Польский разведаппарат

По своим целям, методам работы и отбору персонала польская разведка в Германии была почти идентична русской. Польские офицеры, жившие в Восточном Берлине под вымышленными именами, вербовали агентов и отдавали им приказы. Агенты, главным образом немцы, должны были следить за военными объектами союзников, а с 1950 года и за зародышем бундесвера. Особый интерес для них представляли политические процессы в Бонне и вокруг него, так же, как и политические партии. По советскому образцу дисциплина была очень строгой, каждый шаг должен был согласовываться с шефом. Обмен информацией происходил при помощи микрофотографий, радиосвязи и курьеров. Агентам не обещали защиты в случае их ареста.

В 1947 г. два польских офицера Альберт и Грегор начали из Восточного Берлина создавать шпионскую сеть в Западной Германии. У себя за «железным занавесом» они наняли некоторое число немцев в качестве агентов. «Историк искусства», Карл Кунце, был поставлен во главе одной из таких сетей. Ему помогала его любовница, Луиза Франкенберг, владелица художественного салона в Западном Берлине.

Личность Кунце была характерной для послевоенного советско-польского шпионского агента. «Историк искусства» на самом деле был бывшим полковником вермахта, его карьера рухнула, и будущее было неопределённым, на прихоти фрейлейн Франкенберг не хватало денег. Когда Кунце принял предложение польских офицеров организовать шпионскую группу в Западной Германии, то надел маску консервативного, гиперпатриотичного германского офицера. Он связался с немцами антисоюзнической ориентации и попросил у них информацию, которая, как он намекал, необходима для германских националистических целей.

Среди клиентов художественного салона Луизы Франкенберг была некая фрау Кнут. Скоро между парой Кунце — Франкенберг и Марией Кнут завязались дружеские связи. Мария была втянута в шпионскую сеть, сначала выполняя только случайные поручения.

Мария Кнут, умная и волевая женщина, которой было сорок четыре года, когда она присоединилась к группе, прожила тяжелую несчастливую жизнь. Она служила машинисткой в Берлине и вышла замуж за летчика Манфреда Кнута, но брак оказался бездетным. Через несколько лет эта пара рассталась. Мария попыталась стать актрисой, но шрам на лице после авиационного налета в 1943 году положил конец ее планам. Она болела туберкулезом, а в 1942 году у неё появились признаки ракового заболевания.

В 1948 году Кунце и мисс Франкенберг получили указание от польской разведки переехать во Франкфурт и основать там издательство «Бергферлаг». Мария Кнут осталась в Берлине, где служила этой паре «почтовым ящиком» для их связи с Востоком. В это время Мария, которой платили до 200 марок в месяц, не совсем понимала реальной сущности своей работы, ей казалось, что это своего рода контрабандная торговля.

Кунце завербовал также некоторых работников полиции Франкфурта для своего издательства. Среди них были Герман Вестбельд и Марианна Опельт — типичные представители массы больных и несчастных людей послевоенной Германии. Вестбельд был незаконнорожденным ребенком и провел ранние годы жизни в бедной семье, к тому же он страдал болезнью позвоночника. Когда он принял предложение Кунце, у него были жена и двое детей, а зарабатывал он 248 марок. Его положение давало возможность сообщать о структуре полицейских подразделений, а позже — добывать паспорта. Марианна Опельт, происходящая из консервативной семьи, была привлечена патриотическими фразами Кунце. Она тоже была больна. После двадцати лет работы в полиции Франкфурта она зарабатывала 300 марок в месяц.

Кунце свободно распоряжался фондами, в основном тратя деньги на свою любовницу, но щедро платил и агентам. Настал день, когда скрывать обман стало больше невозможно — бывший прусский офицер растратил все средства. 30 июня 1949 года он покончил жизнь самоубийством.

Альберт назначил Марию Кнут на место Кунце. Её повышение в ранге совпало с периодом процветания сети. Она перебралась во Франкфурт, чтобы быть ближе к другим членам группы, и увеличила их вознаграждение. На следующий год она получила новую работу в Кельне, поближе к германскому правительству. По этому случаю «Агнесс» (Мария Кнут) поклялась в верности польской разведке и обещала свято сохранять строжайшую секретность.

