Вячеслав Варфоломеев И В МИРНЫЙ ЧАС…
Вячеслав Варфоломеев
И В МИРНЫЙ ЧАС…
В безлюдных чистых коридорах областного Управления пожарной охраны стоит прохладная тишина. Лишь изредка за стеной послышатся приглушенные голоса, обрывки телефонного разговора да долетит с улицы шум проезжающей машины. Лучи заходящего солнца заглянули в широкое окно в конце коридора, высветили белые таблички возле дверей с фамилиями сотрудников. Вышел из кабинета молоденький лейтенант, заспешил, читая на ходу какую-то бумагу, зацокал железными подковками, спускаясь по лестнице. И снова тихо.
За дверью застрекотала пишущая машинка. Машинистка печатала приказ. Последние его строки отлить бы в металле:
«…начальника тыла штаба пожаротушения капитана внутренней службы Афонича Владимира Федоровича навечно зачислить в списки личного состава Управления пожарной охраны…»
Я не был знаком с Владимиром Афоничем. Видел его один только раз. Гроб стоял в клубе Управления внутренних дел облисполкома. Менялись люди в почетном карауле. Откуда-то лилась едва слышная печальная музыка. Было много венков и цветов. На бархатной подушечке, мерцая в приглушенном свете, лежала медаль. Мимо гроба шли молчаливые люди. Чей-то ребенок, мальчишка лет четырех, потрогал медаль тоненьким пальчиком и неожиданно громко спросил:
— Пап, а что он сделал? Этот дядя что сделал? А?
Отец, стоявший неподалеку старший лейтенант милиции, остановил его, шепнув:
— Тихо, Дениска!
Он взял сына за руку и повел к выходу. Тот засеменил ножками, то и дело оглядываясь.
— Ну скажи, что он сделал? — спросил Дениска уже не так громко.
— Совершил подвиг.
— А как?
— Потом расскажу. Помолчи.
На улице ярко светило солнце, электронные часы на здании управления отсчитывали и отсчитывали минуты. Под строгими и торжественными голубыми елями, расхаживая по газону, ворковали голуби. По широкому проспекту бесконечным потоком мчались машины. Было по-августовски тепло.
Через несколько дней в этом же здании на проспекте Ленина, в одной из тихих прохладных комнат, я листал «Личное дело» капитана Афонича. Страницы его жизни. Вся она — 31 год, 6 месяцев и 21 день — уместилась в этой тоненькой серой папке. Впрочем, это, наверное, не так. Она вдруг как бы спрессовалась, уложилась в те скоротечные минуты и секунды, которые отвело ему его главное дело там, на пожаре, в горящем складе, и последний ее ярчайший миг озарил эту жизнь негаснущим светом подвига. Все, что было до этого, — годы, месяцы, дни — все шаг за шагом приближало его к той пылающей черте, которую он переступил и геройски преодолел, как солдат в решающую минуту атаки. Он и был солдатом. Бойцом огненного фронта.
После гибели капитана Афонича в его рабочем столе нашли среди разных бумаг листок с выписанной из «Боевого устава пожарной охраны» статьей. Может быть, понадобилась ему для занятий с бойцами. Может быть, положил, чтобы всегда была под рукой. Как-то на дежурстве он сказал своему товарищу:
— Можно много говорить о нашей службе — боевая, героическая, трудная, опасная, романтическая. И все будет правильно! А весь смысл ее — в этой третьей статье!
Вот она, третья статья:
«Работники советской пожарной охраны должны быть беззаветно преданными своей социалистической Родине, делу Коммунистической партии и Советскому правительству, вести боевые действия по тушению пожаров с полным напряжением моральных и физических сил, проявлять при этом мужество, смелость, инициативу, находчивость, стойкость и, невзирая ни на какие трудности и даже угрозу самой жизни, стремиться выполнить боевую задачу во что бы то ни стало».
Он выполнил эту заповедь.
