Ю. Грачев Старт в небо

Ю. Грачев

Старт в небо

Валя Полякова сидела в палисаднике возле штаба аэроклуба. Время от времени она поглядывала на распахнутую дверь парадного подъезда, за которой час назад скрылся ее друг Сергей Саранчин. Девушка волновалась, она понимала, что в эти минуты решается судьба ее друга.

А тем временем в кабинете начальника штаба шел разговор о приеме Сергея в аэроклуб.

— Запомните, Саранчин, — говорил руководитель штаба Усачев. — вы берете старт в небо. Дело это очень серьезное и требует от человека всех его сил и способностей.

Юноша внимательно слушал бывшего фронтовика-орденоносца.

— Меня трудности не пугают, — отвечал Сергей, — летать хочу, товарищ командир. Сплю и вижу себя на самолете.

— А дома как? Родители не возражают? — интересовался начальник штаба.

— Вообще-то было дело. Отец ругался. «Брось, — говорит, — эту затею с аэропланами — голову сломаешь». Но мы его с Валентиной уговорили.

Начальник штаба Усачев встал из-за стола, прошелся по комнате и остановился у распахнутого настежь окна. В палисаднике за кустами пушистой акации он увидал девушку в белом платьице. Она, загораживаясь ладонью от солнца, смотрела, как над аэродромом выписывал фигуры пилотажа учебный самолет.

Валя не замечала, что из окна на нее смотрел человек, от которого зависело будущее Сергея. Ее мысли были прикованы к самолету, кружившему в лазурном небе. За рулем этой легкокрылой машины она представляла себе Сергея — такого серьезного, сосредоточенного и, главное, смелого. Мечты уносили девушку вдаль. Воображение рисовало сказочные картины. Вот она вместе с любимым в кабине самолета. Они летают высоко над землей. Валя крепко держится за широкие плечи юноши и, прислонившись к его мягким волосам, шепчет: «Выше! Выше!..»

Усачев задумчиво глядел на русоголовую девушку с широко раскрытыми карими глазами. Он хорошо понимал, о чем сейчас она думала. Офицер, прошедший всю войну, видевший много страданий, был готов помочь этим молодым людям найти свое счастье.

— Это Валентина? — спросил Усачев, кивнув головой в сторону палисадника.

— Она, — смутился Сергей. — Говорила: «Пойдем вместе, я — счастливая. Когда я рядом, тебе обязательно повезет».

Начальник штаба улыбнулся. Полистал на столе какие-то бумажки, нашел заявление Саранчина. Прочитал его. «Убедительно прошу не отказать в моей просьбе», — говорилось в последней строке.

— Хорошо, — сказал начальник штаба, — через неделю начинаются лагерные сборы, ждите нашего вызова.

Не помня себя от счастья, Сергей выбежал из кабинета. Он спешил поделиться радостью.

— Валя, порядок! — крикнул с крыльца Сергей.

— Ой, Сереженька, как я рада за тебя!

Молодые люди шагали по тополевой аллее, которая выходила на одну из шумных улиц Сталинграда. Через несколько минут они были уже на лодочной станции. Перед ними — могучая, полноводная Волга.

— Широкая, как наша жизнь! — мечтательно произнес юноша.

Он ласково посмотрел на свою подругу. Сейчас Сергей в ней видел совсем другого человека. Ее круглое личико казалось милей, от пышных русых волос струился тонкий запах духов, а карие глаза были немножко грустны.

—- Помнишь, как я тебя критиковала на комсомольском собрании за то, что с уроков сбежал?

— Не разобралась как следует и обрушилась. А я ведь в тот день модель самолета должен был закончить.

В небе послышался рокот мотора. Над тракторным заводом показался спортивный самолет. Он летел в сторону Сталинградской ГЭС. Машина, качнувшись с крыла на крыло, накренилась влево и сделала крутой разворот.

— Вот это вираж, словно циркулем описал! — восхищался юноша.

— Какой вираж?

— Глубокий, Валечка, понимаешь, глубокий.

Молодому человеку еще не приходилось летать, но в виражах он разбирался. О фигурах пилотажа ему говорили в авиамодельном кружке, о них он читал в книгах по теории полета.

Медленно угасал жаркий июньский день. Толстые развесистые дубы бросали длинные тени. Под одним из них сидели Валя и Сергей. Они любили проводить время за Волгой. Здесь рождались мечты о будущем, здесь началась их большая дружба.

