ЧУДЕСА АДЖАНТЫ И ЭЛЛОРЫ
ЧУДЕСА АДЖАНТЫ И ЭЛЛОРЫ
...Лицо гигантского гранитного изваяния вдруг изменилось: исчезла усмешка, уже готовая было появиться на губах, спокойные брови нахмурились.
— Разве это не чудо! Объяснить его вам? Хорошо. Но подождите немного. Вы увидите еще много чудес, — тихо произнес индиец на языке хинди.
В глубокой каменной тишине слова прозвучали как выкрик и вызвали странное эхо, похожее то ли на приглушенный хохот, то ли на шумные вздохи. Казалось, что на слова о чуде откликалась скрытая в недрах гранитных скал давняя жизнь. Откликалась и призывала взглянуть на нее поближе, убедиться, что древнее искусство обладает своими не превзойденными до сих пор вершинами. И казалось символичным, что на пути сюда, так сказать в глубь веков, мы долго взбирались вверх по крутым ступеням, выдолбленным в отвесной скале.
Был очень жаркий день. Как часто, рассказывая об Индии, говоришь: «Было очень жарко» или «Была гроза, лил ливень...»
Что значит «очень жарко» в этом районе Центральной Индии, удаленном от омывающего страну океана?
Все оранжево-бурое вокруг: и русло речки, исчезающей в это время года, и лесистый склон горы, похожий на фоне желтовато-серого безоблачного неба на отлично высушенный гербарий. Воздух — оранжевый, весомый, обжигающий, как расплавленная бронза. Кокосовые орехи, сложенные под навесом в крохотной закусочной, которая примостилась у подножия скалы, — зеленые солнца: горячи так, что не дотронешься! Раскаленные камни обжигают ноги сквозь плотные подошвы местных сандалет.
На пути сюда, под древние своды скал, босой индиец-гид говорил по-английски. Здесь же, видимо, английский язык был неуместен. Мы находились во II веке до начала нашей эры, когда в Индии уже существовала почти трех-тысячелетняя цивилизация, уже выросли превосходно спланированные и снабженные водопроводной сетью города, порты и верфи, уже научились индийцы изготовлять кирпич и парфюмерию, ковры и мебель...
Индия тогда еще не была захвачена завоевателями, оставившими впоследствии босым, голодным и раздетым ее многомиллионный народ. На территорию Индии еще не проникла рожденная в Лондоне и быстро обросшая английскими штыками торговая Ост-Индская компания. А в лесах Великобритании тогда различные первобытные племена еще, говоря попросту, только что спрыгнули с деревьев.
Кстати, в XVIII веке, в годы хозяйничанья на территории Индии воинственной Ост-Индской компании, член английского парламента заявил:
«Поля больше не обрабатываются. Огромные площади уже поросли кустарником. Земледельцев Индии грабят, ремесленников притесняют. Голод без конца повторяется, население вымирает».
...Аджанта — 29 храмов и монастырей — вырубалась в сплошных гранитных скалах в течение девяти столетий, начиная со II века до нашей эры. Огромные пещеры украшены скульптурами и живописью. В гранитных, идеально выровненных плитах пола каждой пещеры видны углубления — палитры древних живописцев.
В годы захвата Индии различными завоевателями, включая самых настойчивых ее колонизаторов — англичан, пещеры были завалены. Их обнаружили случайно. Однажды в жаркий июньский день охотник увидел вдали, на желтом фоне скалы, темный овал, похожий на вход в пещеру, и стал рассказывать об этом. Потом начались раскопки. И вот в недрах гор зазвучало живое эхо давних веков.
Индиец-гид, показывающий мне чудеса, созданные великим, вдохновенным трудом его далеких предков, говорит что-то о буддийских монахах. Можно представить себе, что древние проповедники буддизма — борьбы против «мирских соблазнов», проповедники сурового, аскетического образа жизни — оставляли свои семьи, блуждали по стране и вынуждены были искать крова в те месяцы, когда в Индии льют тропические дожди. Пещеры стали превращаться в укрытия, а потом — в монастырские гостиницы и монастыри.
Можно представить так историю Аджанты. И все же не верится, что отрешенные от жизни монахи — творцы изумительной, проникнутой всеми радостями и горестями живописи и скульптуры.