Володя родился и вырос в Туле. Учился в 46-й средней школе, окончил десять классов. В характеристике, написанной учительницей на тетрадном, в клеточку, листке, есть такое место:
«Дисциплинированный, тихий, скромный юноша, никогда не имел замечаний и нарушений. Характер спокойный, уравновешенный. В общественной работе аккуратен и исполнителен. Честен, искренен, чистосердечен, пользуется уважением товарищей. Увлекается мотоспортом, другие виды спорта его тоже интересуют…»
После выпускного вечера он долго не раздумывал и пошел на машиностроительный завод, стал слесарем. Однажды за обедом неожиданно отложил ложку и сказал, как бы советуясь с отцом, хотя вопрос был уже решенным:
— Бать, а что если я стану, как и ты, пожарным?
Федор Петрович внимательно посмотрел на сына, спросил:
— Ты это серьезно?
— Серьезно.
— Почему вдруг? На заводе тебя хвалят, ты там почти год, со временем можешь стать неплохим слесарем, мне мастер говорил.
— Понимаешь… Чувствую, что не совсем по мне это — слесарничать. Не потому, что я эту профессию не уважаю. Ну, хвалят меня, это я знаю, и ребята у нас подобрались хорошие, и мастер что отец родной. А все же чувствую, что «аглицкую блоху» мне не подковать. Левшой я не стану. А быть посредственным, заурядным — не хочу!
— Что-то ты не договариваешь…
— Помнишь тот пожар? Дом в Криволучье?
— Еще бы!
— Ну вот. Я в тот день к товарищу поехал. Вдруг пожар, я его видел. Когда ты мальчишку из того дома вынес, я и решил. Не сейчас, не вдруг, как ты говоришь, а еще тогда, на пожаре. Он у меня все время перед глазами стоит, тот перепуганный мальчишка… Я уже и документы отнес.
— Та-а-к, — Федор Петрович встал из-за стола. — Уже, значит, отнес… Ну что ж, дело это нужное, мужское, не каждый решится в огонь пойти. Боевое дело! Я вот в пожарной охране уже больше тридцати лет. Дослужился, как видишь, до заместителя начальника отряда. Да-а… А знаешь, что о нашем брате иные говорят? Эти пожарные, мол, — сущие бездельники, дармоеды, сидят целыми днями в своей пожарке и «козла» забивают да спят сутками, а случится раз в год на пожар выехать, так они пока приедут, все уже и сгорит. Вот как некоторые рассуждают! Обидно, конечно. И тебе придется не раз услыхать подобное, но ты на такие слова внимания не обращай… А в какую же часть устраиваться будешь?
— Пока ни в какую. У нас на заводе майор был из управления, отбирал молодых ребят, комсомольцев для службы в пожарной охране, вернее, сначала для учебы. Я записался. Теперь меня направляют в Ленинградское пожарно-техническое училище. Звучит?
— Звучит. Выходит, пойдешь по стопам отца?
— По стопам, батя!
— Ну и молодец! Правильно решил!
Володя вышел из-за стола, принес зачем-то свою записную книжку.
— Ты знаешь, — сказал он, листая ее, — у вас в управлении художники на днях стенд оформляли. «Герои огненного фронта» называется. И там стихи. Я их списал и сразу выучил. Вот послушай!
И, не найдя нужную страницу, стал читать по памяти:
— «И в мирный час, живя спокойно, мы знаем, что на вахте вы: герои, труженики, воины — пожарные моей страны!» Здорово! Я бы так не написал.
— Ешь, герой! Суп уже совсем остыл.
Вскоре Володя уехал. Курсантом стажировался в должности инспектора Госпожнадзора, начальника караула. Тогда и увидел впервые, что такое не учебный, а настоящий пожар — сложный, как говорят специалисты. Это когда перед тобой стена ревущего пламени, всепожирающего, злобного, грозного, неумолимого. Когда нужно забыть обо всем на свете, о себе тоже, и любой ценой победить, обуздать стихию. Когда нет другого пути, кроме того, что ведет в огонь.