— Как только стану летчиком и приеду в отпуск, мы обязательно придем под этот дуб.

— Представляю тебя летчиком: кожаная куртка, очки на шлеме, планшет на длинном ремешке... Идешь и никого не замечаешь, — шутила Валя.

Быстро пролетела ночь. Потускнели на небе звезды. На востоке зарделась алая полоса. А молодые люди все мечтали и мечтали. Вчерашний день сделал крутой поворот в их жизни. Сергей представлял себя на реактивном истребителе, Валя — в аудитории педагогического института. Они молча прощались со школьными деньками, торопились в самостоятельную жизнь...

Этим же летом Саранчин успешно закончил аэроклуб, а осенью уехал в военное училище летчиков. Незаметно промелькнули годы учебы. Валя уже училась на третьем курсе педагогического института, Сергей заканчивал училище. Друзья переписывались, рассказывали в письмах о своих новостях.

Как-то в октябре под вечер, возвращаясь из института, Валя встретила возле дома знакомого почтальона. Он вручил ей телеграмму. Текст был краток: «Сдал отлично, целую, лейтенант Саранчин».

После окончания училища Сергея направили в истребительный полк. Служить ему предстояло за Полярным кругом. Что-то молодого летчика ждало впереди? Как он начнет новую жизнь? Ведь он мечтал совсем о другом. Думал, что пошлют его куда-нибудь под Сталинград и будет он каждый день летать над своим родным городом, на глазах у родных и знакомых.

Но все получилось иначе. Поезд его быстро мчал на север, увозил за тысячи километров от раздольной Волги, необозримых сталинградских степей, от любимой девушки. Офицеру стало немножко грустно. Он с тоской смотрел из окна поезда на каменистые сопки, тощие сосенки и карликовые березки.

На маленьком полустанке с деревянным вокзалом Саранчина и других летчиков, возвращавшихся из отпуска, встретил командир звена капитан Павлов. Все места в автобусе оказались занятыми. Офицеры наперебой спрашивали у Павлова о новостях.

— Живем по-прежнему, не унываем, — отвечал командир звена, — новый инженер по радио из академии приехал. Березин его фамилия.

Лейтенант Саранчин не участвовал в разговоре. Он чувствовал себя гостем в этой большой, веселой и дружной семье. Как-то они его примут?

Поселился Сергей в общежитии, в обществе холостяков. С первых же дней новичок подружился с весельчаком Виктором Агафоновым. Они вместе ходили в клуб, ездили на аэродром, рядом сидели на занятиях. В общем друг от друга ни на шаг.

Аэродром, стиснутый кольцом лысых сопок, не казался молодому летчику чужим. Он с удовлетворением смотрел на длинный ряд боевых самолетов, вытянувшийся на стоянке. Саранчин мечтал о том дне, когда он закончит программу переучивания на новом для него типе истребителя и ему разрешат вылететь самостоятельно. А пока Сергей занимался в классе на тренажерах, изучал конструкцию самолета, его тактико-технические данные. Он твердо знал: успех полета куется на земле.

Как-то Саранчина назначили дежурным по аэродрому. Он стоял на старте и смотрел, как высоко в небе, оставляя за собой белый след конденсированных паров, пилотировали истребители.

А тем временем звено капитана Павлова готовилось к вылету. Радиолокационные посты обнаружили бомбардировщик «противника», который летел на большой высоте. Четыре самолета один за другим быстро поднялись в воздух и взяли курс на восток.

Вскоре ведущий доложил, что самолеты находятся на высоте десять тысяч метров. Их полет все время контролировался по радиолокатору. Оператор, находившийся у индикатора кругового обзора, беспрерывно давал данные планшетисту на командном пункте о продвижении «противника» и наших перехватчиков. На экране вспыхивали зеленоватые засветки: одна из них — самолет-цель, другие — истребители звена капитана Павлова.

На планшете ломаной линией обозначался маршрут «противника». К ней под углом 60 градусов тянулась красная прямая черта. Она постепенно приближалась к черной полосе. Истребители настигали бомбардировщика.

— Цель вижу, — раздался в динамике на командном пункте уверенный голос капитана Павлова, — атакую!

Но в этот самый момент «противник» произвел неожиданный маневр. Он изменил направление полета и пошел с набором высоты. На экране радиолокационной станции было видно, как засветки резко переместились в сторону.