Техника совершенствовалась из месяца в месяц. Два новых «почтовых ящика» были основаны в Берлин-Вильмерсдорфе и еще один в Кельне. В первом сообщения перепечатывались в кодах, но вскоре этот устаревший метод был отвергнут и стали применять симпатические чернила. Потом они уступили место микрофотографии, и Герман Вестбельд сделался мастером фотодела. Будда высотой около двадцати дюймов — всё, что осталось от художественного салона, — всегда сопровождал Марию в ее поездках в Берлин; в нем хранились секретные документы и другие вещи. Бумаги пересылались также в переплетах книг, в тортах, в банках с вареньем. Те же методы использовались для пересылки денег из Берлина на Запад. Среди задач, поставленных перед Марией, было составление подробного отчёта о численности американских и британских войск в Германии. Другой отчёт, составлямый «Холлом» (Германом Вестбельдом), был посвящен техническим и персональным изменениям в полиции. Марианна Опельт выполняла работу, значение которой так и не понимала: она просто делала для Марии лишнюю копию документов, которые перепечатывала. Нет сомнения, что среди сотен документов, которые польско-советская разведка получала в данном случае, попадались и такие, которые представляли особый интерес.

Осенью 1950 г. на Западе было принято решение о перевооружении Германии в рамках Европейского оборонительного союза. Москва подозревала, что перевооружение Германии уже проводится и перед советской разведкой и разведками стран-сателлитов была поставлена новая задача — проникнуть в военное ведомство в Бонне. Сама Мария Кнут пыталась устроиться туда машинисткой, но ее не приняли из-за недостаточного опыта в стенографии.

Однако в январе 1952 года неожиданно возникли новые возможности. Один из агентов Марии по имени Хауэр, который не был ни умен, ни сообразителен, встретил некоего Петерсена, который работал в военном ведомстве. Из их разговора стало ясно, что Петерсен симпатизирует советской политике. Хауэр представил его Марии Кнут. Завербовать человека из военного ведомства было бы блестящим успехом. Мария запросила своих боссов в Берлине. Стреляным воробьям из советско-польской разведки Петерсен показался подозрительным, всё это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Марию предупредили, но не запретили продолжать контакт. Сотрудничество началось, а потом переросло в личную дружбу между Петерсеном и Марией.

Петерсен, разумеется, не был сотрудником военного ведомства. Полиция ФРГ пошла на рискованное предприятие и снабдила его различными фальшивыми, но представляющими интерес документами об организации западногерманской армии. Там были «письма к канцлеру», «большой план», «береговой план» и т. д. Все документы были переданы руководству польской разведки. Постепенно Альберт и Грегор начинали ощущать энтузиазм. В марте 1953 года они дали высокую оценку донесениям Петерсена, через месяц они повысили плату «Эрнсту Больду» (Петерсену) до 500 марок в месяц и обещали скорое повышение до тысячи марок, что было бы беспрецедентно высокой оплатой для вновь принятого агента.

К этому времени германские власти имели всю информацию, которую хотели получить, больше ничего нельзя было добиться, продолжая операцию «Петерсен». И во второй половине апреля 1952 года был положен конец трехлетней шпионской деятельности Марии Кнут. Все члены ее шпионской группы были арестованы. Суд был проведен в январе 1953 года. В тюремной больнице Мария перенесла две онкологические операции. На суд ее сопровождала медицинская сестра. Понимая, что конец её близок, Мария рассказала все полностью и в деталях. Ее единственной попыткой оправдать себя было утверждение, что, беспокоясь о судьбе польской нации, она хотела предотвратить, если это возможно, воскрешение германской армии. Это, как заявила она суду, было главным мотивом ее деятельности. Не убежденный этими открытыми признаниями, суд приговорил ее к 4 годам исправительных работ. Наказание для Вестбельда было определено в два года, а для Марианны Опельт — в три месяца. По сравнению со шпионскими процессами в столицах стран-сателлитов, с их обязательными признаниями и суровыми наказаниями, эти первые после войны приговоры германского суда представляются мягкими и гуманными.

