Александр Фут и его группа

Кто должен был занять место Радо, если с ним что-нибудь случится? Александр Фут, второе лицо в руководстве швейцарской сети.[199]

Во многих отношениях Фут был автономен и мог работать самостоятельно. Он имел прямую связь с Директором, был шифровальщиком, радиооператором и наставником молодых членов группы в части конспирации. В период самой активной его работы, с июня 1941-го по октябрь 1943-го, через его радиостанцию прошло более 6 тысяч сообщений в Москву и обратно. Фут обладал всеми качествами, необходимыми для профессионального шпиона. Его работоспособность изумляла. Он выполнял работу, для которой обычно требуется целая команда, и часто спал, не раздеваясь. Он работал по ночам, а дни проводил с друзьями. Среднего роста, со спокойными манерами поведения, немного полноватый, он был необычайно хладнокровен, его никогда нельзя было застать врасплох вопросами. Полиции он казался безобидным англичанином со средствами, достаточными для того, чтобы жить в покое в Лозанне, подальше от превратностей войны.

Как и многие другие, Фут воевал в интербригадах в Испании, не будучи коммунистом. В 1938 году он вернулся домой тридцатитрехлетним ветераном, и по рекомендации Британской коммунистической партии поступил на службу в советскую разведку. Он был направлен в Швейцарию, где обучался Урсулой Марией Гамбургер. Сначала он выполнял задачи второстепенной важности. Постепенно изучил коды, работу «на ключе», изготовление фальшивых паспортов и другие операции. К началу советско-германской войны, когда швейцарская сеть приобрела особое значение, он был уже хорошо подготовленным агентом. В многоквартирном доме на рю Лангере в Лозанне он открыл свой «офис», установил там рацию, стараясь остаться незаметным праздным иностранцем из тысяч подобных, ищущих в Швейцарии покоя и отдыха. Среди небольшого круга знакомых в Лозанне никто не мог заподозрить его в шпионской активности.

Много лет спустя «Газет де Лозан» опубликовала о нём серию статей, написанных его бывшими друзьями. Вот выдержки из некоторых из них.

«Мы подшучивали над ним, будто он британский шпион. Ему нравились эти шутки, и он вступал в игру с сухим юмором. Как-то раз его спросили: «В самом деле, как ты зарабатываешь себе на жизнь?» Он спокойно ответил: «А вы разве не знаете? Я шпион». Так же он ответил молодой леди, которая сказала ему: «Алан, вы и в самом деле выглядите как шпион». Он ответил: «О, моя дорогая, это просто ужасно. От вас ничего нельзя скрыть».

«Как-то мы услышали, что швейцарская полиция задержала англичанина: они взяли его, когда тот работал на радиопередатчике. Им оказался Фут. И этот замкнутый человек — советский шпион? Гурман и любитель выпить, с которым мы обедали, — любитель опасных приключений? Это было большой неожиданностью».

В отличие от других советских радистов Фут работал в одиночку. Связники — мужчины и женщины — приносили ему сообщения для Москвы от Радо или других агентов. Сообщения, которые часто были написаны открытым текстом, надо было шифровать, и эта задача занимала у Фута больше всего времени. Передатчик Фута был встроен в пишущую машинку, которая внешне выглядела так же, как тысячи других. Он сам устанавливал передатчики для других членов группы. У Эдмона Хамеля передатчик был спрятан за настенной панелью, у Маргарет Болли — в патефоне обычных размеров.

Хамель и Болли получали сообщения (которые в оригинале были написаны по-немецки) в уже зашифрованном виде, готовыми для передачи. Фут, напротив, писал их по-английски и шифровал самостоятельно. Часы для передачи всегда выбирались между полуночью и рассветом, они изменялись в зависимости от атмосферных условий и так, чтобы запутать контрразведку. Регулярно менялись длины волн и начальная группа знаков, которая указывает на имя передающего агента. В один день это было FRG, в другой ЕМХ, потом ZSK и т. д.

Москва была полностью удовлетворена работой Фута, часто принимала его предложения и одобряла его «распорядок дня». В течение войны он был четыре раза награжден, ему присвоили звание капитана Красной Армии. В эти годы через руки Фута в среднем проходило восемь сообщений, многие из них достаточно длинные. В его монотонной работе заслуживает внимания один курьезный инцидент.

В августе 1941 года из Москвы пришло длинное сообщение, которое начиналось пометкой «vy RDO», что означало «очень важно». От обычных радиограмм оно отличалось уже тем, что было написано на плохом английском. Более того, его содержание совсем не соответствовало пометке «очень важно», там перечислялись правила разведывательной работы, хорошо известные каждому члену аппарата, например, никогда не передавать информацию, полученную «из наших источников», другим лицам, соблюдать правила конспирации и т. д.