«С достоинством носит звание курсанта» —
так написал в характеристике руководитель стажировки. И еще:
«Принимал участие в тушении сложных пожаров, действовал тактически грамотно, смело и решительно».
В Тулу Владимир вернулся через три года с погонами техника-лейтенанта на плечах. Допоздна разговаривал с отцом — рассказывал об учебе, о Ленинграде, о предстоящей службе. А рано утром стал собираться в управление.
— Погулял бы недельку, — сказала ему мать, Мария Яковлевна, — отдохнул бы после учебы.
— Что ж мне, мама, дома-то сидеть? — улыбнулся он. — Наотдыхался уже! — И добавил полушутя, полусерьезно: — Мне отец сказал, сколько у нас в области ежегодно бывает пожаров. Считай, по три-четыре в день. Зачем нам столько?! Мне эта цифра очень не нравится! Пока я тут чаи буду гонять, знаешь, сколько сгореть может?
— Выбрал же ты себе профессию, — вздохнула Мария Яковлевна, ставя самовар на стол. — Вон у моей знакомой сын на конструктора выучился, сидит себе в кабинете, машины разные выдумывает. А тебе с кишкой этой в огонь лезть. За отца сколько переживала, теперь еще и за тебя буду…
Придя в управление, Владимир выложил документы на стол начальника отдела кадров. Тот почему-то не торопился взять их.
— Ну что ж, товарищ техник-лейтенант, поздравляю с окончанием училища и возвращением в родную Тулу!
— Спасибо!
— Как настроение? Какие планы?
— Все нормально! Буду служить!
— Вот и хорошо. Приказ о вашем назначении на должность начальника караула уже заготовлен. Если нет возражений и вопросов, завтра можете приступать.
На другой день он пришел во вторую самостоятельную военизированную пожарную часть — СВПЧ-2. Дело было знакомое, ведь уже приходилось побывать в этой роли, когда еще учился в Ленинграде. Но тогда он был курсантом, стажером, и рядом всегда находился «настоящий» начальник караула, которого он дублировал. Теперь «настоящий» — он сам. И потому казалось, что он ни за что не «потянет». Но дни побежали один за другим, ничего особенного, романтического, а тем более — героического: дежурства, занятия с личным составом, тренировки, учения, профилактическая работа. Одним словом, служба.
И вот, наконец, сигнал тревоги, первый его выезд.
Через несколько минут пожарные были на месте происшествия. Однако оказалось, что торопились они напрасно, там могли бы управиться и без них — достаточно было плеснуть на горящую автомобильную покрышку несколько ведер воды. Мальчишки подожгли баллон и убежали, дым повалил такой, что всполошил старушек из соседнего дома, и они позвонили…
Потом были настоящие пожары. Редко, но случались. И с каждым месяцем — все реже. За это часть хвалили, караул старшего лейтенанта Афонича стал именоваться отличным, а сам Владимир был удостоен звания «Мастер тушения пожаров».
А еще хвалили часть за спортивную работу. Афонич как-то сказал, выступая на собрании:
— Наша служба требует основательной физической подготовки. Это доказывать не требуется. Мы много занимаемся пожарно-прикладным спортом, неплохо выступаем на соревнованиях, есть у нас спортсмены-разрядники. Почему бы не создать еще и свою мотоциклетную секцию? Машины есть у многих из нас, можно даже организовать мотобольную команду!
И организовали. Капитаном стал начальник караула. Команда получилась дружной, участвовали в мотокроссах, турнирах по мотоболу, агитпробегах. Кто-то из бойцов пошутил однажды:
— Вот скажите, почему физкультура и спорт достигли у нас невиданных высот? Отвечаю: потому, что Афонич живет на улице Физкультурной!
И когда в части узнали, что Афонича переводят в управление начальником тыла штаба пожаротушения, первыми были огорчены спортсмены.
— Жаль, что уходишь, — сказал один из них Владимиру. — Теперь только на мотогонках и встретимся, да и то в качестве соперников.
— А на пожарах? — улыбнулся Афонич. — С огнем-то все равно вместе придется воевать. Как в тот раз!
