Часть вторая Путевка в жизнь
Часть вторая
Путевка в жизнь
Глава I
Трудный экзамен
Шестого января 1940 года Левка снова работал на утреннике. Вечернего концерта не было. Мальчик возвращался домой вместе с пианистом и по дороге рассказал ему о своей жизни.
— А знаешь, Левка, — сказал пианист, — кажется, я смогу тебе помочь. Я слышал от друзей, что в цирке нужен такой пацан, как ты!
— Что вы говорите! — с надеждой воскликнул Левка.
— Ну да! Я бы сразу сказал тебе, но я ведь не знал твоих планов. Сейчас там репетиция. Вчера смотрели каких-то ребят, может, уже взяли. Договоримся так: если мальчик уже не нужен, я не зайду, нужен — заскочу перед представлением.
Левка опечалился. Глянув на него, пианист сказал:
— А впрочем, зайду в любом случае, проведу тебя в цирк. Не был еще? Вот и сходишь.
Левка пришел домой, лег на ящик в ожидании вечера. Валерии он ничего рассказывать не стал, притворился спящим. Около шести пришел пианист.
— Здравствуй, Валерия, — сказал он. — Вот решил провести Левку в цирк.
— Завидую. Был бы Павел дома, — пошла бы с вами.
— А где он?
Валерия ничего не ответила, только безнадежно махнула рукой.
— Вы идите через проходную, я — другим ходом! — сказал Левка, поспешно натягивая на себя пальто.
Поясницу ломило, и он еле перелез через ограду. Пианист уже стоял на улице.
— Что, здорово болит?
— Сил нет...
— А если просматриваться придется?
— А придется? — спросил Левка, задыхаясь от волнения.
— Моли бога, чтобы понравился! Молодые артисты братья Волжанские готовят какой-то номер с лягушками. Они уже выбрали несколько пацанов, но если ты окажешься лучше — возьмут тебя. Конкурс страшный! От пацанья отбою нет! Пронюхали! Идут и идут!
— Спасибо! — сказал Левка. — Я знаю такой номер. Наверное, придется глотать лягушек, но я все равно согласен! Я хоть керосин, хоть бензин согласен пить, лишь бы в цирк взяли!
Обойдя здание цирка, они прошли через служебный ход. В нос резко ударил незнакомый еще Левке густой, тяжелый цирковой дух.
— Так пахнет только в цирке, больше нигде, — сказал пианист. — Тут и аммиак, и сырая глина, и навоз, и мыши, и черный хлеб, и конский пот, и звери, и опилки... И еще гримом пахнет, и пудрой, и лесной водой... Чуешь?
— Чую, — ответил Левка, стуча зубами.
На оборванного, дрожащего от холода Левку покосился сторож.
— Посторонним вход воспрещен!
— Я из оркестра, — сказал пианист, — вот пропуск. А мальчик — к Волжанским.
— Сколько же еще мальчиков к Волжанским будет ходить? Надоели уже. Весь день спрашивают...
— Мы обо всем договорились, — сказал пианист. — Жди меня здесь, Левка, я сейчас...
Пианист скрылся. Левка никак не мог согреться, хотя за кулисами было очень тепло. Конюшня тускло освещалась одной лампочкой. В стойлах дремали огромные жокейские лошади — першероны с длинными густыми хвостами и гривами. Напротив — клетки с хищниками, отгороженные деревянными барьерами. Всюду в беспорядке ящики с реквизитом, какие-то диковинные аппараты в чехлах.
За Левкиной спиной кто-то засопел.
Мальчик обернулся и увидел совсем рядом гималайского медведя. Зверь был привязан тонким ремешком к небольшому дверному колечку. Он с любопытством смотрел на Левку небольшими блестящими глазками, пытаясь дотянуться до него лапой. Левка поспешил отодвинуться подальше, к стойлам.
Тут его внимание привлекла маленькая лошадка-пони, у которой на спине мирно дремал петух. Женщина в белой косынке и синем халате делала лошадке «маникюр»: подрезала копыта длинным кривым ножом. Пони покусывала женщину за плечо.
— Не балуй, Огонек, — смеялась женщина.
В это время старый конюх принес и поставил перед женщиной ведро с белилами, и они принялись красить копыта Огонька, обматывать его ноги ослепительно белыми бинтами. Петух открыл желтый глаз, подмигнул Левке и снова притворился спящим.
Откуда-то вышмыгнула крошечная черная собачка, подбежала к конюху. Он отмахнулся.
— Не мешайся, Ишлоник!
«Странная кличка», — подумал Левка, с интересом наблюдая за резвой собачонкой. Ишлоник обнюхал его, смешно завилял обрубком хвоста и направился к белому першерону в коричневых яблоках. Они встретились, точно старые знакомые. Лошадь приветственно заржала, закивала головой, а Ишлоник, изловчившись, лизнул ее морду и звонко затявкал, припадая на передние лапы.
— Ишлоник, домой! — раздался строгий голос с едва заметным грузинским акцентом, и собачку словно ветром сдуло.
Левка увидел элегантно одетого, стройного красавца с седыми висками. К лацкану его пиджака был прикреплен орден Трудового Красного Знамени.