Фут вспоминал:

«После утомительной ночной передачи я дважды просил Москву отложить приём части этого сообщения на следующий день, но Центр отказался, и мне пришлось принять всю радиограмму целиком. В ту же ночь такое же сообщение пришло к Радо, и мы никак не могли понять его истинного значения, пока четыре года спустя, когда я был в Москве, мне все не рассказали. Оказалось, что оно было написано лично Сталиным после совещания в Генеральном штабе, которое проходило под его председательством. На нем обсуждали нашего Люци и его отличную работу. Было решено считать Люци надежным источником и использовать его информацию, хотя и с некоторыми предосторожностями. Так как Сталин лично диктовал это пространное сообщение, никто не осмелился сделать его вольный перевод, поэтому оно и было написано на ломаном английском, пометку «очень важно» тоже поставил сам Сталин».[200]

Фут легко заводил друзей, но не был популярен среди советских агентов, а Радо и вовсе считал, что тот являетмя британским агентом, который получил задание внедриться в советский разведывательный аппарат. Радо и другим членам его группы казалось, что в продолжение всей его карьеры в Испании, Швейцарии и потом в Москве Фут находился на службе его величества. «У меня нет документов, чтобы доказать это, — говорил один бывший член сети Радо, — но я уверен, что он английский агент».[201]

Радо пытался отделаться от Фута и предложил устранить его. Однако Москва не согласилась, она хвалила Фута и продвигала его по службе. Почти все руководители швейцарской разведки были хорошо знакомы со всеми деталями его работы и не сомневались в том, что Фут — талантливый советский, а не английский агент. Тот факт, что после войны Фут оказался на малозначимой и низкооплачиваемой работе, не связанной с британской разведкой, возможно, указывает на то, что швейцарская точка зрения была правильной.

В автономную группу Фута в военные годы входили ещё две интересные личности — Макс Хабиянич и Анна Мюллер, оба ветераны коминтерновского подполья. Они тихо жили в Базеле, на германской границе, занимаясь своими делами, «сапожник» Макс подделывал паспорта, а Анна была связным агентом с Анри Робинсоном, Радо и другими.

В 1926 г. Франц Вельти открыл в Базеле Хабиянича, полицейского служащего, который имел доступ к паспортам и другим документам. Хабиянич согласился поставлять подлинные швейцарские паспорта коммунистическому аппарату и делал это целых 22 года, до ареста в 1948-м. В сороковые годы его заработок составлял 150 швейцарских франков в месяц, дополнительно 100 франков за каждый паспорт.[202]

Хабиянич, проведший всю войну в нейтральной Швейцарии, так и не был бы разоблачен, если бы летом 1948 года в карманах таинственного человека, который скончался в Берлине «по неизвестной причине», полиция не обнаружила швейцарский паспорт на имя Робинсона. Расследование вскоре показало, как и кому был выдан в Базеле этот паспорт. Другие похожие паспорта были найдены в Париже и Берлине. Хабиянича арестовали, но в это время он был серьезно болен. Поэтому его скоро освободили, и судебное преследование против него было прекращено.

Никому из аппарата не разрешалось устанавливать прямые контакты с Хабияничем. Сообщения и документы шли через Анну Мюллер, ей также переводили деньги для Франции, Германии и прибывающих агентов. Никто не мог заподозрить эту тихую женщину, которой было уже за шестьдесят, в том, что она занимается нелегальной деятельностью и поддерживает тесный контакт с Анри Робинсоном в Париже, с другими агентами Коминтерна и с Футом в Лозанне. При финансовой поддержке Москвы она открыла для прикрытия частное агентство по найму рабочей силы.

Во Фрайбурге, по ту сторону границы, жил ее брат Генрих с женой, оба они активно работали в коммунистическом подполье. Зимой 1942/43 года, когда ее невестка заболела, Анна приехала во Фрайбург, чтобы ухаживать за нею, а потом благополучно вернулась в Базель. Через некоторое время после своего возвращения брат сообщил ей, что его жена снова нездорова.

Что произошло там за это время, Анна так и не узнала. Дом Генриха считался в Москве надежной явкой, паролем была стандартная фраза: «Я приехал от старой тетушки из Базеля». Настоящее имя «старой тетушки» и её настоящий адрес давали советским парашютистам на случай несчастья с Генрихом Мюллером. Почтовая открытка с условным текстом, направленная Анне, помогла бы установить контакт.

