Элла Максимова ЛЕЙТЕНАНТ АЛЕШИНА

Элла Максимова

ЛЕЙТЕНАНТ АЛЕШИНА

Как приходит женщина на милицейскую службу? Наверное, так же, как в космонавтику, — рано и решительно определив для себя цель. Так и поступила Нелли Алешина.

Вот сидим мы с лейтенантом в ее кабинете. Хозяйка молниеносно накрыла стол: разложила салфетки, разрезала дыню. Из окна, открытого в сад, влетела оса. «Ой, боюсь!» — Лейтенант отскочила в сторону, замахала руками. Тут постучали в дверь, хотя было не заперто: кто-то принес цветы, рассыпался в комплиментах, лейтенант мило смутилась. Но раздался телефонный звонок. Она сняла трубку, одернула китель, и вдруг — откуда эта непреклонность в голосе: «Нет, не буду. В отличие от вас, я хожу по земле… Моя земля? Проезжая часть дороги». В Московском управлении ГАИ, рекомендуя Алешину, сказали: «Ее из седла не вышибешь». Вообразить в этот момент Алешину на коне, в атаке, было не столь уж трудно.

Нелли Михайловна — инспектор третьего отделения ГАИ, которое наблюдает за движением на трассе Ленинского проспекта. Тридцать с лишним километров — от Большого Каменного моста до аэропорта Внуково.

…Характер у лейтенанта стеснительный. Когда еще начинала работать, послали первый раз в школу — провести беседу. Она вся сжалась:

— Ну, как же я… Там учителя с дипломами.

— А вы в своем деле профессор, — сказал начальник подполковник Вакуленко.

Еще до ГАИ, в 109-м отделении милиции, из-за этой стеснительности на первых порах произошел смешной случай. Следили за спекулянтом. Уже поняли, чем так туго набит у него портфель — зонтиками. Однако никто не покупает, хотя предлагал в одном магазине, другом. Двинулся он дальше, устроился в сквере, на скамейке. «Ну, Неля, — говорят ей, — подсаживайся, флиртуй». Ее большие черные глаза округлились, стали еще больше. Но пошла, конечно. И чем более неловко, неумело изображала провинциалочку, решившую завести столичное знакомство, тем естественнее выглядела в такой, невероятной для нее, роли.

Молодой человек уж в гости позвал — «уговорил». Тем временем к скамейке подошел тот, кого он ждал. Почти без слов обменялись: тот ему маленький сверток, этот — объемистый. Видит Неля: уходит перекупщик. Что, если ребята не успеют? Ринулась за ним, как спринтер со старта. Сосед вскочил: «Вы куда?» Над тем, что крикнула она уже на бегу в ответ, потешалось потом все отделение: «Как куда — мне работать надо!»

Работать сюда Неля пришла прямо из школы. Тяжело заболела мама, а в большой семье они с Надей были старшие, еще три брата поменьше и сестренка. Неля сама так распорядилась своей судьбой, точно зная ее еще с пятого класса. Даже может сказать, где именно все определилось: по пути в школу она застывала у перехода, зачарованно следя за регулировщиком. Восхищалась его умением укрощать автомобильный поток, властвовать над улицей — милиционер был стражем порядка. А порядок считался в их семье одним из первых залогов человеческого благополучия.

Держался он на маме. Теперь Неля, у которой растет свой Кирилл, поражается: как спокойно и мудро входила мама в интересы, настроения шестерых детей! И кажется, поняла, в чем суть: наилучший, оптимальный вариант поведения способен избрать взрослый, у ребенка же нет опыта чувств, поступков, необходимого для выбора, потому ругать его, навязывать свою волю одной лишь силой старшинства — несправедливо и неразумно. Мама никогда так не делала.

Н. М. Алешина

Мамин род был рабочим, папа — рабочий, и весь их домашний быт строился на почитании труда и того, у кого работа тяжелее, — отца. Мама берегла его покой, к его приходу дом сверкал чистотой, дышал миром. Было даже что-то патриархальное в их семейном укладе. Папа с мамой и умерли, как в старых романах, не пережив друг друга, почти в одночасье.

