8 ПОЛКОВНИК И ПОСОЛ

8 ПОЛКОВНИК И ПОСОЛ

Белисарио Бетанкур Куартас победил на выборах в марте 1982 года и в августе занял президентское кресло — тогда же, когда Эскобар стал конгрессменом. Бетанкур — столп консервативной партии и будущий реформатор — первоочередной задачей правительства считал примирение с партизанами, коих в Колумбии насчитывалось великое множество. Затем он намеревался провести в стране серьезные экономические и социальные преобразования. Контрабанду наркотиков считал проблемой ничтожной и, если б не докучливые американцы, не занимался бы ею вовсе.

Для Медельинского картеля весть об избрании Бетанкура была доброй — во всяком случае, поначалу. Новый президент придерживался крайне националистических взглядов, горой стоял за Латинскую Америку и всячески сопротивлялся вмешательству администрации Рейгана в жизнь Центральной Америки. Он поэтому заявил, что «мировоззрение не позволяет» ему согласиться на выдачу преступников–колумбийцев Соединенным Штатам. А ведь в 1982 году лишь угроза выдачи как–то держала контрабандистов в узде. Двустороннее соглашение 1979 года между США и Колумбией к 1981 году было ратифицировано обеими сторонами. Но тогда на него мало кто обратил внимание. Новость даже не попала на первые страницы газет, точно не касалась Колумбии вовсе.

Однако к 1982 году кокаиновые короли смекнули, что соглашение касается их впрямую. Главная угроза таилась в статье 8: лица, занимающиеся контрабандой наркотиков, подлежат выдаче в США, даже если они никогда не покидали пределов Колумбии. Требовалось лишь доказать, что эти лица представляют опасность для США — то есть поставляют туда наркотик.

Статья 8 означала, что американские обвинители могли потребовать выдачи любого, кто так или иначе замешан в деле. И они рьяно принялись за работу. Лица вожаков наркобизнеса, таких как Карлос Ледер, замелькали под кричащими заголовками газет, а ведь они долгие годы сколачивали себе ширму добропорядочности. Соглашение о выдаче преступников было для наркодельцов точно крест для дьявольского отродья. Они его ненавидели и боялись.

«Мировоззренческое» нежелание Бетанкура выдавать преступников никак не было связано с его отношением к контрабанде как таковой, но зато было напрямую связано с его взглядами на национальный суверенитет. Впрочем, каковы бы ни были причины, результат оказался однозначным: Бетанкур не привел соглашение в действие. Зато его администрация совершила ряд мелких бюрократических перестановок, совокупный эффект которых окажется огромным. Главное же событие произошло в декабре 1982 года, когда на сравнительно новую должность начальника отдела национальной полиции по борьбе с наркотиками назначили полковника Хайме Рамиреса Гомеса.

Ему шел сорок второй год. Был он невысок (162,5 см), некрасив и совсем бы походил на гончего пса, если б не любил часто и много поесть. Еще он любил болтать, смеяться, рассказывать анекдоты и немилосердно подтрунивать над всеми подряд. Подростком он прекрасно играл в футбол — стоял на поле левым крайним, теперь же увлекался теннисом. Рамирес не без оснований гордился собой и своей работой. Он был выдающимся полицейским и цену себе знал. С его подачи выдвигались самые тяжкие обвинения, в делах фигурировало множество людей. Преступный мир Колумбии он знал как свои пять пальцев.

Он страстно любил факты: искал их, оценивал, накапливал и — в нужную минуту — использовал. Тут таился секрет его успеха. Он и людей «коллекционировал». Выяснив, что новый знакомец знает нечто, что интересует его, Рамиреса, он восклицал с горящими глазами: «Вы занимаетесь вертолетами? А я в этом деле полный профан! Прошу вас, расскажите поподробнее!» Он ловко, пятью–шестью вопросами выяснял, лжет осведомитель или нет. Подчиненные называли его «детектором лжи». Помощи он не гнушался и добивался ее напористо — и от американцев, и от колумбийцев. Джонни Фелпса потрясало умение Рамиреса склонять начальников на свою сторону или по–футбольному обходить их с фланга. Рамирес явно считал, что для него нет ничего невозможного. Фелпс и Рамирес сработались отлично.

На новом посту Рамирес безотлагательно начал действовать. Его кабинет находился под самой крышей нового здания Национальной полиции в Боготе. Тут, наверху, он перво–наперво занялся расширением отдела — от пятисот полицейских по стране до полутора тысяч. Набирая новых сотрудников для штаб–квартиры, Рамирес сам вел собеседования с претендентами–специалистами. Нещадно мучил их вопросами, стремясь с самого начала преградить путь коррупции. Словно подтверждая, что его опасения небеспочвенны, члены картеля неоднократно пытались его подкупить. Когда деньги не сработали, к Рамиресу стали подсылать красивых женщин, желавших поделиться своей «печальной историей только с ним и только наедине».

Рамирес вежливо усаживал гостью и, собрав на подмогу полный кабинет своих сотрудников, предлагал: «Говорите, ничего не бойтесь. Это мои друзья, у меня от них нет секретов».