Два советских агента — Эльза Ноффке и Вилли Бейтке, снабженные адресом Генриха Мюллера во Фрайбурге, в феврале были сброшены над Германией на парашютах. Директор радировал Футу, чтобы тот сообщил Генриху через его сестру Анну, что скоро прибудут Инга и еще один агент и привезут с собой коротковолновый передатчик.[203] Ноффке и Бейтке были схвачены, и через них гестапо вышло на Генриха Мюллера и его жену, которые были арестованы и казнены.

В июне 1943 года телеграммой, будто бы посланной ее братом, Анна была вызвана во Фрайбург. Ее схватили, переправили в Берлин и приговорили к смертной казни. Однако вмешалось швейцарское правительство, и приговор не был приведен в исполнение. После двух лет заключения Анна Мюллер вернулась в Швейцарию.

В редких случаях, когда руководство Коминтерна хотело что-то сохранить в секрете от коммунистических партий, использовались радиосредства военной разведки. Некоторые такие сообщения, подписанные, председателем Коминтерна Георгием Димитровым, и полученные через лозаннскую радиосеть в июне 1942 года, касались известного швейцарского «уклониста» Жюля Эмбера-Дро.

В молодые годы Эмбер-Дро был священником и вступил в социалистическую группу левого толка в конце Первой мировой войны. В 1921 г. он присутствовал на третьем конгрессе Коммунистического Интернационала в качестве швейцарского делегата и был избран в рабочий секретариат. Он остался на десять лет в Москве как глава романского отдела, который курировал страны Европы и Америки, где говорили на французском, итальянском, испанском языках. В конце 20-х гг., когда начал оформляться «правый уклонизм», он принял сторону Бухарина и Рыкова против Сталина, после чего, естественно, работа Эмбера-Дро в Москве пришла к концу. Понимая свое невыгодное положение, он вернулся в Швейцарию в 1931 г., и это решение спасло ему жизнь.

Так как его правый курс в руководстве швейцарской партии вызывал недовольство Москвы, он был заменён с её благословения Карлом Гофмайером. В декабре 1941 года Эмбера-Дро убрали из высшего руководства партией, а в 1943-м исключили из ее членов. Однако Гофмайер не совсем подходил для своей новой должности. Во время войны он пустился в финансовые махинации вместе с богатым швейцарским промышленником Шаувеккером, который поставлял в Германию желатин и чьи деловые интересы определили прогерманское направление в работе компартии. Через несколько лет это вызвало скандал, который до основания потряс коммунистическую партию.

Руководство Коминтерна начало собирать информацию о Гофмайере, и у него возникла идея поручить Эмберу-Дро (это было еще до исключения его из партии) следить за Гофмайером и тайно доносить на него. Чтобы связаться с Эмбером-Дро и обойти Гофмайера, Димитров послал радиограмму Футу через аппарат военной разведки. Фут получил указание встретиться с Эмбером-Дро лично и передать просьбу Коминтерна собрать информацию о политическом курсе партии.

«На следующий день, — писал Эмбер-Дро, — я снова встретился с Футом и передал ему телеграмму для Димитрова. В ней я писал, что, заменив меня в руководстве партии на Гофмайера, за подобной информацией ему следует обращаться к самому Гофмайеру. Я предупредил Фута, что обязан сообщить Гофмайеру о телеграмме. Фут посоветовал мне не делать этого, сказав, что послание Димитрова носит личный характер».[204]

Приняв Фута за русского, Эмбер-Дро сделал ему в свою очередь интересное предложение, которое могло оказаться важным для советской разведки. Эмбер-Дро поддерживал связь со многими политическими друзьями, которые жили в городах у германской границы — Шаффхаузене, Роршахе, Крейцлингене, Констанце, Зингене. В некоторых случаях граница проходила по городу, одна часть которого принадлежала Германии, а другая — Швейцарии, и люди из швейцарской части каждый день пересекают границу по пути на работу. В тех местах, по словам Эмбера-Дро, Фут мог найти швейцарских рабочих и инженеров, которые согласились бы собирать информацию о германской военной промышленности, передвижениях войск и вообще о немецких внутренних делах.

Фут сообщил об этом предложении Москве. Советские органы действовали быстро и решительно, но здесь они задумались на четыре месяца. Сначала от него отказались только потому, что оно исходило от Эмбера-Дро. Потом дело представили на рассмотрение Сталину, который утвердил его.

Однако предложение не было осуществлено. На следующий день после встречи с Футом Эмбера-Дро арестовала швейцарская полиция, хотя и по другой причине. Он провёл в заключении шесть месяцев и был освобожден в декабре 1942 года. В начале 1943 года его исключили из коммунистической партии. Через несколько месяцев он присоединился к социалистам.