— Хочет увернуться из-под атаки, — проговорил солдат-оператор.

Однако ускользнуть от летчиков звена капитана Павлова не удалось: командир предусмотрительно одной паре истребителей приказал идти выше «противника». Теперь представилось возможным использовать преимущество в высоте. Пара истребителей по команде капитана ринулась в атаку. Бомбардировщик не прошел к намеченному объекту. Ему перерезали путь истребители звена Павлова. Цель была перехвачена на заданном рубеже.

С какой радостью Саранчин просматривал продешифрированные пленки кинопулеметов, из которых «стреляли» по самолету-цели! Признаться, он в душе немножко завидовал успеху летчиков. Его сердце рвалось в воздух. Лейтенанту хотелось вместе со старшими товарищами летать на перехват воздушных целей, стремительно атаковать «противника» и видеть свой результат таким же, как у опытных летчиков. Но пока он летал с инструктором на двухместном учебно-боевом самолете. Капитан Павлов готовил молодого офицера к воздушным боям.

Однажды, в конце летного дня, лейтенанту Саранчину разрешили сделать первый самостоятельный полет по кругу. Радостный, он сел в кабину одноместного истребителя. Гул турбины наполнил аэродром. Приземистая острокрылая машина стремительно неслась вперед по взлетной полосе. Летчик плавным движением рулей перевел истребитель в набор высоты.

— Я, Спутник-25, взлет произвел, нахожусь на первом развороте, — послышался по радио голос Саранчина.

— Вас понял, — коротко ответил руководитель полетов.

Вскоре истребитель, пилотируемый молодым офицером, стал заходить на посадку. Самолет быстро приближался к «Т».

— Сбавьте обороты! — приказал руководитель полетов.

— Забыл, что ветер-то попутный, — волновался командир эскадрильи.

— С большим перелетом сядет, — досадовал лейтенант Агафонов.

— Уходите на второй круг! — приказывал руководитель полетов.

Самолет, набирая скорость, пронесся над стартом, сделал разворот, и через несколько минут Саранчин снова начал производить расчет на посадку.

— Правильно, — успокаивал его руководитель полетов, держа у губ микрофон. — Так... Так... Снижайтесь... Еще... Еще...

Летчик посмотрел вниз. Ему показалось, что земля совсем близко. Он отчетливо видел ориентиры. По его расчету, нужно было выравнивать машину. Саранчин так и сделал.

— Рано выравниваете! — передали с земли.

Лейтенант бросил взгляд на посадочный знак. Полотняное «Т» находилось от него совсем близко, а высота полета была великовата.

— Что ты делаешь? — процедил сквозь зубы капитан Павлов.

Однако было поздно что-нибудь предпринять. Истребитель коснулся земли далеко за посадочным знаком. Летчик допустил грубую ошибку. Самолет при пробеге мог выкатиться за пределы летного поля, налететь на сопки. Офицер резко нажал на тормоза. От сильного трения лопнуло колесо. Машину круто развернуло, поломался щиток колеса шасси.

Сергей выскочил из кабины и бросился осматривать истребитель.

— Все, отлетался, — с горечью вымолвил он.

К самолету подъехал тягач и командирский «газик».

— Лейтенант Саранчин, к командиру, — передал приказание посыльный.

«Я должен доказать, что произошла случайная ошибка!» — думал офицер. А внутренний голос подсказывал совсем другое: «Брось, Сергей, не упрямствуй. Еще недоучился». Но он и дальше пошел наперекор здравому рассудку.

— Товарищ майор, — обратился лейтенант к командиру эскадрильи, — разрешите еще один полет, я докажу, что могу самостоятельно летать.

— Еще один самолет хотите сломать, — спокойно заметил майор. — Капитан Павлов, лейтенанта Саранчина от самостоятельных полетов отстраняю.

— Товарищ майор... — еле выговорил Саранчин.

Офицер строго посмотрел на лейтенанта и добавил:

— На «спарку», доучиваться!

Обедать Сергей не пошел. Прямо с аэродрома он направился в общежитие. Его мучила совесть. Ведь он не только сам оплошал, но и подвел капитана Павлова, первоклассного летчика. «Как инструктору в глаза посмотрю? — думал офицер. — Учил он меня, учил, а я его «отблагодарил».

— Ты что пригорюнился? — возвратившись из столовой, спросил Сергея Виктор Агафонов. — На обед не пошел, скажите, пожалуйста, нервы! «Спарки» испугался.

