторами, тем самым расчищая себе дорогу к ключевым постам в партии и государстве.

КГБ монополизировал каналы информирования президента и располагал немалыми возможностями по части влияния на него. Информация, поступающая из КГБ, постоянно убеждала Горбачева, что Ельцин и его окружение при любых обстоятельствах не пойдут с ним вместе, что Ельцин использует политические лозунги для прикрытия исключительно личных целей, которые заключаются в том, чтобы занять место Горбачева.

Вот несколько типичных цитат из донесений КГБ, обнаруженных следствием. «Ельцин настойчиво подчеркивает, что главная задача сейчас — «свалить» правительство Рыжкова…». «Гдлян намеревается опубликовать текст докладной записки, направленной им и Ивановым в 1986 году на имя М. С. Горбачева. Публикации этих материалов Гдлян придает очень важное значение, поскольку, по его мнению, в них «хорошо просматривается одна вещь: лжец Горбачев вместе с членами своего политического кружка пойман за руку. Если хорошо преподнести, то этот материал просто сражает…». «По данным от источника в руководстве МИД РСФСР, Ельцин планирует активизировать свои усилия с целью использования событий в Прибалтике, прежде всего в Литве, для возможного отстранения М. С. Горбачева от власти в СССР…»

Горбачеву внушалось, что Запад крайне отрицательно относится к Ельцину, что «обстановка в руководстве Российской федерации тяжелая и противоречивая», что Ельцина там с трудом переносят, что «вокруг него нет ни одной ясной и прогрессивной головы», что он «тяжело болен» и вот-вот рухнет, скошенный если не болезнью, то своими же сподвижниками.

Навязывая Горбачеву искаженную, однобокую информацию, его подталкивали к действиям в «нужном» направлении.

27 марта 1991 года, в канун внеочередного съезда народных депутатов России, на котором фракция коммунистов собиралась сместить Ельцина с поста председателя Верховного Совета РСФСР, в Москву были введены войска. Поводом, как тогда это объяснили, послужило письмо на имя президента СССР, подписанное 29-ю депутатами, которые просили Горбачева оградить съезд от морального террора манифестантов — сторонников Ельцина. Тогда вину за бряцанье оружием свалили на премьер-министра Валентина Павлова. Только узкий круг лиц знал, что в действительности ввод войск в Москву санкционировал Горбачев. А Павлов был всего лишь исполнителем. Решение о вводе армейских подразделений президент принял под информационным нажимом Владимира Крючкова и Бориса Пуго, которые приводили «неопровержимые доказательства», что в день открытия съезда манифестанты предпримут штурм Кремля.

Политические обозреватели отмечали огромный контраст между блестящими, уверенными действиями Горбачева на международной арене и его крайне непоследовательными метаниями внутри страны в поисках выхода из затянувшегося кризиса. Перспектива мгновенного перехода к рыночным отношениям пугала его. Эти опасения Горбачева умело подогревало окружение.

На рабочем столе президента множились докладные про то, что Запад, в том числе и США, оценивает программу «500 дней» как «нереалистичную» и «далекую от жизни».

Чем дольше медлил Горбачев, тем больше ухудшалась обстановка в стране. Топтание на месте для экономики, вынужденной жить по старым административным законам в условиях падения государственной дисциплины, неразберихи и неопределенности, было равносильно смерти. Переход к рынку в этих условиях становился все более проблематичным и по-настоящему страшным.