M. А. Лопухиной

M. А. Лопухиной

<P?tersbourg> 2 Septembre. <1832 г.>

Dans ce moment m?me je commence ? dessiner quelque chose pour vous; et je vous l’enverrai peut-?tre dans cette lettre — savez vous, ch?re amie, comment je vous ?crirai — par moments! — une lettre durera quelquefois plusieurs jours, — une pens?e me viendra-t-elle je l’inscrirai; quelque chose de remarquable se gravera-t-il dans mon esprit — je vous en ferai part — ?tes-vous contente de ceci? —

Voil? plusieures semaines d?j? que nous sommes s?par?s, peut-?tre pour bien longtemps, car je ne vois rien de trop consolant dans l’avenir, et pourtant je suis toujours le m?me, malgr? les malignes suppositions de quelques personnes que je ne nommerai pas. — Enfin, pensez vous que j’ai ?t? aux anges de voir Наталью Алексеевна, parce qu’elle vient de nos contr?es: — car Moscou est et sera toujours ma patrie. — J’y suis n?, j’y ai beaucoup souffert, et j’y ai ?t? trop heureux! — ces trois choses auraient bien mieux fait de ne pas arriver… mais que faire!

Mademoiselle Annette m’a dit qu’on n’avait pas effac? la c?l?bre t?te sur la muraille! — pauvre ambition! — cela m’a r?joui… et encore comment! — cette dr?le passion de laisser partout des traces de son passage! — une id?e d’homme, quelque grande qu’elle soit vaut-elle la peine d’?tre r?pet?e dans un objet mat?riel, avec le seui m?rite de se faire comprendre ? l’?me de quelques’uns; — il faut que les hommes ne soient pas n?s pour penser, puis qu’une id?e forte et libre est pour eux chose si rare! —

Je me suis propos? pour but de vous enterrer sous mes lettres et mes vers; cela n’est pas bien amical ni m?me philantropique, mais chacun doit suivre sa destination.

Voici encore des vers, que j’ai faits au bord de la mer:

Белеет парус одинокой

В тумане моря голубом; —

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?

Играют волны, ветер свищет,

И мачта гнется и скрыпит;

Увы! — он счастия не ищет,

И не от счастия бежит! —

Струя под ним светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой: —

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

— Adieu donc, adieu — je ne me porte pas bien: un songe heureux, un songe divin m’a g?t? la journ?e… je ne puis ni parler, ni lire, ni ?crire — chose ?trange que les songes! une doublure de la vie, qui souvent est plus agr?able que la r?alit?… car je ne partage pas du tout l’avis de ceux qui disent que la vie n’est qu’un songe; je sens bien fortement sa r?alit?, son vide engageant! — je ne pourrai jamais m’en d?tacher assez pour la m?priser de bon c?ur; car ma vie — c’est moi, moi, qui vous parle, — et qui dans un moment peut devenir rien, un nom, c’est ? dire encore rien. — Dieu sait, si apr?s la vie, le moi existera! C’est terrible, quand on pense qu’il peut arriver un jour, o? je ne pourrai pas dire: moi! — ? cette id?e l’univers n’est qu’un morceau de boue. —

Adieu; n’oubliez pas de me rappeler au souvenir de votre fr?re et de vos s?urs — car je ne suppose pas ma cousine de retour. —

— Dites moi, ch?re miss Mary, si monsieur mon cousin Evre?noff vous a rendu mes lettres; et comment vous le trouvez, car dans ce cas je vous choisis pour mon thermom?tre.

— Adieu —

Votre d?vou? Lerma.

P. S. J’aurais bien voulu vous faire une petite question — mais elle se refuse de sortir de ma plume. — Si vous me d?vinez — bien, je serai content; — si non — alors, cela veut dire que si m?me je vous avais dit la question, vous n’y auriez pas su r?pondre.

C’est le genre de question dont peut-?tre vous ne vous doutez pas! —

Перевод

2 сентября.

Как раз сейчас начинаю рисовать кое-что для вас и может быть пошлю вам рисунок с этим же письмом. Знаете, дорогой друг, каким образом я вам буду его писать — по временам — одно письмо иногда будет длиться несколько дней. Придет ли мне в голову мысль, я ее запишу, запечатлеется ли в моем уме что-нибудь замечательное — сообщу вам. Довольны ли вы этим?

Вот уж несколько недель мы в разлуке и может быть на очень долгое время, потому что я не вижу ничего достаточно утешительного в будущем, а между тем я все тот же, вопреки лукавым предположениям кое-каких лиц, имени которых не скажу. — И, наконец, вы можете себе представить, я был на седьмом небе при встрече с Натальей Алексеевной, потому что она явилась из наших мест; ибо Москва есть и всегда будет моя родина. — Я в ней родился, в ней много страдал, в ней был чрезмерно счастлив. Лучше бы этих трех вещей не было… но что делать!

Аннета сообщила мне, что знаменитую голову на стене не стерли! — Жалкое честолюбие! Это меня обрадовало… и еще как! Вот — смешная страсть везде оставлять следы своего пребывания! Стоит ли мысль человека, как бы значительна она ни была, того, чтобы ее повторяли в чем-нибудь вещественном с той только целью, чтобы она стала понятной душе других? По-видимому, люди не рождены для того, чтобы думать, потому что сильная и свободная мысль у них такая редкость!

Я поставил себе целью погрести вас под грудой своих писем и стихов; это не очень дружественно и даже не человеколюбиво, но каждый должен следовать своему предназначению.

Вот еще стихи, которые я написал на берегу моря:

Белеет парус одинокий…

Прощайте же, прощайте! Я не совсем здоров. Счастливый сон, божественный сон испортил мне весь день… Не могу ни говорить, ни читать, ни писать. — Удивительная вещь — сны! — изнанка жизни, которая подчас приятнее действительности! Я ведь не разделяю мнения тех, кто говорит, будто жизнь только сон; я очень сильно чувствую ее реальность, ее завлекающую пустоту! Я никогда не сумею отрешиться от нее в такой степени, чтобы добровольно презирать ее; потому что жизнь моя это я сам, говорящий вам и тот, который через мгновение может превратиться в ничто, в одно имя, т. е. — опять-таки в ничто. — Бог знает, будет ли существовать мое «я» после смерти. Ужасно думать, что может настать день, когда я не буду в состоянии сказать: «я»! — Если это так, то мир — только комок грязи.

Прощайте, не забудьте напомнить обо мне своему брату и сестрам, кузина же, я полагаю, еще не возвратилась.

Скажите, дорогая мисс Мери, вернул ли вам господин мой кузен Евреинов мои письма и как вы его нашли? в этом вопросе я вас избираю своим термометром. Прощайте.

Преданный вам Лерма.

P. S. Я очень хотел бы задать вам один вопрос, но перо отказывается его написать. Если угадываете, хорошо, я буду рад, если же нет, то значит, если бы я даже задал этот вопрос, вы бы не сумели на него ответить.

Этот вопрос такого рода, о котором вы быть может даже не догадываетесь!