— Надоело жить умом инструктора. Я хочу летать самостоятельно.

— Это ты напрасно говоришь. Учиться даже опытному летчику не зазорно, — упрекнул его Виктор и, спохватившись, добавил: — Да! Друг любезный, тебе письмецо. Почтальон передал.

Саранчин вскрыл конверт, достал из него листок, испещренный мелким почерком. Он сразу же узнал руку: писал начальник штаба аэроклуба Усачев. После слов приветствий, следовало: «Помню нашу первую встречу в аэроклубе. Ты сказал мне: летать хочу, товарищ начальник штаба. Вот и не терпится узнать, как идут у тебя дела. Уж не «сорвался» ли с крутого виража в штопор? Кстати, а как поживает та русоголовая, которая тебя в авиацию привела?..»

Слова старого учителя задели его за живое. Сергей задумался. Что он мог ответить человеку, который открыл ему путь в небо? «Пока подожду с ответом», — решил он про себя. Достал из-под кровати чемодан, открыл крышку. В правом углу стопкой лежали письма Усачева и Вали. Офицер медленно стал перебирать конверты, перечитывать то, что писали друзья. Перед глазами встал родной Сталинград. Вспомнилось все, как будто это происходило совсем недавно. И аэроклуб и дуб за Волгой, под которым он рассказывал Вале о своих мечтах стать летчиком-истребителем. Он чувствовал себя обязанным многим людям, товарищам по службе.

Летчик решил снова взяться за дела. Он ни днем ни ночью не знал покоя. В учебные часы офицер тренировался на специальной аппаратуре, непосредственно в кабине самолета. Рядом с ним были его друзья. Сергей всегда добрым словом будет вспоминать капитана Некрасова, старшего лейтенанта Муратова, капитана Павлова, которые не дали ему свернуть с правильного пути. Саранчин постоянно ощущал их поддержку. От этого становилось светлее на душе, хотелось делом ответить на заботу товарищей и командиров.

Происшедший с ним случай послужил хорошим уроком. Комсомольцу на всю жизнь запомнилось, к чему иногда приводит излишняя самоуверенность. В подавленном настроении вышел он в тот неудачный день с комсомольского собрания. Товарищи потребовали с него слово, что подобных промахов больше не повторит.

— Обещаю! — заверил комсомольцев Саранчин.

Незаметно прошло лето. Наступила суровая зима. Но боевая учеба в Н-ском истребительном полку не прекращалась. Летчики, подготовленные к действиям в воздухе вне видимости земли, летали ночью. В худшем положении оказалась молодежь. День за Полярным кругом короткий, пасмурный, обычно эти два-три часа светлого времени редко удавалось использовать. В сорокаградусный мороз летчики с нетерпением ждали хорошей погоды. А когда выдавался теплый день, тогда на аэродроме не смолкал гул турбин. Летала молодежь!

К весне все, кто прибыл из училища, в том числе и Саранчин, вылетели самостоятельно на новом типе истребителя. Через год он начал осваивать полеты в сложных метеорологических условиях днем. Офицер-комсомолец старательно учился пилотировать скоростной истребитель по приборам.

Однажды в полдень молодой летчик занял место в кабине боевого самолета. Ему предстояло пройти по маршруту в сплошной облачности. С командного пункта взвилась зеленая ракета. Белый дымок дугой повис над летным полем. Он медленно таял на темном фоне густой облачности. Воздух был влажен, с заозерной стороны дул холодный ветер.

Лейтенант Саранчин увеличил обороты турбины, и самолет постепенно начал набирать скорость. Вскоре истребитель скрылся в облаках. В кабине вспыхнул холодный фосфоресцирующий свет приборов. Десятки зеленоватых стрелок ползали по шкалам перед глазами летчика. Только с помощью их можно было привести самолет в указанный район. Надежные путеводители позволяли Сергею с максимальной точностью определять местонахождение самолета, выдерживать нужный курс. Вот ему показалось, что истребитель будто накренился. Саранчин посмотрел на прибор авиагоризонт: силуэт самолета находился в горизонтальном положении. Значит, все правильно, машина летит без крена. Летчик поборол в себе ложное ощущение, он доверялся приборам.

На первом же отрезке маршрута офицер попал в неожиданно усложнившиеся условия. На выступах фонаря и кромках плоскостей появилась матовая корка. Машина стала обледеневать. От нарушения обтекания она то и дело вздрагивала. Летчик увеличил скорость полета. Кусочки льда под напором воздушной струи отлетали.

