Мирное соглашение о будущей войне

Таким, повторимся, стал Хасавюртский договор, подписанный тогдашним секретарем совбеза Лебедем с Масхадовым. Составленный в веденском доме Басаева, он был подписан не глядя. Едва ли не единственное, что в нем определялось сколько-нибудь внятно, это порядок создания и функции совместных с сепаратистами комендатур — до полного вывода федеральных сил. В этом заслуга прежде всего военных, думавших, как спасти солдата от уголовной вакханалии, охватившей Чечню после «исторической победы над Руснёй». Совместные, на самом деле федеральные, комендатуры с карикатурным представительством масхадовцев спасали не только солдат-федералов, на которых после Хасавюрта было открыто всечеченское сафари. Возможно, об этом еще никто не писал: тогда же «свободную Ичкерию» покинули практически все русские, а также чеченцы, по «еретическому» упрямству не верившие, что с падением «колониальной власти» из кранов потечёт коньяк. Часто вперемешку с федералами ушли 10–15 тысяч русских, а также от 30 до 100 тысяч чеченцев и других кавказцев. В «мирные» же 1991–1994 и 1996–1999 годы в Чечено-Ингушетии «пропали без вести» до 60 тысяч русских. Эти данные стеснительно привела ОБСЕ, но в среде отечественных правозащитников они почему-то не на слуху. В художественном фильме «Вор» есть пронзительная сцена: на фоне эшелона с федералами, покидающими «освобожденную республику», местные «правоохранители» уже кого-то ставят к стенке за перроном. В нашу с Андреем Константиновым книгу «Рота» не полностью вошёл ещё более дикий эпизод: обкуренный масхадовский «со-комендант» (он же освобожденный «революцией» рецидивист — в прокурорском мундире, но с армейскими подполковничьими погонами), настоятельно предлагает федеральному «коллеге» пострелять на пари в беженцев, а «кого жалко», того «вызвать» для ночных «показаний». На звонок федерала, куда следует, «подполковник» со значением показал украденный у него же конверт с домашним адресом…

Хотел того сам Масхадов или нет, это мракобесие творилось при его «президентстве». Его главным «достижением» стала поставленная на поток работорговля. И по сей день в каждом десятом чеченском селе можно встретить «работников», откликающихся на мусульманские имена, но с подозрительно славянскими физиономиями. Другое дело, что многим из освобожденных рабов некуда идти: нет ни семьи, ни крыши, а ежеутренне «мобилизующие» побои вкупе с ежевечерним стаканом самогона — в виде «оплаты труда» — довели их до потери человеческого облика. Московские же политики того давнего 1996-го еще долго праздновали победу «демократа» Ельцина над «коммунистом» Зюгановым.

Развязка сюжета была политически предопределена. К августу 1999-го внутренние ресурсы масхадовцев иссякли даже при «свободном» труде «добровольных работников». Пришлось приступить к «освобождению» соседнего и экономически более благополучного Дагестана. Тем более что там мудростью тогдашнего премьер- министра Степашина дали «зеленый» свет местным ваххабитам: не кури — не пей — молись и работай по 16 часов в сутки. За это получишь кусок козьего сыра, а осенью — арбуз. Фактически тогда в дагестанской земле привились зерна исламизма. Но в то время многонациональный, хотя и на три четверти «безработный» Дагестан под встречным кличем «Аллах Акбар!» дал отпор Басаеву — Хаттабу. Кто знает, что десяток селян отчаянно удерживали в Ботлихском районе свой аул? И удержали до подхода федералов ценой жизни 7 из 10? Под предводительством местного муллы — бывшего «афганца», потерявшего тогда единственного сына. И полурусской-полуаварки, 25-летней махачкалинской учительницы музыки (!), гостившей у родственников. Кстати, возможно, так и оставшихся ненагражденными.