ГЛАВА ШЕСТАЯ ВОТ КАК ЖИЛИ УЧЕНИКИ ГУРДЖИЕВА Психоаналитик у Гурджиева. Мало проанализировать невроз надо его вылечить. «Психоанализ проведен, но пациент повесился». Как побудить пациента, тем более недоверчивого, совершать поступки? Доктор Янг пытается раскрыть секрет воли. Он пускается в гурджиевск

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ВОТ КАК ЖИЛИ УЧЕНИКИ ГУРДЖИЕВА

Психоаналитик у Гурджиева. Мало проанализировать невроз надо его вылечить. «Психоанализ проведен, но пациент повесился». Как побудить пациента, тем более недоверчивого, совершать поступки? Доктор Янг пытается раскрыть секрет воли. Он пускается в гурджиевскую авантюру. Замечательный прием пытливости и любознательности. Истинное познание начинается с душевного опыта.

ДОКТОР Янг известный английский психиатр, после-дователь знаменитого Юнга и противник Фрейда. Узнав, что он примкнул к «Институту», последний обронил с притворным сочувствием: «Вот ведь до чего докатились ученики Юнга!»

В статье, опубликованной журналом «Ньо эделфи» в сентябре 1927 года, доктор Янг подробно описал свои личные впечатления о Гурджиеве. Начал он статью с того, что разъяснил, чем его привлек «Институт гармоничного развития Человека». Вот каковы его соображения.

«Прежде всего, подчеркну, пишет доктор Янг, что всякое оккультное учение располагает собственной методикой психологического воздействия на личность. Любая школа эзотерики, достойная сего имени, преследует цель углубить или расширить человеческое сознание, тем самым, способствуя развитию личности. Очевидно, что таковой цели не достигнуть только лишь усвоением философской доктрины, которую исповедует данная школа. Очевидно, что в подобном случае тренировка и закалка воли много полезней, чем тренировка и закалка интеллекта. Без такого рода закалки, сами по себе идеи, сколь бы ни были они прекрасны или заманчивы, способны лишь сбить с толку. Не мне вам напоминать, что многих практика оккультизма привела к полному разрыву со здравым смыслом. А вылечить подобного оккультиста не проще, чем наркомана. Что ж, псевдооккультисты неизбывны, однако эти безумцы попросту заслоняют настоящий оккультизм. Мне кажется, что термин «оккультизм» в собственном смысле слова вскоре вообще уйдет из современного языка, слившись с понятием «современной психологии». Но это случится, когда мы поймем, что, то, на чем он базируется, то есть одновременное развитие воли и сознания, и есть поле, на котором произрастает современная психология, точнее, должна бы произрастать. В истинном оккультизме главную роль играет воля. В Учении Успенского Гурджиева на меня произвел наибольшее впечатление как раз примат укрепления воли с помощью особого рода работы.

Таким образом, я был не столь удовлетворен результатами своей лечебной практики, чтобы отмахнуться от какой бы то ни было теории воли или ее трактовки. В то время я полагал, что именно недооценка воли и делает нас неспособными вылечить невроз. С точки зрения Фрейда, невроз бегство от действительности, подмена разрешения реального конфликта его вытеснением. По мнению Адлера, причина образования психологического комплекса опять-таки неприятие каких-то сторон реальности. То есть в одном обе теории солидарны: причина невроза уклонение от столкновения с действительностью, бессилие справиться с жизненными коллизиями. Следовательно, задача психоаналитика состоит в том, чтобы вскрыть конфликт, от разрешения которого пациент бессознательно уклоняется, тем самым, вооружив его для борьбы с реальными трудностями. Подобный метод, как правило, превосходно помогает пациентам с навязчивыми идеями, в чем я имел возможность не единожды убедиться. Допустим, у больного навязчивая тяга к чистоте, он постоянно моется. Стоит ему объяснить причину навязчивости, он тут же с готовностью соглашается. Теперь он все понял, все знает. Но, увы, чтобы отказаться от постоянного мытья, требуется хотя бы некоторое усилие воли. А вот на это он обычно бывает неспособен. Следовательно, понять одно, а сделать совсем другое.

Недостаток воли, подчас бывает, связан с расстройством эндокринной системы, иногда врожденным, иногда благоприобретенным. К сожалению, нынешнее состояние эндокринологии не дает нам пока еще возможности вылечить эту болезнь. Значит, единственная возможность помочь пациенту преодолеть собственное безволие чисто психологическими средствами. Вот их-то я и пытался изыскать. Стоило мне только прочитать описание методики Успенского Гурджиева, которая потом была опробована в Фонтенбло, как у меня возникло чувство, что, возможно, это именно то, что я ищу.

Меня, конечно же, тревожили и противоречивость результатов лечения психоанализом, и нестойкость ремиссии. Все казалось зыбким, по крайней мере, по сравнению с такой точной областью медицины, как хирургия, которой мне пришлось всерьез заниматься в предвоенные годы и во время войны. Славословия бездарных подражателей только усиливали мои сомнения. Ведь данная публика к подлинному творчеству не способна, она привержена рутине. Впрочем, и мои великие собратья-психоаналитики были озабочены не столько лечением больных, сколько отстаиванием своих догм. А если уж для самых прославленных лечение отошло на второй план, то и я готов был опустить руки и повторять вслед за скептиками, перефразировавшими старую шутку («Операция прошла успешно, но больной умер»): «Психоанализ проведен, но больной повесился».