Но офицера ждала впереди еще большая неприятность. Руководитель полетов сообщил ему, что летное поле закрывает густым туманом. Руководитель полетов связался по радио с запасным аэродромом. Оттуда ответили, что у них пока погода ясная, но километрах в пяти проходит большая грозовая туча.

— Идите на запасной аэродром, — приказали с командного пункта.

Руководитель полетов надеялся, что Саранчин успеет приземлиться там. Но он предупредил офицера, чтобы тот не входил в грозовую тучу.

На подходе к запасному аэродрому началась сильная «болтанка». Самолет Сергея бросало то вниз, то вверх. Над летным полем нависла иссиня-черная туча. Посадочную полосу заслонял от летчика ливень.

Летчик посмотрел на топливомер: горючего в баках оставалось мало. Он принял решение садиться на своем аэродроме.

По расчетам, самолет должен был подходить к дальней приводной радиостанции. Летчик запросил пеленг. С земли сообщили:

— Курс двести семьдесят градусов.

Офицер посмотрел на прибор. Стрелка упиралась в цифру 270. Вскоре раздался звонок маркера, который установлен в кабине. Это означало, что истребитель прошел дальнюю приводную радиостанцию. А через некоторое время опять зазвонил звонок: сигнализировала ближняя приводная. Значит, летчик точно вышел на свой аэродром и находится в створе посадочной полосы.

На высотомере четыреста метров, а земли не видно. Кругом серая мгла. Саранчин рассчитал, что через пять секунд он появится над командным пунктом аэродрома.

— Прохожу над вами, высота четыреста метров, земли не вижу, — доложил он руководителю полетов.

Над летным полем раздался гул турбины летящего в тумане самолета. Это несколько успокоило находившихся на аэродроме. Сколько иногда приходится пережить за две-три минуты! Работа на стоянках прекратилась. Летный и технический состав окружили будку командного пункта. Каждому хотелось слышать, как в динамике звучит уверенный голос их товарища.

Рядом с руководителем полетов стоял капитан Павлов. Он курил папиросу за папиросой. Капитан Некрасов смотрел на посадочное «Т» и теребил ремешок шлемофона. Понурив голову, сидел на ящике старший лейтенант Муратов. Техник, чей самолет находился в воздухе, бессознательно стукал ключом по пуговице куртки. На аэродроме царила непривычная тишина.

«Вот, Сережа, твой экзамен на боевую зрелость», — думал Виктор Агафонов.

— Вас не вижу, снижайтесь до двухсот метров. — передал по радио руководитель полетов на борт истребителя.

Дважды Саранчин заходил на посадку, но все безуспешно. Он то и дело поглядывал на топливомер. Горючего оставалось на несколько минут. И тогда руководитель полетов приказал набрать безопасную высоту для катапультирования и покинуть самолет.

Сергей делает последнюю попытку. Он снизился до ста пятидесяти метров. Сквозь туман едва виднелась серая лента посадочной полосы. Летчик сбавил обороты двигателя. Истребитель мчался на летное поле. С каждой долей секунды все отчетливее выделялись ориентиры, аэродромные постройки.

Машина коснулась земли и покатилась вперед...

— Спутник-25 посадку произвел! — доложил по радио летчик.

Не успел Саранчин выйти из кабины, как его обступили друзья. Летчики и техники поздравляли своего товарища с успешным возвращением из трудного полета.

— Верил я в вас, Сергей Поликарпович, — пожимая руку Саранчину, говорил капитан Павлов.

Вечером, в этот же день, Сергей написал письмо Усачеву.

А через два месяца Саранчин поехал в отпуск в Сталинград. Приветливо встретил его родной город. Залитые солнцем улицы стояли в лесах новостроек, на лицах прохожих улыбки, в сквере, что напротив Драматического театра, играли дети.

Подъехало свободное такси.

— В Бекетовку, — сказал он шоферу.

Там жили его родители и невеста.

...Быстро летели дни отпуска. Сергей и Валентина с утра до ночи пропадали за Волгой, ходили в кино, театр.

Однажды вечером, когда влюбленные сидели под тем самым дубом за Волгой, где они впервые вслух мечтали о своей будущей самостоятельной жизни, Сергей вдруг встал и сказал:

— Валя, ты скучаешь без меня?