В тот раз в одном из микрорайонов города возник пожар в многоэтажном доме. Красные машины, оглушая улицы воем сирен, помчались к месту происшествия. Прибыли машины и из других частей. Возле дома собралась толпа жителей.
— Подвалы горят! — слышались голоса.
— Того и гляди первый этаж охватит!
Да, огонь бушевал в подвальном помещении, в так называемом техподполье. Оно было сильно задымлено, температура в нем перевалила уже за сто градусов. Но главная сложность была не в этом: подполье оказалось низким, тесным, с узкими проходами, которые вдобавок были захламлены. Жильцы понастроили там всяких сараюшек, кладовок, сделали это вопреки запрету — не то что с техникой, а и одному в иных местах не пробраться.
Пошло одно звено. Через несколько минут вернулось. Командир доложил, что проникнуть в зону очага невозможно. Тут же послал второе звено. И ему тоже пробиться не удалось.
— Там такие катакомбы! — с досадой сообщили пожарные. — Самый просторный проем всего сорок сантиметров на пятьдесят. Темнота, теснотища!
А огонь набирал силу, и в толпе уже заметили, что пожарные вроде бы замешкались. Все яснее было слышно, как воет и гудит огонь, он в любую минуту может вырваться из подвального плена, перекинуться на лестничные площадки, в квартиры. Из подъездов уже повалили клубы черного удушливого дыма. Как подступиться к очагу, как подавить его? Каждая секунда на счету, решение должно быть быстрым и единственно правильным.
Афонич взялся возглавить третье звено.
— Я пойду, — сказал он. — Отберу самых толковых и проворных, они хоть сквозь игольное ушко пролезут!
Вместе с тремя бойцами он скрылся в дыму. Снял кислородно-изолирующий противогаз, который обычно носят за спиной, и пополз, толкая его перед собой, крепко держа пожарный ствол. За ним ползли остальные.
Томительно тянулись минуты. Наконец стало ясно, что Афонич с бойцами проник к очагу. Огонь стал сдаваться и вскоре был окончательно усмирен. В «Личном деле» начальника караула появилась еще одна запись:
«Объявлена благодарность за смелые и решительные действия, проявленные при тушении пожара».
Он всегда поступал так: если требовала обстановка, если нужно было рискнуть, — не колеблясь, шел первым, брал на себя самую трудную часть опасной работы. В служебных документах эта мужественная черта характера капитана Афонича отражена всего тремя словами: «Показывал личный пример». Эту же черту называют главной и его боевые товарищи.
Василий Иванович Снурницын, помощник начальника штаба Управления пожарной охраны:
— Он пришел к нам в управление в семьдесят шестом. Я тогда был старшим в своей смене, и руководство предложило мне подобрать на должность начальника тыла подходящего человека. Володю я знал до этого хорошо, не раз видел его в деле, и поэтому выбор сразу пал на него. Почему? Работа у нас оперативная, требующая умения быстро принимать правильные решения, не побояться взять ответственность на себя, рискнуть, показать личный пример. Все эти качества у него были. Ведь что такое в нашем понятии тыл? Тыл — это все, что необходимо для борьбы с огнем. Техника, в первую очередь. Водоснабжение. Газодымозащита и многое другое. А главное в работе начальника тыла — забота о людях, о тех, кто идет в огонь. Каждый из них должен быть твердо уверен, что тыл надежный, тогда и действовать он будет уверенно, без оглядки, без опаски, что очень важно в морально-психологическом плане. И неверно представлять поэтому, будто начальник тыла сидит себе где-то там, далеко от пожара, от опасности, и руководит, вроде как диспетчер. Он на самом что ни на есть переднем крае. По натуре Володя был человеком общительным, открытым, оптимистом. Не знаю, как другим, но мне ни разу не приходилось видеть его унылым, раздраженным. Любил шутку, юмор. Мы дружили семьями, вместе ездили на рыбалку, на охоту… В последний раз я встретил его здесь, в штабе. К нам только что пришел новичок — старший лейтенант Лисовой. По всему было видно, что чувствует он себя не очень уверенно, и Володя подбодрил его: «Ну что, Алексей, привыкай помаленьку, не тушуйся, берись сразу за дело. Я тоже, когда пришел сюда, не знал, с чего начинать. То ведь у меня была одна своя часть, караул, а тут сразу вся область! Да еще вдобавок в первый же день сложный пожар навалился. Но ничего, как видишь…»