Затем картель стал угрожать Рамиресу открыто, без экивоков. Хайме Рамирес получал по десять угроз в неделю. Некоторые его забавляли, над другими он порой размышлял. Но твердо верил, что разведывательная сеть непременно предупредит его о серьезном заговоре. И вел себя смело; пожалуй, чересчур смело.

В апреле 1983 года в Колумбию прибыл новый посол США, пятидесятипятилетний Льюис Тамз. Бог словно нарочно создал этого человека, чтобы подразнить церемонных, корректных колумбийцев. Специалист по истории Латинской Америки, в прошлом — профессор Аризонского университета, он жестко придерживался консервативного курса Рейгана и стремился обуздать коммунизм в Латинской Америке. Свое мнение высказывал не стесняясь и зачастую раздражал колумбийцев своим воинственным пылом, а сторонникам Тамза оставалось лишь кисло улыбаться.

Впрочем, ему все сходило с рук, поскольку Тамз безусловно был «симпатико», а это в Колумбии главное. Милый, дружелюбный и весьма представительный мужчина, заядлый курильщик, он любил рассказывать приключившиеся с ним смешные истории, а от нежелательных вопросов отделывался шутками. Бетанкуру Тамз нравился — несмотря на нелюбовь президента к политике Рейгана в Латинской Америке. Тамзу тоже нравился Бетанкур.

К своей деятельности посла Тамз относился крайне серьезно, а главный и единственный наказ, который он перед отъездом получил в Белом доме от советника по национальной безопасности Уильяма П. Кларка, звучал так: «Надо сделать в Колумбии все возможное, чтобы остановить ввоз наркотиков в Штаты».

Таков был наказ правительства, и, приехав в Боготу, Тамз, по его собственным словам, «крутил шарманку с двумя мелодиями: марихуана и марксизм, кокаин и коммунизм». Он давал пресс–конференции, говорил речи, ходил на приемы и приглашал к себе на tertulias — неофициальные сборища во внеслужебное время, на которых в Латинской Америке традиционно зиждется социальное общение. Он хотел заставить колумбийцев заняться наркодельцами вплотную. Тамз говорил: «Хотите навсегда остаться слаборазвитой страной? Наркотики помогут». Но пронять колумбийцев было трудно. Они не считали наркотики проблемой для страны.

Столь же безуспешны оказались попытки Тамза убедить правительство, что торговцы наркотиками и партизаны работают рука об руку, стремясь разрушить колумбийское общество. В 1983 году эта мысль казалась дикой — пустые бредни свирепого антикоммуниста.

Тамз, однако, располагал некоторыми фактами. В начале 1983 года агенты УБН получили информацию, что контрабандист с северного побережья купил у партизан партию марихуаны, расплатившись с ними оружием. Из колумбийских армейских кругов тоже поступали сведения, что партизаны промарксистски настроенных Революционных вооруженных сил Колумбии устроили учебный лагерь в восточных «льянос» — огромном пространстве саванн и тропических лесов, которое нашпиговано лабораториями по производству кокаина. Тамз выдумал новое слово «наркопартизан», но колумбийцы подняли его на смех. У них в голове не укладывалось, что марксизм–ленинизм может взять в союзники торговцев наркотиками.

К середине 1983 года Медельинскому картелю противостояло трое преданных этой борьбе людей: Тамз, Фелпс и Рамирес. И они готовились к бою. Однако им очень недоставало глашатая, политика с большим весом в обществе, который привлек бы внимание колумбийцев к проблеме наркотиков, вселил бы тревогу в сердца людей. Тамз был хорошим оратором и умел убедить слушателей, но он — гринго. А Рамиресу как полицейскому не пристало делать политические заявления. Качать открытую войну с Медельинским картелем должен был политик–колумбиец.

Согласно правилам Бетанкур отдал несколько министерских постов оппозиции. В августе 1983 года он назначил министром юстиции сенатора от либеральной партии Родриго Лару Бонилью, тридцатипятилетнего красивого, обаятельного и весьма напористого деятеля, восходящее светило либералов. На его долю выпало расследовать серьезнейшее обвинение в адрес колумбийских политиков — обвинение во взяточничестве. Во время общенациональных выборов 1982 года кандидаты утверждали, что их соперники берут взятки у торговцев наркотиками. Таким путем они выбивали из седла конкурентов. Главной мишенью для подобных обвинений стали конгрессмен от Энвигадо Хайро Ортега и его дублер, кокаиновый король Пабло Эскобар.

Лара Бонилья, будучи честным человеком, возмущался ситуацией до глубины души. А будучи трезвым политиком, отлично знал, как на этом сыграть, как возглавить крестовый поход и стяжать лавры победителя. Не знал Лара Бонилья лишь силы Медельинского картеля. К 1983 году все уже поняли, что картель деньгами пробивает себе путь в коридоры власти. Но люди еще верили, что государственная власть на поверку окажется бесконечно сильнее кокаиновой.

Но они наивно просчитались. Политики давно и повсеместно заигрывали с контрабандистами, брали у них деньги, якобы не задумываясь, откуда эти деньги взялись. Впрочем, и они слабо представляли себе силу картеля. Все полагали, что картель покупает их благосклонность. А он покупал власть над страной.

Лара Бонилья, отчаянный политик–реформатор, по–детски безмятежно ступил в эти джунгли. И наркодельцы набросились на него, точно хищные звери.