П. Бондаренко Дорога к сердцу

П. Бондаренко

Дорога к сердцу

Взвод заканчивал разминирование большого участка колхозного поля, где когда-то шли жаркие бои. Солдаты сносили на отведенный квадрат мины и снаряды, оставленные немцами при отступлении, складывали их в пирамиды, подводили шнур к взрывателям.

Подполковник стоял на кромке поля, внимательно следил, как работают саперы.

— Все в укрытия! — подал он команду, когда в штабель был уложен последний снаряд.

Солдаты побежали к блиндажу. Подполковник спокойно взял в руки шнур, чиркнул зажигалкой, поджег обнаженный конец белого фитилька. Красный пятачок огня качнулся на ветру, потом как-то неестественно сжался и спрятался под толстым слоем изоляции. Казалось, он погас совсем, но подполковник знал, как обманчиво это впечатление для человека, не посвященного в тайны минерного дела. Огонек не погас! Нет, он невидимой змейкой побежал внутри шнура, с каждой секундой приближаясь к запальникам. Уходя, минер, прячься в укрытие! Через несколько минут зажженный твоей рукой огонек достигнет своей цели, и тогда над полем, где сейчас лежат безобидные с виду болванки снарядов и мин, взметнется столб огня, страшный взрыв потрясет все вокруг, и град смертельных осколков накроет тебя.

Подполковник еще раз окинул взглядом поле, где были сложены снаряды, и бросился к укрытию. Он бежал широкими прыжками, отсчитывая в уме секунды. Вдруг он почувствовал под ногами что-то скользкое, потерял равновесие и упал на снег. Он попытался встать на ноги, но страшная боль сковала его тело, и подполковник бессильно опустился на землю. Усилием воли он заставил себя еще раз подняться, но снова адская, нечеловеческая боль свалила его. Правая нога, раненная еще в дни военных походов, нестерпимо ныла и совсем не хотела подчиняться.

Подполковник бросил тревожный взгляд на часы. До взрыва оставались считанные минуты. Если он будет ползти по полю, то все равно не успеет добраться до блиндажа. Осколки снарядов и мин неизбежно настигнут его, и тогда — конец.

Подполковник приподнялся на руки, глянул в сторону блиндажа. По чистому полю, чуть-чуть пригибаясь, к укрытиям бежали солдаты. Вот первый из них прыгнул в окоп и спрятался под толстым накатом бревен, за ним исчез второй, третий. Подполковник считал скрывающиеся в блиндаже фигурки минеров, и на душе у него становилось невыносимо тяжело. Вот сейчас прыгнет в укрытие последний солдат, тот, что бежит ровно, не пригибая головы, и тогда он останется совсем один...

Подполковник собрал остаток сил, снова поднялся на колени и замер, удивленный и обрадованный тем, что увидел. Солдат, бежавший последним, на какую-то долю секунды остановился на бруствере блиндажа, оглянулся и вдруг, круто повернувшись, бросился назад. Подполковник покосился на циферблат часов. «Нет, не успеет, и сам погибнет и меня не спасет», — мелькнула мысль. Он опустился на бок, громко крикнул:

— Рядовой Сибилев! Приказываю вернуться назад.

Но солдат, казалось, не слышал ничего. Подавшись всем корпусом вперед, он широкими саженками бежал к подполковнику. На ходу сбросив шинель, Сибилев только на какую-то долю секунды задержался около подполковника, взвалил его на спину и снова бросился к блиндажу.

В ту секунду, когда солдат на руках с офицером спрыгнул в блиндаж, воздух потрясла целая серия взрывов. Град тяжелых осколков ударил по накату бревен, поднимая на бруствере желтенькие фонтанчики глины, смешанной со снегом.

— Так, рискуя жизнью, солдат-комсомолец Николай Сибилев спас своего командира, — закончил рассказ секретарь комсомольского бюро. Присутствующие в зале — делегаты комсомольской конференции Воронежского военного округа, какую-то долю секунды молчали, восторженные и зачарованные героическим подвигом своего товарища, потом кто-то хлопнул в ладоши, ему ответил сосед, и вдруг аплодисменты, как снежная лавина, обрушились на зал.

А Николай Сибилев, смущенный и растерянный от этой похвалы, сидел в задних рядах президиума, застенчиво опустив глаза.

— Прославленный сапер нашей части Николай Сибилев, — продолжал оратор, когда в зале улеглась тишина, — является делегатом нашей конференции.

И снова зал утонул в аплодисментах.

В перерыве делегаты конференции окружили Николая. Ему жали руки, поздравляли с наградой, полученной от командующего войсками округа, просили подробнее рассказать о своем поступке.

— Да ничего особенного не было, — щеки комсомольца залил румянец. — Каждый солдат в нашей части поступил бы так, если бы заметил, что командир в беде...

Каждый солдат поступил бы так! Может, и сам того не подозревая, Николай Сибилев дал очень меткую характеристику нашему советскому воину. Да, таков наш солдат. Смелый, находчивый, готовый грудью своей прикрыть в бою товарища, прийти на помощь другу в самую тяжелую минуту. Вот эти юноши в военных гимнастерках, с комсомольскими значками на груди, которые окружили сейчас Николая. Орлы! Один к одному — как на подбор! О каждом из них можно рассказать целую повесть.

Вот идет по залу широкоплечий, ладно скроенный паренек. На его груди, рядом с комсомольским значком, приколоты два почетных знака за отличную службу. Это о нем, Викторе Гончарове, говорил в докладе офицер из политического управления округа. Рядом с Гончаровым стройно чеканят шаг отличники боевой и политической подготовки комсомольцы Поляков и Ткаченко.

Вот они задержались у стенда, где вывешены фотографии отличников боевой и политической подготовки. Переглянулись: каждый узнал на снимках себя и своих друзей: Виктора Кузина, Олега Коренева, Василия Долбенеева, Михаила Прокофьева.

Мы с помощником начальника политуправления округа по комсомолу майором Лушниченко ходим от стенда к стенду, любуемся снимками. Нет, не техника искусного фотографа пленяет нас, а люди, замечательные своими делами, нелегким солдатским трудом, волнуют нас.

Скупо, по-военному лаконично майор Лушниченко рассказывает о каждом из них. И за его рассказом встает интересная судьба простого советского паренька, пришедшего в армию прямо от станка или школьной скамьи, не знающего, а иногда и не понимающего, что такое армейская дисциплина, приказ командира, верность солдатскому долгу.

Много должен иметь командир и политработник выдержки, педагогического такта, чтобы найти к сердцу каждого такого молодого воина путь, зажечь в этом сердце благородную искорку солдатской гордости за свою часть, воспитать его мужественным бойцом, готовым грудью закрыть товарища, а если надо, отдать жизнь за Родину.

Я слушал немногословный рассказ майора Лушниченко о комсомольцах округа, и мне захотелось поближе познакомиться с этими скромными, трудолюбивыми юношами, узнать, какими путями и тропками шли они к своей солдатской славе.

Уже потом, много позже конференции, мне удалось побывать в частях и подразделениях округа. Вечерами, в часы, свободные от учебы и походов, встречался я с комсомольцами-воинами. У каждого из них была разная «военная биография».

О том, как складывались и формировались эти «биографии», как офицеры и их помощники — коммунисты и комсомольцы — искали тропку к сердцу каждого новичка, я и рассказываю в очерках «Дружба», «Гармонь», «Ключик», «Извинение».