Пролог Странное происшествие в цирке «Аэрос» осенью 1956 года
Пролог
Странное происшествие в цирке «Аэрос» осенью 1956 года
Советский цирк, гастролирующий в Лейпциге, давал шефское представление для воинов, своих земляков.
— Нашу программу мы начинаем с выступления эквилибриста Льва Осинского — фронтовика-орденоносца, бывшего сержанта противотанковой артиллерии! — объявил ведущий.
На манеже установили белоснежную колонну-пьедестал высотой в два с половиной метра. Погас свет, и прожекторы осветили статую, застывшую на колонне. Вот она ожила.
Осинский нагнулся, оперся правой ладонью о пьедестал, медленно выжал стойку, легко перешел во «флажок».
Солдаты дружно зааплодировали.
Артист снова исполнил стойку на одной руке. Из пьедестала начал выдвигаться длинный, тонкий стержень, поднимая артиста в стойке все выше и выше к куполу, опутанному сетью тросов и трапеций...
На уровне второго этажа стержень стал вращаться. Все быстрее и быстрее. Продолжая стоять на правой руке, Осинский плавно описал левой несколько кругов в такт вальса.
Снова раздались аплодисменты.
Сейчас стержень должен остановиться, уйти внутрь пьедестала, а артист — встать на ноги и раскланяться...
Свет погас неожиданно. Мотор остановился так резко, что Осинский чуть не потерял равновесие.
«Что случилось?..»
Умолк оркестр. В амфитеатре кто-то ахнул. Зрители заволновались.
Прошла минута. В кромешной тьме артист продолжал стоять на одной руке на верхушке длинного, дрожащего стержня.
Загорелась спичка, вторая, третья... Одна за другой они вспыхивали в разных концах зала.
Осинский слышал, как в наступившей тишине солдатские руки торопливо похлопывали по карманам, нащупывали коробки.
«Спуститься по стержню невозможно: он весь в масле... Сорвешься... Что делать?..» . Стержень уже ходил ходуном во все стороны.
Рука затекла. В глазах рябило от вспыхивающих то тут, то там огоньков. Кто-то поджег газету, еще одну, еще... Осинский почувствовал запах гари. В глаза резко ударил луч карманного фонарика. Осинский до боли зажмурился, чудом удержав равновесие.
— Саша! Лестницу! — вдруг сообразил он. — Она за кулисами, у выхода.
Униформист Андреев бросился за кулисы, чиркнул спичкой. Лестницы не было! А ведь он только что поставил ее сюда. Андреев обежал все закулисное помещение. Лестница исчезла.
Прошла еще минута.
У Осинского кружилась голова. Цирк поплыл, закачался из стороны в сторону.
«Сейчас упаду!.. Больше не выдержу!.. Где же Саша?..»
А униформист ощупью, натыкаясь в темноте на аппаратуру, разыскивал выход из-за кулис в пожарную комнату.
«Буду считать до пятидесяти, до ста, до тысячи — до тех пор, пока не принесут эту проклятую лестницу!»
— Свет! Дайте свет! — кричали солдаты.
В пожарной комнате лестницы не оказалось. Андреев, покраснев от натуги, отчаянно жестикулируя, кричал немцу-пожарнику:
— Лестница! Понимаете, лестница! Где в цирке еще есть лестница?
— Gibt es im Zirkus noch Leitern[1]? — в свою очередь, закричал немец, волнуясь не менее униформиста. — Ja, ja[2]!
— Я? Я? — радостно воскликнул униформист Андреев. — Где? Где?
— Ja, aber nur weit im Hof. Hol Sie schneller her[3]! — крикнул пожарный и первым бросился вниз по ступенькам.
«Пятьдесят пять... Пятьдесят шесть... Пятьдесят семь...»
— Свет! — ревел цирк.
«Сто десять... Сто одиннадцать... Сто двенадцать...» Внизу у колонны раздались крики.
Запыхавшиеся униформист и немец-пожарник притащили лестницу.
Осинский с трудом отдышался и с переводчиком направился к электробудке. В ней сидел молодой худощавый немец.
— Что случилось? Почему погас свет? — спросил переводчик.
— Испорчено! Капут! — ответил электрик, виновато улыбаясь и показывая на пробку.
Осинский вывернул пробку, проверил ее — цела! Электрик побледнел. Он никак не ожидал этой проверки.
— Нет! Нет! Другая!
Осинский вывернул и другую. Цела! И третья цела! Все пробки были целыми.
В будку ворвался взбешенный директор цирка «Аэрос» Лангельфельд и схватил электрика за ворот с такой силой, что затрещала рубаха.
— Ты ест мерзавец! Ты ест сволочь! — закричал он и отшвырнул парня в угол, на корзину с лампочками. — Не волнуйтесь, герр Осинский! Мы будем знать, кто таскаль лестниц, зачем таскаль, когда таскаль! Я ест не только директор, не только трессер слони, я ест детектив!
За кулисами, у гардеробных, Осинского ожидали взволнованные солдаты:
— Что случилось? В чем дело?
— Ничего особенного, ребята. Небольшая авария, перегорели пробки.
Солдаты не расходились, восторженно разглядывая Осинского.
— Автограф у вас можно попросить?
— Конечно, можно. С удовольствием.
К артисту протянулись руки с записными книжками, карандашами, самопишущими ручками. Кто-то подал носовой платок.
— Распишитесь, пожалуйста... Вы, наверное, с детства мечтали стать артистом цирка?
— Нет... Все вышло случайно. Мне было тринадцать лет. Я потерял родителей, воспитывался в детдоме, в Уральске. Однажды в городок приехала бродячая труппа... Это было в тысяча девятьсот тридцать седьмом году...