— Конечно. А ты?

— Давай жить вместе всегда, всю жизнь!

Свадьба была намечена на воскресенье. В доме родителей Сергея собрались его друзья, подруги невесты, родственники. Здесь присутствовал и начальник штаба аэроклуба Усачев. В семье Саранчиных он считался почетным гостем. Веселье не смолкало до утра. Казалось, что вся Бекетовка радуется счастью Сергея и Валентины.

Кончился отпуск. Сергея собирали в дорогу. Офицер возвращался в Заполярье, где уже прослужил три года. Валя оставалась в Сталинграде. Ей нужно было окончить последний курс института.

— Посидим перед дорогой, — предложила Марфа Пименовна, мать Сергея.

Сели. Неожиданно на пороге появился почтальон.

— Кто здесь Сергей Поликарпович Саранчин? — спросил он.

— Я, — по-военному ответил летчик.

— Получите телеграмму.

Все обступили Сергея. Он прочитал текст. Командир полка поздравлял подчиненного с присвоением очередного воинского звания — старший лейтенант. Телеграмма перечитывалась несколько раз подряд. Жена, родители и все, кто находился в комнате, от всей души поздравляли офицера.

Вскоре по возвращении Сергея из отпуска в эскадрилье, где он служил, состоялось отчетно-выборное комсомольское собрание. Его единогласно избрали секретарем бюро. Сколько ему предстояло работы!

Потом состоялось заседание комсомольского бюро. Собралось оно не случайно. Рядовой Грицаенко нарушил дисциплину. Он вступил в пререкание с командиром. За это солдат получил строгое взыскание. Старший лейтенант Саранчин посоветовался с комсомольцами и решил вызвать Грицаенко на бюро. На заседании не ограничились лишь разбором персонального дела. Тут же был обсужден вопрос о задачах комсомольцев эскадрильи в укреплении воинской дисциплины.

— Без крепкой дисциплины, — говорил в своем выступлении старший лейтенант Саранчин, — мы не добьемся успеха в боевой подготовке.

Офицер ясно понимал, что душой всех достижений воинов является воинская дисциплина. За это он и боролся.

Однако комсомольскому бюро приходилось заниматься не только вопросами боевой подготовки. Молодежь тянулась к спорту, ей хотелось культурно отдыхать. Все это видел Сергей, когда заходил в казарму, где по уголкам кто-то из солдат наигрывал на гармони или на балалайке, кто-то напевал товарищам песню, и они вполголоса подтягивали ему. В ленинской комнате авиаторы читали журналы, газеты, играли в домино и шахматы.

Народ в общем-то не скучал. Но веселье это возникало само собой, от случая к случаю. Секретарь комсомольской организации подметил стремление людей. Молодой, энергичный, он знал, чего не хватало молодежи.

— Досуг тогда хорош, когда человеку по-настоящему весело, — заметил как-то Саранчину командир эскадрильи офицер Девятов. — Приятно спеть во весь голос любимую песню, посмотреть задорную пляску! Самодеятельность бы организовать. Как вы думаете?

— Нужно, товарищ майор, очень нужно, — ответил Сергей.

Не откладывая дела в долгий ящик, секретарь сразу же поговорил с членами комсомольского бюро. Решили побеседовать по этому вопросу со всеми.

В общежитие Саранчин в этот день возвратился поздно.

— Где ты пропадаешь? — спросил Виктор Агафонов. — Ребята из соседней комнаты пластинки новые достали.

Сергею не понравился такой беззаботный разговор. Члены бюро что-то предпринимали, чтобы всем весело было отдыхать, а его друг сам себя развлекает.

— Ты, Виктор, только о своем отдыхе думаешь, а до людей тебе дела нет, — упрекнул его старший лейтенант.

— Чего ты хочешь, не пойму?

— Чтобы ты участвовал в художественной самодеятельности.

Сергей знал, что солдаты любят Агафонова за его веселый нрав и простоту и охотно согласятся вместе с ним участвовать в хоре.

На следующий день во время перерыва на аэродроме почти у каждого самолета шли разговоры о художественной самодеятельности. Члены бюро читали комсомольцам статьи из газет, в которых писалось о проведении всеармейского смотра. Больше всего желающих выступить на клубной сцене записалось у Виктора Агафонова. Так начинала создаваться художественная самодеятельность в эскадрилье, которая потом заняла первое место в гарнизоне.