Впрочем, гид, кажется, и сам не очень-то верит в такое происхождение Аджанты. Мы входим в пещеру № 16 (они все пронумерованы сейчас, как ценнейшие реликвии). Индиец говорит, указывая на колонны — человеческие фигуры, поддерживающие каменные своды:
— Посмотрите, вот человек один держит на плечах этот груз. Он не улыбается. Ему трудно. А вот здесь мужчина и женщина. Какие они веселые!
Любящая пара высечена из розового гранита. Тела мужчины и женщины слиты. И на лицах обоих — полуулыбки, как начало зари. Вспоминаешь великого французского скульптора Родена, жившего и творившего спустя много столетий после появления на индийской земле замечательных произведений Аджанты. Одно из двух: либо древние скульпторы Индии не были монахами, либо древние индийские монахи ценили не только духовную любовь!
А вот два буйвола, затеявшие драку. И снова думаешь: либо не монах создавал эту скульптуру, либо у монаха была душа тореадора!
Нет, не верится, что художники были отшельниками. В их произведениях — многообразие жизни, свойственное народному творчеству, радость и горе, печаль и задор, а порой веселое озорство, очень далекое от строгой и смиренной святости.
Само по себе мастерство древних художников и скульпторов поразительно: липа святых и царей обращаются к вам, «следят» за вами, где бы вы ни находились в зале-пещере. Этот эффект живописи — глаза как бы живые, движущиеся — занимает немалое место в различных справочниках и в объяснениях гидов европейских музеев. Но вот, оказывается, художники Азии, жившие до начала нашей эры, отлично владели знаменитым эффектом!
Легко, как бы играя своим мастерством, художники, имена которых исчезли из памяти людей, оставили вечные, изящные, жизнерадостные произведения.
В одной из пещер на потолке изображен громадный обруч и в нем — гуси. Каждый гусь — особенный, у каждого — своя поза. И кажется, что все эти гуси, поворачивая шеи, следят за вами, куда бы вы ни шагнули здесь. А в другой пещере — Будда в тысяче поз: на одной стене пятьсот его изображений и на противоположной стене — пятьсот. И чувствуется хлесткое, веселое озорство художников, рисовавших, видимо, с одинаковым увлечением и гусей и святых.
На расстоянии примерно двухсот километров от Аджанты находится Эллора — другой замечательный памятник древнеиндийского искусства. Здесь также вырубленные в скале пещеры, но помимо них здесь гигантский дворец, высеченный из гранитной скалы.
Входишь под свод пещеры № 10 и вдруг — ах! — да, именно это «ах» вырывается, наверное, у каждого, кто вступает сюда. Три-четыре шага под низким сводом — и скалы как бы расступаются, и вы оказываетесь на территории сказочного царства, некоей каменной династии, в фантастическом мире гранита, ставшего художественными образами.
Восемьдесят метров длины, пятьдесят ширины, сорок высоты — таков этот храм или, скорее, дворец. Здесь — башни, галереи, мостики, гигантские слоны, подпирающие площадки, большие статуи и маленькие, похожие на карликов гранитные изображения. Вот бог Шива танцует. А вот злой демон пытается опрокинуть скалу, на которой сидят Шива и его жена Парвати. На лице богини — обыкновенная земная тревога, а бог усмехается, как сильный мужчина, знающий, что скала устоит.
Двести километров от Эллоры до Аджанты, но я снова вернулась к первому увиденному мной чуду — к статуе Будды. И снова гид, отступая в противоположные углы пещеры, направлял свет электрического фонаря на высеченное из гранита лицо. От перемещения света и тени выражение лица как бы менялось. Древние скульпторы умели использовать эффекты освещения — пусть не электрического, а просто пламя горящих факелов.
Гид подсвечивает статую Будды из трех положений: стоя прямо перед ней, заходя справа и слева. Несколько шагов вправо — и спокойные губы Будды надломлены иронической усмешкой. Даже не только ироническая эта усмешка — она горькая. Несколько шагов влево — и линия подбородка и щек стала жесткой. Глаза опущены устало, но они вот-вот взглянут на тебя с иронией...
Рабиндранат Тагор незадолго до своей смерти написал:
«Ну какую Индию оставят они после себя, какую вопиющую нищету? Когда поток веков господства Англии наконец высохнет, сколько грязи и тины останется в его русле?»
Великий писатель, поэт и художник Индии, впрочем, понимал, что не только грязь и тина останется — останется искусство, которое даже колонизаторы не сумели уничтожить, искусство древней страны — страны великого прошлого и великого будущего.