Юрий Михайлович Сидоров, заместитель начальника штаба:
— Владимир Афонич как-то сразу влился в коллектив. Сработались мы быстро, много раз были вместе на пожарах. Он не любил «кабинетную службу», ему больше по душе была оперативная работа. Отличался смелостью, моментально ориентировался в сложной обстановке. В борьбе с огнем это ценнейшие качества. Я не раз ловил себя на мысли, что если бы он избрал себе профессию военного, то из него получился бы отличный командир и воспитатель. Впрочем, наша служба, можно сказать, не отличается от армейской, ведь недаром пожарные части именуются военизированными. Да-а… Отважный был человек. Володя был надежным товарищем и настоящим бойцом. Очень нам не хватает его сейчас. Бывало, войдет, помашет рукой: «Привет бойцам огненного фронта!» — «Привет, Афоня!» — скажет кто-то из друзей. Так мы его иногда называли, по-приятельски, когда можно было забыть о субординации. Он не обижался. Хорошим семьянином был. У него и Тамары — двое маленьких детей. Борис и Элла. Очень он их любил…
Лев Николаевич Микеров, заместитель начальника управления:
— Капитан Афонич отличался исключительной добросовестностью, дисциплинированностью. За любое дело брался настойчиво, я бы сказал, горячо, и всегда доводил его до конца. На пожарах действовал энергично, грамотно, инициативно. Нужно после смены остаться — он останется без слов. Если надо — и на сутки, и на двое. Не работал «от сих и до сих». Не раз шел в самое пекло, хотя, в общем-то, не его это дело — пробиваться с пожарным стволом к очагу, он всегда мог бы сказать, что у него совсем другие задачи. Его гибель — большая и горькая утрата…
Таким он был.
В его «Личном деле», в разделе «Награды и поощрения», с десяток записей. Объявлена благодарность за смелость и мужество, проявленные при спасении людей на пожаре. Вручена Почетная грамота Управления внутренних дел. Еще грамота. Премия. Благодарность. Награжден медалью «За безупречную службу» III степени…
Последняя запись в послужном списке датируется тем августовским днем, когда он до конца выполнил присягу:
«Погиб при тушении пожара».
…Он пришел в штаб, как всегда, в половине девятого утра. Наступающий субботний день опять обещал быть жарким — на небе ни облачка. Давно не было дождей, вон и трава у ограды порыжела, только в тени деревьев она густая, сочная и зеленая.
У людей его профессии затянувшаяся сухая погода всегда вызывает понятное беспокойство, у них к ней свое, особое отношение. Как только наступает засушливое лето, кривая количества пожаров и загораний настойчиво лезет вверх, и с этим трудно бывает что-нибудь поделать. Конечно, принимаются дополнительные меры для предотвращения пожаров, скажем, грибникам и туристам запрещается выезжать в лес. Но ведь и луч солнца, сфокусированный осколком стекла, может зажечь пересохшую траву…
Постояв с минуту у окна, Владимир доложил руководству о заступлении на дежурство и привычно занялся обработкой информации, только что поступившей из Тулы и районов области. В деревне Пронино сгорела часть зернотока… В Юрьевке едва удалось потушить пожар в гараже… В Туле, на улице Луначарского…
В комнату зашел приятель Владимира Андрей Щукин, тоже капитан и тоже заядлый рыболов и охотник.
— Привет, Афоня!
— Привет, Щукарь!
— Я на один момент, товарищ капитан, потому как вы при исполнении. Имею вопрос!
— Валяйте, товарищ капитан! Я весь внимание!
— Дожди обещают. Если пройдут, по грибы махнем в ту субботу?