— Молодец, Саранчин, сумел поставить дело! — похвалил его командир эскадрильи, когда закончился смотр.

— Это сделали члены бюро вместе с комсомольской организацией, — возразил старший лейтенант. Ему было неловко, что командир хвалил его одного. Ведь помогали создавать самодеятельность и коммунисты. Много сделал и секретарь партийного бюро полка старший лейтенант Ярош, почти на каждой репетиции присутствовал секретарь комсомольской организации части старший техник-лейтенант Федотов.

...Кончилась полярная ночь. Наступил полугодовой день. Солнце не сходило с северных высот. Оно светило круглые сутки. Над аэродромом громче обычного загудели турбины реактивных истребителей.

Правда, еще по-прежнему было холодно, но во всем уже чувствовалось дыхание весны. На лысых сопках появились проталины, над окнами висели сосульки.

В эти дни особое оживление царило среди воинов полигонной команды. Они готовили мишени к воздушным стрельбам по наземным целям. Солдаты аккуратно расстанавливали макеты танков, орудий, размечали круги и квадраты. Полигон превратился в большую арену, на которой будет проверяться мастерство летчиков-истребителей.

В числе первых самолетов над полигоном появилась машина, которую вел старший лейтенант Саранчин. Истребитель шел на большой скорости. Летчик обнаружил цель. Он прильнул к прицелу. Ромбики прибора, образуя кольцо, впивались в контуры макета танка. Центральная марка прицела наведена на башню. Сергей нажал гашетку. Самолет слегка вздрогнул. В воздухе прозвучала короткая очередь из пушек. Цель поражена с первого захода.

За ним поражал наземные цели летчик Агафонов, делал второй заход старший лейтенант Муратов, занимал исходную позицию старший лейтенант Пряхин. Выстрелы не смолкали над полигоном. Старательно расставленные фанерные машины загорались, разлетались в щепки.

Сергей Саранчин смотрел на полигон не как на площадку для учебно-боевых стрельб, а как на настоящий район сосредоточения сил противника. Его охватывал боевой азарт.

— Никогда не испытывал такого удовлетворения — делился он впечатлениями с товарищами после полета.

Старший лейтенант припомнил, как он, дежуря на аэродроме, жадным взглядом провожал звено капитана Павлова, которое летело на перехват воздушной цели. Как знать? Может быть, и за ним сейчас тоже кто-то наблюдал и тоже завидовал. Ведь с тех пор воды много утекло. Офицер освоил полеты в ночных условиях, за успехи в боевой подготовке поощрен командиром.

На вокзал Сергей Саранчин и Виктор Агафонов приехали за час до прибытия поезда. В далекое Заполярье после окончания института приезжала жена старшего лейтенанта Валентина.

За поворотом показался экспресс. Почти целый год ждал Сергей этого счастливого дня. Пройдет еще минута-две, и он обнимет свою русоголовую волжанку.

— Волнуешься? — спросил у Сергея Виктор.

— Волнуюсь, — признался он.

Лязгнули буфера, и поезд остановился.

В дверях тамбура появилась Валя. Сергей кинулся к ней. Не успела она шагнуть из вагона, как он подхватил ее и вынес на перрон на руках. Она привезла с собой дыхание родного края, теплого отчего дома.

— Какое яркое солнце! — удивилась Валя.

Она задумчивым взглядом смотрела на незнакомый ей край, что-то отыскивая в нем похожее на сталинградскую землю. Но перед ней стояли угрюмые сопки, покрытые тощими соснами да карликовыми березками. Поодаль торчали огромные валуны, поросшие лишайником. Эти вековые старожилы Севера дополняли суровую красоту Заполярья.

— Это мой друг Виктор, — представил Агафонова Сергей.

Валя протянула летчику загорелую руку.

В гарнизон молодые супруги возвращались на командирской «Победе». Всю дорогу Виктор рассказывал Валентине о причудах природы Заполярья. Он говорил так убедительно, что она успела поверить, будто бы лучше места, чем Север, на всем земном шаре не сыскать.

За сопкой показался авиационный городок. Тот самый городок, из которого она три года подряд получала ласковые письма. Машина остановилась возле двухэтажного дома.

— Здесь и будем жить, Валя.

Она немного помолчала, потом восторженно произнесла:

— Хороший край!

— У нас и люди такие, — добавил Виктор Агафонов, взглянув на старшего лейтенанта Саранчина.