Главой семьи стала Неля. Она ребят малышами в колясках возила, она их должна была на ноги поставить. И так, говорит, вжилась в роль сестры-матери, что, когда Юра, вернувшись из армии, привел девушку, представил: «Невеста», у Нелли Михайловны сердце захолонуло.

Теперь уж двух братьев женила. Живут до сих пор вместе, в просторной родительской квартире. Так живут, как мама научила.

Вечерние чаепития общие, восьмером за стол садятся. Придут братья с работы — Неля, если дома, их накормит, а нет ее — мужа без ужина невестки не оставят. Они у Нели приберут, она — у них. Если кто задумал серьезную покупку, два других семейства помогут. И как будут расставаться, когда Алешиным дадут квартиру? А что дадут, сомнений нет. Муж и жена — оба лейтенанты милиции, у обоих по тринадцать лет стажа, сын подрастает — пора своим домом обзавестись.

Вернемся в 109-е отделение, куда пришла девочка-девятиклассница. Определили ее в канцелярию. Закончила она вечернюю школу и опять пошла к начальнику районного управления — проситься на «настоящую» работу.

— Небось в следователи метишь?

— Нет, в милиционеры.

Полковник сказал: «Давайте попробуем!» — так же, как тогда, когда разрешил зачислить несовершеннолетнюю Нелю в делопроизводители.

Алешину аттестовали, стала она работать в уголовном розыске. «Своего» первого жулика помнит хорошо. Увидела его за «работой», и даже зубы заболели от напряжения. Дело кончилось конфузом. Схватить-то его за руку, которую он сунул вместе с чужим бумажником в карман, она схватила, но в кармане на такой случай была дыра. Привела в отделение, а добычи в кармане нет. Значит, и факта кражи нет.

Много чему научилась Алешина за шесть лет — видеть, догадываться. Интуиция появилась. Попадала в опасные переделки.

— Было страшно?

— Еще как!

Заколебалась — стоит ли говорить, не покажется ли кокетством, — но сказала:

— Я физически не очень сильная, но, если надо, не отступлю.

Конечно, женщине на такой службе нужно мужество — не яркое, вдруг вспыхивающее, а будничное.

Но, право, требовалось не меньше мужества, чтобы оставить угрозыск и перейти в ГАИ — учить детей безопасности движения. Там всегда был крепкий реальный итог: потрудилась — и избавила людей от беды, общество от скверны. А здесь? Если что и можно увидеть, то результат с минусом, отрицательный. Попал ребенок под машину — казнишь себя. И никакие высокие показатели по профилактике не утешат.

Почему случилось? Этот вопрос мучил Алешину не только в первый год. Однако тогда она не была уверена в ответе. Что — рок? Ведь несчастья так легко избежать. Всего два правила, ума большого не требуют: остановись на красный свет, не переходи там, где не положено. Все знают. А «детские» происшествия все равно случаются.

Есть цифры — за сутки, месяц, год. По числам, дням недели, даже часам. По возрасту, обстоятельствам, столько-то мальчиков, девочек. Больше всего пострадавших — в возрасте от 7 до 14. Самые тяжелые часы — с 13 до 18: идут из школы, гуляют.

Лейтенант подошла к велосипедистам:

— Ребята, уходите отсюда, здесь опасно кататься, видите, какая скорость у машин.

— А мы что? Мы ничего, мы стоим.

А нога — на педали. Лейтенант уходит, оборачивается: так и есть, уже вторая перекинута через раму, сейчас рванут. Она кидается назад:

— Слезайте немедленно!

Встают с лавочки двое мужчин, подходят:

— Ну что пристали к детям!

«Пристать-то следовало им, раньше, до меня, а они сидели и смотрели», — говорит мне Алешина со вздохом. Попали ребята в аварию, для статистики они были без взрослых, одни…

Улица Димитрова, для пешеходов — красный свет. Женщина быстро окинула мостовую взглядом, подтолкнула сынишку на велосипеде: «Побежали!»