— Здравствуйте, дядя Цхома! Здравствуйте, дядя Алекс! — раздались приветствия со всех сторон.
Увидев знаменитого Цхомелидзе, Левка оробел Неожиданно артист обратился к нему:
— К Волжанскому, мальчик?
Левка хотел ответить, но, смутившись, кивнул головой.
— Не холодно тебе так налегке?
— Ничего... — еле выдавил из себя Левка. — Жить можно...
Артист внимательно посмотрел на Левкины резиновые тапочки и скрылся. Левка глянул себе под ноги. Повсюду, где он ступал, резко отпечатались следы босых ног. Мальчик чуть не расплакался.
«Он понял, что тапочки для близиру... Одни верха... Грязный... Драный... И трусы рваные... И бандаж забыл... И поясницу ломит... Как просматриваться? Может, убежать?..» — подумал он.
Послышались шаги и оживленный разговор. Появились пианист, Цхомелидзе и два молодых человека.
Левка обмер. Он тут же узнал братьев, что вступились за него в поезде.
Пианист представил Волжанских.
— Я... Мы знакомы... Семь рублей вам должен... — Левка опустил глаза, снова заметил след босой ноги, быстро наступил на него, оставив новый след, покраснел. — Я... отдам...
Братья переглянулись. Владимир сказал:
— Это ошибка! В первый раз тебя вижу. А ты, Коля?
— И я впервые! — не моргнув глазом, ответил Николай.
— Как же... в поезде... — растерянно возразил Левка, — у вас еще есть жена...
— Есть жена, но это просто совпадение. И вообще мы не поездом приехали, а на самолете прилетели... Верно, дядя Цхома?
— Как же неверно, когда я вас встречал на аэродроме? — кивнул Цхомелидзе. — И вообще пора! Человек волнуется, просматриваться пришел, а мы тянем. Идите-ка, готовьтесь!
Братья и Левка двинулись по коридору, остановились у дверей с надписью «Волжанские».
— Подожди-ка минуточку, — сказал Владимир и скрылся за дверью.
«Жену пошел предупредить...» — предположил Левка.
— Входи! — вскоре крикнул Владимир.
Так и оказалось. Левка тут же узнал Марину. Она сидела, отвернувшись, в широком халате и наспех накинутом на голову платке.
— Ну разве ж это она? — спросил Владимир.
— Да... Вы правы... Я ошибся, кажется, — пролепетал Левка, опуская глаза. — Вы... это не вы...
— А я что говорил? — очень обрадовался Владимир. — Конечно! Мы — не мы! А она — не она!..
Владимир достал откуда-то из ящика тапочки, трусы, бандаж и протянул их Левке.
— Одевайся! Пойдем посмотрим, что умеешь делать!
Все вышли, оставили его одного: Левка быстро оделся, оглянулся по сторонам.
В длинной, узкой гардеробной были расклеены афиши, таблички: «Не курить!», — аккуратно развешаны обшитые чешуйками трико зеленого цвета, несколько лягушачьих голов из папье-маше. К доске, стоящей у зеркала, были приколоты три высохшие лягушки. На окне, в аквариуме, покрытом марлей, тоже плавали лягушки.
«Что же за номер у них все-таки?.. Подойду ли? — в волнении подумал Левка. — Как бы радикулит не скрутил...»
— Готов? — крикнул из-за дверей Владимир.
— Готов!
— Тогда пошли.
Его вывели на манеж. Под ногами мягко пружинили опилки. Вокруг сновало множество людей.
— Дайте полный свет! — крикнул Цхомелидзе.
Вспыхнули прожекторы. Левка зажмурился от неожиданности. Слышался треск и шипение вольтовых дуг.
— Разминайся, — сказал Владимир.
— Нет, не надо! — хрипло ответил Левка.
— Как же без разминки?
— Ничего, ничего...
Казалось, еще ни разу в жизни он так не волновался. Забыв про радикулит, Левка выжал стойку, до боли оттянул носочки. В зале послышались одобрительные возгласы. Владимир сказал:
— Молодец! Что еще можешь?
— Шпагат, боген, складки...
— Показывай! Не спеши!
Упрямо нахмурив брови, мальчик показал все, что умел. Сердце его колотилось, мысли путались. Он выполнял все упражнения, словно во сне.
— Сделай мостик, приготовься, я на тебе исполню стойку, — сказал Владимир.
Левка сделал мостик.
— Готов?
— Готов.
— Ап!
Не снимая пиджака, Владимир оперся руками на Левкину грудь и легко отжал на ней стойку. В зале раздались аплодисменты. Левку бросило в жар.
Владимир легко спрыгнул с его груди. Левка, даже не ощутив его тяжести, быстро выпрямился.
— Хорош! Пойдет! — сказал Владимир, хлопнув его по плечу.
— Значит, принимаете? — спросил Левка тихо.
— А ты как думаешь?
— Думаю... возьмете...
— Правильно думаешь! Пошли за кулисы. Пора публику пускать.
В гардеробной Владимир снял с себя белые, грубые шерстяные носки, протянул их Левке.
— Надевай!
Левка начал отказываться.
— Давай, давай! Без разговоров! Обидеть хочешь?
Сердце Левки сжалось. Он отвернулся. Глотая слезы, принялся натягивать носки...