Письмо

Письмо

5 декабря 1995 г.

Том, здравствуйте! Пишу из Москвы, но потом Письмо возьмет с собой мой греческий режиссер, который приехал в Москву вместе со своим художником, чтобы отобрать музыку для нашей «Медеи» и заказать шить костюмы для этого спектакля. Они привезли много тканей, а в мастерских моей приятельницы художницы по костюмам Аллы Коженковой будут шить костюмы для меня. Под ее неусыпным присмотром. Она, кстати, мне помогала с платьем для Раневской и в «Вишневом саде» и делала костюмы для «Квартета».

Мы целыми днями сидели у меня дома и слушали разную музыку. У меня есть старые пластинки грузинской народной музыки – ведь «Медея», как известно, из Колхиды, поэтому Терзопулос думает что-нибудь здесь найти. Этих певцов, которые на пластинках, давно нет в живых, поэтому качество звучания надо будет подправлять.

На «Таганке» я уже не играю, поэтому больше свободного времени. Иногда езжу по городам России с концертами. Пишу новую книгу.

Терзопулос странный – то иногда мне кажется гениальным, то вдруг не понимает самых элементарных вещей в театре, в смысле вкуса. Он очень любит стиль улицы, то, что я зову «игры на черном дворе», а мне это категорически не нравится. Я люблю тайну, мистику, артистизм, может быть, даже манерность, ну и т. д. Но Теодор со мной сейчас не ссорится. И истерик с его стороны, какие были на репетициях «Квартета», сейчас нет. Правда, я его предупредила тогда, что я не выношу крика. Не знаю, надолго ли его хватит.

Вот, Том, пока все. Надеюсь, что Теодор отправит это Письмо.

Ваша Алла.

P.S. Художник у Теодора – красавец-грек, которого немцы уговорили сниматься в Германии в многолетнем сериале. Как-то мы в Москве с Гермесом – так его зовут – пошли на выставку золота Шмимона, так туристы-немцы его узнали, обступили, ревниво допрашивали, «что, мол, он делает в Москве».