— Что вы делаете! — говорит ей Алешина тихо, терпеливо, научилась не вскипать. — Даже за руку мальчика не взяли, тащите под колеса.

— Вам какое дело! Ребенок мой, не ваш.

Нет, мой, думает Алешина, мой, потому что наш. Ребенок ни в чем не виноват — теперь она в этом убеждена. Виноваты взрослые. Те, кто сами недисциплинированны и детей не научили правильно вести себя в городе. В конце концов, на совести водителей лишь каждый шестой случай с детьми. А пять других?

Что тут может лейтенант Алешина?

Поставить пост там, где случаев больше. У Дома обуви, к примеру. В конце лета — у «Школьника»: напротив магазин «Одежда», вот и носятся люди очертя голову через проспект. Но у каждого-то магазина, школы милицию не поставишь! Значит, одно остается — внушать.

Нелли Михайловна очень любит детей. Каждое происшествие для нее — трагедия. Звонит, бегает в больницу, донимает врачей, ведет специальный журнал, поименно помнит — Лидочку, Аллочку, Олега. Они уж поправятся, забудут, а она все рассказывает о них, ими предостерегает.

Главный ее «рабочий цех» — школа. «Не думала, что придется мне, милиционеру, столько говорить». Не так-то оно легко — говорить в классах, особенно старших, в актовых залах. Прежде школа от ГАИ отмахивалась, да и сама Алешина ей всегда сочувствовала: кто только туда не рвется — от пожарников до санпросвета. Всем надо, а учителям каково!

Завоевала лейтенант свои двадцать школ, теперь уж они ее зовут. Проснулся в ней педагогический дар, а может, с детства жил, когда братьев нянчила. «Правила, — объясняет мне, — предмет для ребят скучный, я их жизнью наполняю». Где только она ни говорит — в автобазах, кинотеатрах, на эстраде в парке. Малыши по детскому автогородку катаются — она и с ними побеседует.

Не считаны те километры, что за день вышагивает Алешина. Один обычный ее день: в роно — согласовать свой план, «чтобы все разом в школу не ломились»; в райком комсомола — давно бьется насчет отряда юных инспекторов движения; в универмаг «Москва» — нужны ей несколько минут в рекламной передаче, насторожить приезжих, чтобы чаще на улице оглядывались; в инспекцию по делам несовершеннолетних. По пути еще постоит, последит за трассой: опасно сейчас, отвыкла детвора за дачное лето от города, машин. А в пять уж придут к ней добровольцы-помощники.

Говорит: «Здесь я ставлю свою дружину». И никак не вяжется могучее былинное слово с маленькой женщиной в зеленом костюме-сафари, зеленых туфлях на высоких каблучках, показывающей мне на макете развилки, перекрестки, сужения, расширения — посты, где встанут вечером ее дозорные.

Закончив развод, «полководец» Алешина побежит в гастроном, влетит домой — кормить, шить, стирать. Когда все угомонятся, сядет за книги, учебники. Этим летом она одержала в самом деле крупную победу — в числе немногих женщин поступила в Академию МВД. В школе милиции, которую, кстати, закончила прекрасно, тоже так училась — вечерами, ночами. Не видит в этом ничего особенного: «Сова я, мне до трех просидеть не трудно». В семь — подъем, гимнастика, Кирилла — в сад, и — к себе, в отделение.

Муж, по правде сказать, не очень-то ликовал, когда Неля заявила: «Буду учиться дальше». Все у Толи хорошо, в порядке — сын, дом, служба, отношения с родными. Хочет, чтобы так и осталось — хорошо. Конечно, он не против, можно еще лучше — только иначе не надо. За академией же — дали неизвестные. «А я, — заключает Неля, — странная женщина, мне всегда в конце дороги, длинной ли, короткой, огонь светит». Дошагала, поднялась, а огонь вперед сместился. Снова идти, догонять.