— Махнем. А куда?
— Знаю одно местечко. За Ясной… Еще кого позовем?
Затрезвонил телефон, Владимир не успел ответить и взял трубку, стал что-то писать на листке бумаги, изредка кивая головой.
— Из леспромхоза звонили, — сказал он, кладя трубку. — Доложили о выполнении наших предписаний. Вот с кем надо дружбу водить — с лесниками! Уж они-то наверняка знают грибные места!
Он раскрыл журнал, сделал какую-то запись, откинулся на спинку стула.
— Так за Ясную, говоришь? Ты, кстати, когда в последний раз был на выставке?
— На какой?
— На нашей! На постоянно действующей областной пожарно-технической!
— Давненько не заглядывал.
— А я недавно был… заглядывал. В зале автоматики появилось кое-что интересное. Очень любопытен новый сигнализатор горючих газов. А еще картину повесили — «Лев Николаевич Толстой на пожаре». Оказывается, он был отчаянно смелым графом! Однажды в деревне Ясная Поляна загорелся крестьянский дом. Вместе с дочерью Марией Львовной Толстой кинулся тушить пожар и вынес из горящего дома пятерых детей крестьянина… — Владимир достал из кармана записную книжку, поглядел в нее и продолжил: — …крестьянина Паканова. Вот так! В наше время Лев Николаевич мог бы получить медаль «За отвагу на пожаре», а то, глядишь, и орден!
Они поговорили еще немного, Щукин ушел, и опять стало тихо, только слегка пощелкивало реле на сигнальном щите.
«Видите, как народ интересуется нашей работой, — говорил Владимир, когда узнал, что на выставке побывал стотысячный посетитель. — И это ведь не простое любопытство. Люди хотят быть уверены, что, если случится беда, у них есть надежная защита. Ну и, конечно, там очень интересно. Пожарный прошлого века, восседающий на телеге возле бочки с водой, сегодня выглядел бы просто смешным в своей начищенной медной каске. А у нас сейчас и техника, и кадры!»
Каждый раз, бывая на этой выставке, он приходил в один из залов, где оформлен мемориальный уголок, и смотрел на портрет, висящий на стене. На нем был изображен командир отделения 4-й самостоятельной военизированной пожарной части рядовой внутренней службы Сергей Анатольевич Аксенов. Надпись гласила, что он погиб 19 августа 1977 года при тушении пожара в Мяснове и навечно зачислен в списки личного состава части…
Впереди у Владимира Афонича были сутки напряженной работы. Но сутки оборвались…
Пожар в городе Алексине был замечен в 11.45. Оттуда сообщили, что горит склад химического сырья, вокруг на большой площади занялась трава. Огонь, вырвавшийся из помещения, охватил кровлю и грозит перекинуться на соседние здания, где хранится готовая продукция на миллионы рублей. Борьба с огнем началась в 11 часов 52 минуты. Нужна помощь из Тулы.
И такая помощь пришла незамедлительно. Одна за другой спешили в Алексин пожарные машины. Тушение пожара возглавили прибывшие из областного центра заместитель начальника Управления пожарной охраны Лев Николаевич Микеров, руководитель одного из отделов Анатолий Александрович Королев, ставший начальником созданного тут же оперативного штаба, другие специалисты, и в их числе капитан Афонич.
Выяснилось, что пожар возник, как это часто бывает, из-за грубого нарушения правил техники безопасности. В складе вели сварочные работы, не приняв должных мер предосторожности. Искра попала в бочку с наполнителем для нитрокраски, и огонь тут же охватил помещение. А в нем, кроме наполнителя, хранились еще и растворители, и эмали…
Прежде всего нужно было локализовать огонь, не дать ему выхода, а для этого предстояло обрушить на него всю мощь имеющихся противопожарных средств. В работу включили шесть пожарных стволов, извергавших потоки воды. Потом подали еще девять, производительность которых вдвое больше. Все прибывали и прибывали машины с людьми и техникой, но огонь не сдавался. Он набросился на соседний склад, с гулом и завыванием ворвался в окна и двери. А в складе сырья тугая знойная волна разом вспучила и вырвала тяжелые стальные ворота. Огненно-рыжее облако взметнулось над зданием, послышались частые гулкие взрывы, рухнула одна из стен. Пламя бушевало с разгульной, дикой свирепостью, неистово пожирая все, что встречало на своем пути.