В новых условиях разведывательной работы, возникших в 1947–1948 годах, польское правительство попыталось реанимировать старых польских агентов, которые пережили войну, и теперь в изменившейся международной обстановке могут быть снова использованы. Капитан секретной службы в Варшаве Камиен в поисках опытных агентов обратился к ветерану польской разведки Теодору Шендзелоржу, человеку с беспрецедентно большим шпионским послужным списком.

Шендзелорж работал секретным польским агентом в Германии до войны и был в 1937 году приговорен нацистским «народным судом» к пожизненному заключению. Теперь, когда его пригласили снова возобновить свою деятельность, он дал согласие. Он отправился в Германию в 1948 году, чтобы работать там самому и набирать агентов из числа немцев, перемещенных из Польши в Германию. По приказу своего шефа они чертили карты и составляли доклады о расположении военной группировки США, о её вооружении, складах горючего, железных дорогах и так далее. Сам Шендзелорж ездил из Польши в Западную Германию и обратно, собирая рапорты, оплачивая агентов (самая большая оплата составляла 50 марок в месяц), и возвращался со своими трофеями в Варшаву.

Как это часто бывает с восточными агентами, они, заинтересованные в деньгах, гнались за количеством рапортов в ущерб их качеству и снабжали Шендзелоржа, а через него и Варшаву, нелепыми материалами. В одном отчете был описан какой-то странный безмоторный самолет. В другом говорилось об атомном арсенале Соединенных Штатов, который насчитывал шесть сотен бомб, одна из которых «была где-то потеряна». Было сообщение о том, что американские войска начинают носить униформу зеленого цвета, чтобы сойти за русских. Следует признать, что помимо этого в руки Шендзелоржа попадала и достоверная информация в виде чертежей, карт и схем военных и промышленных установок, железнодорожных депо, газовых и водопроводных сетей.

Возвращаясь в Польшу из одной такой поездки, Шендзелорж был арестован около военного полигона Графенвор. Пытаясь убежать, он уронил хозяйственную сумку, набитую компрометирующими его документами. Его арест и найденные при нем материалы позволили вскрыть всю шпионскую сеть. Вместе с Шелдзелоржем были арестованы еще четверо — двое поляков и двое немцев. Перед американским судом обвиняемые во всем признались и рассказали о своей деятельности. Их способом защиты было принуждение (этот прием стал стандартным во всех шпионских делах): они якобы боялись за своих родственников в Польше, отказ от работы на спецслужбу означал их арест и высылку в Сибирь. В некоторых случаях репрессии по отношению к родственникам шпионов действительно могли служить угрозой, но этот прием часто использовался и теми шпионами, которые работали по убеждению, и суды в Германии не всегда могли отличить реальных жертв от фальшивых. Шендзелорж был во второй раз в своей жизни осужден на длительный срок — на 30 лет, его помощники получили от 12 до 20 лет. Генерал Люциус Д. Клей, военный комендант Германии, сократил эти сроки наполовину.

Шпионская техника восточноевропейских служб была существенно усовершенствована в послевоенный период. Всего несколько лет отделяло Марию Кнут с её примитивным снаряжением от другого польского агента — Бруно Снеговского, мастера шпионажа, который добился серьезных успехов. Прежде чем отправиться за границу, Снеговский два года учился в разведывательной школе, что само по себе было значительным шагом вперед по сравнению с прежними трех- или шестимесячными курсами. Учителями Снеговского были русские офицеры, науки, которые он изучал, являлись польским изданием того, чему учили в Советском Союзе.

Он сумел устроиться экспертом в военное ведомство и всего за три недели ухитрился сделать рекордное число фотографий — семьсот снимков людей и документов; он также заснял работников контрразведки. Аккуратно упакованные фото он поместил в «мертвый» почтовый ящик (ящик, которым давно не пользовались) в пригороде Бонна и польский курьер забрал «почту», даже не встречаясь с отправителем. Эта процедура оказалась не столь блестящей, как считал ее изобретатель. При третьей попытке использовать почтовый ящик Снеговский был арестован. Его судили и приговорили к 5 годам исправительных работ.[298]

Однако польская разведка в Германии была не столь активна, как разведки других восточноевропейских стран. У Варшавы было мало убеждённых и преданных коммунистов, чтобы нести службу в Германии, а наёмники, выбранные наугад или взятые из старого резерва, оказались неэффективными в новых условиях. Урожай оказался очень скромным.