В ту пору я часто вспоминал случай, о котором рассказал мне Юнг. Как-то один из его пациентов похвалил своего предыдущего врача: «Разумеется, в моих снах он ничего не понял, но зато как старался!..»

Короче говоря, современная психология претендует на то, чтобы считаться наукой это смешно, не претендуя быть искусством, что ее обедняет. Немалую роль сыграло и то, что в ту пору я казался себе совсем стариком. Все это вместе и подвигло меня решиться на духовную авантюру. И я в нее пустился».

Таким образом, перед нами человек, решившийся на склоне лет отказаться от карьеры, от лечебной практики. Не испугавшись насмешек коллег, негодования своих многочисленных пациентов, он переселился к этим странным «лесным философам».

Посвятив два десятилетия хирургии, он приступил к разработке, хотя и в сотрудничестве с Юнгом, но совершенно оригинальной психоаналитической методики. Каков прыжок из хирургов в психоаналитики. Он уже отметил, что большинство практикующих врачей склонны к рутине. Как тут не восхититься пытливостью и любознательностью доктора Янга, о каковых свидетельствует его выходка. Уже в зрелом возрасте он пожертвовал скальпелем во имя анализа сновидений, разработанного наукой, ради науки, находящейся в процессе становления. Однако, через несколько лет изучения и практики психоанализа, перед ним встал вопрос, настоятельно требующий решения. Именно тот, которого избегал Юнг и тем более Фрейд, вопрос воли. Разумеется, не в том аспекте, как он представлен в любом академическом учебнике по психологии. Речь идет, если можно так выразиться, о волении воли, иначе говоря, о важнейшей предпосылке человеческой свободы.

«Воля такого рода, отмечает Гурджиев, у среднего человека отсутствует: у него одни желания. Поэтому, когда мы говорим о сильной или слабой воле, речь идет о большем или меньшем упорстве наших желаний, влечений. Воля в собственном смысле это способность осуществить, но, конечно же, не пожелания каждого частного «я», которые сплошь и рядом друг другу противоречат, а сознательные решения, исходящие от я, единственного и неизменного. Только эта воля деятельна, способна творить. Только ее можно назвать свободной, так как лишь она не подвержена случайностям, независима от внешних воздействий и неподвластна им».

Доктор Янг был убежден, что психоанализ не сможет развиваться, не сумеет более эффективно излечивать неврозы, если не разработает новую теорию воли. А Гурджиев, по его мнению, занимался именно созданием и практическим применением подобной теории. Придя к такому выводу, он тут же собрал чемодан и, руководствуясь лишь научной любознательностью, взял билет до Фонтенбло. Он совершенно ни на что не претендовал, его целью было хоть чем-нибудь помочь эксперименту. Блистательный пример научной добросовестности.

«Я рассчитывал, рассказывает доктор Янг, что значительно расширю свое понимание проблем психологии, если обращусь к той ее ветви, освоение которой заставит меня проводить самые различные эксперименты на самом себе. Изучая предмет, изучаешь и самого себя. Но ведь, если живешь однообразно, однообразным будет и эксперимент: все мы рано стареем, коснеем, превращаемся в роботов. Разумеется, людям изобретательным удается его разнообразить. Знаю одного очень пытливого исследователя, который, пытаясь разрешить никак ему не дававшуюся проблему, взял и встал на голову. Прямо в своем рабочем кабинете, прислонившись к стенке. У него уже не было сил обдумывать ту проблему, по крайней мере, в привычном положении тела. Он нашел выход и дело сделано. Преодолел предрассудок, что мыслить можно только в определенной позиции. Годен ли данный метод на все случаи? Об этом можно спорить. Но, безусловно, одно: духовный рост возможен, лишь, если все попробуешь, испытаешь себя во множестве нестандартных ситуаций.

Таким образом, задача «Института» состояла в том, чтобы создать особую обстановку, в которой ученикам приходилось бы попадать в ситуации непривычные, как психологически, так и физически, что способствует самопознанию. Создавались они посредством «шоков», как это называлось в «Институте». «Шоков» там хватало, Гурджиев был на них неистощим».

Дальше доктор Янг излагает основные положения учения Гурджиева. Он перечисляет четыре состояния, в которых, по мнению Гурджиева, может находиться человек. Состояние сна, в котором почти все мы пребываем, то есть погруженность в субъективные сновидения. Состояние пробуждения или объективных сновидений, когда человек уже понял, что он «уснувший», и пытается пробудиться. Состояние самоосознания и, наконец, состояние полной сознательности. В этой сокращенной схеме доктор Янг следует Успенскому, точнее, взгляду, изложенному Успенским в его первых лондонских лекциях.

«Самоосознание значительно отличается от пробуждающегося сознания (состояние объективного сна). Оно относится к высшим состояниям. Если нам удастся его достигнуть, мы будем уже заранее знать последствия своих поступков так выдающийся шахматист просчитывает комбинации.

Не стоит слишком уж надеяться достичь подобного состояния. Не уверен, что оно вообще достижимо. Но следует себя вести так, будто бы… Нельзя стоять на месте, надо действовать. Если нет прогресса, неизбежно наступает регресс. Поэтому необходимо стараться изо всех сил, не задаваясь вопросом, возможно ли достигнуть цели…»

Закончив этот краткий экскурс в теорию, изложенную согласно начальному ее курсу, прочитанному Успенским, он приступает к рассказу о своей жизни в «Институте».