Капитан Афонич распорядился заменить пожарные стволы только что прибывшими лафетными установками и умело руководил службой тыла. Лавина воды устремилась через оконные проемы и ворота секций, но облака жгучего пара и ядовито-черного дыма выбрасывались то там то тут. Огненный вал горящей смеси выплеснулся наружу, трава и кусты горели уже на площади в несколько сотен квадратных метров.
Это был сложный пожар. Куда еще сложнее! Но его все же удалось обложить. На это потребовалось 30 минут. Оперативный штаб доложил в Тулу, что главная опасность ликвидирована, теперь огню не выйти на простор, и предстоит, отвоевав у него метр за метром, окончательно задушить его в складе. Для этого нужно было прежде всего подавить очаги в труднодоступных местах, под завалами. Нужно было, говоря профессиональным языком, победить огонь активными наступательными действиями.
Капитан Афонич, как это бывало не раз, взялся лично возглавить звено газодымозащиты.
— Действуйте! — сказали в штабе, разместившемся по-походному возле одной из машин. — Завалы образовались, в основном, в районе стеллажей. Преодолеете — главное будет сделано.
Облаченный в боевые доспехи, в шлем-маске, с кислородно-изолирующим противогазом на спине, Афонич вместе с группой пожарных через минуту скрылся в огнедышащем чреве склада. Пламя бушевало в нескольких метрах от него, не подпускало к себе, огрызалось, охватывало жадными космами, но он шел и шел, упрямо пробиваясь вперед. Шел первым. Так солдаты, поднявшись на решительный штурм, идут навстречу и лютому свинцу.
Вперед! Еще шаг… Еще! Под ногами пузырился и клокотал кипящий гудрон, вязкая смола сковывала ноги, и он с трудом выдирал из нее сапоги, чтобы сделать еще один шаг. Еще… Еще! Рядом рванула бочка, но он был уже за грудой раскаленных кирпичей и искореженного металла. Вот и стеллажи. Осталось перебраться через последний завал. Еще шаг… Еще!
— Береги-и-ись! — крикнул находившийся неподалеку начальник местной пожарной части Владимир Александрович Орлов. — Стена падает! Сте-е-на-а-а!..
Тяжело качнулась кирпичная кладка и вместе с железобетонной перемычкой над дверью стала валиться стремительно и неудержимо.
И рухнула…
Было 14 часов 20 минут…
Крика Орлова капитан Афонич не слышал. И не мог услышать…
Мы никогда не узнаем, о чем думал Владимир в эти последние минуты своей жизни. Но твердо знаем одно: он до конца выполнил свой долг. Подвиг может длиться долгие годы. Для подвига достаточно и мгновения. Те несколько метров, которые он отвоевал у огня, стали плацдармом, и он не оставил его, удержал…
Его похоронили на воинском кладбище с воинскими почестями. Сухой треск ружейного салюта трижды потревожил тишину. А в штабе в эту минуту настойчиво зазвонили телефоны.
— Тревога!
И снова — бой!
Капитан Афонич не оставил свой пост. Его портрет висит на стене у окна, за которым шумит большой город, его родная Тула. Здесь, в штабе огненного фронта, несут боевую вахту его товарищи. Здесь тишина — как перед атакой, она может взорваться в любую минуту и позвать новых героев на передний край.
«И в мирный час, живя спокойно, мы знаем, что на вахте вы: герои, труженики, воины — пожарные моей страны!»
Имя капитана Афонича начертано золотом на мемориальной доске «Жизни, отданные во имя жизни» в здании Управления внутренних дел.
Орденом Красной Звезды отметила Родина подвиг бойца огненного фронта.