Иван Родыгин ОГНЕННЫЙ КОМАНДИР

Иван Родыгин

ОГНЕННЫЙ КОМАНДИР

Передо мной «Личное дело № 3152. Артеменко Степан Елизарович. 1937 год». Я бережно перелистываю пожелтевшие от времени страницы, вчитываюсь в каждую строчку. И чем больше вникаю в смысл написанного, тем ярче вырисовывается образ этого человека.

…Родился в бедной семье хлебороба. У родителей кроме него было еще семеро детей. Все батрачили у кулаков, Степану учиться не пришлось. Не хватало ни одежды, ни хлеба.

Здесь вспоминается самая драматическая страница в истории жизни этой крестьянской семьи. Страшная засуха. Земля — словно уголь. В амбаре — пусто. Кто поможет, когда у всех та же беда… Жил на селе тогда кулак Татарчук, давал ссуды под большие проценты. Пробовал к нему Елизар подступиться, а тот в ответ: «Озолочу, коль отдашь в жены свою Марию». Это девочку старик купить вздумал. Нет! Об этом Елизар не мыслил. А голод все донимал. У детей животы пухли.

Смотрела-смотрела на все это сквозь слезы Мария, да и сбежала со двора. За Марьину красоту мироед прислал Артеменко три мешка гнилого ячменя, от которого кулацкие лошади морды воротили. На тяжкую жизнь обрекла себя Маша. В восемнадцать лет у нее появилась седина, а ее брат Степан люто возненавидел всяческую несправедливость.

«Может, потому я и стал милиционером», — написал после в автобиографии Степан Елизарович.

После окончания пяти классов и школы зоотехников Степан начал работать в только что созданном колхозе. Времена были неспокойные, на селе шла коллективизация. Кулаки жгли колхозные постройки, травили скот, угрожали расправой, старались запугать активистов. Однако не из трусливых оказался Степан. Сильный, неутомимый, одаренный природным умом, он не отступил. Быстро организовал молодежь, сплотил вокруг себя надежных людей и повел решительную борьбу с врагами коллективизации.

…Потом его призвали в Красную Армию.

В армию пришел уже со сложившимися взглядами на жизнь, подготовленным к службе в осоавиахимовских кружках.

В воинской части он продолжил образование. Здесь же вступил в комсомол, научился отлично владеть многими видами оружия, вырос и окреп политически, идейно закалился.

Когда Степан уволился в запас, его сразу же пригласили в райком комсомола. Секретарь райкома без лишних слов повел с ним такую беседу:

— Вы, Степан Елизарович, опытный человек, отслужили в армии, такие люди очень нужны для работы в милиции.

В конце беседы спросил:

— Даете согласие?

— Вы считаете, что мне нужно работать в милиции? Направляйте, — ответил Степан. Потом добавил: — Доверие оправдаю.

— Как-то в декабре тридцать седьмого года, — рассказывал Степан Елизарович, — я пришел в районный отдел милиции и протянул начальнику направление — путевку райкома комсомола. Начальник оценивающе посмотрел на меня, улыбнулся, одобрительно сказал: «Подходящий хлопец. Начнешь милиционером, а там участок выделим».

Выдали мне обмундирование, удостоверение — все, как положено, и определили к работникам уголовного розыска Романову и Цурканову. Это были замечательные люди, опытные и умные наставники. Они и учили азам милицейской работы. Учили тому, как нужно разговаривать с людьми, допрашивать их, оформлять документы и дела. Казалось бы, азбучные, прописные истины, но ведь без них нельзя быть высококвалифицированным сотрудником.

Впервые мне поручили расследование дела о хулиганстве. Старался все выполнить так, как учили, читал Уголовно-процессуальный кодекс, спрашивал у старших, что непонятно. Когда расследование по делу закончил, пришел к Цурканову. Он внимательно прочитал, придирчиво проверил подшитые бумаги и сказал: «Хорошо. Направляй в суд». Это было мое первое расследованное дело. Я был очень рад, что справился с заданием и суд справедливо наказал хулиганов.

Кстати, о Цурканове. Долгое время работал он в органах внутренних дел. Мне с ним довелось встретиться вновь после войны в Кишиневе. Сколько же было воспоминаний и добрых бесед с ним! Прекрасный, душевный человек, большой труженик, высококвалифицированный специалист.

В скором времени Степана Елизаровича направляют работать участковым в Кучурганы, в поселок у самой границы.

С. Е. Артеменко

— Отвели меня на постой к одному местному крестьянину, — вспоминал он. — В каморке койка и столик. Ну а о транспорте побеспокоился начальник — лошадь и двуколку дал. Вот и все, чем могли тогда обеспечить участкового. Трудно приходилось поначалу. Но затем в каждом населенном пункте, колхозе появились люди, у которых душа болела за народное добро. Большая польза была от помощников, особенно в охране государственного и колхозного имущества. Особенно переживал случаи кражи. Оттого это происходило, что знал подлинную цену народного добра.

Однажды ранним утром кто-то постучал в мое окно. Откинул занавеску и вижу — доверенный мой стоит. Лицо возбужденное, и что-то шепчет, за стеклом не разобрать. Но понял — дело срочное. Оделся и мигом во двор. «Беда, Елизарыч. Колхоз грабить хотят. Слышал, как двое сговаривались выкрасть колхозное зерно из склада».

Тут же помчался к председателю. Рассказал ему все по порядку. Тот сначала не поверил: «Да у нас такого, сколь колхоз существует, не случалось». Потом все же согласился в засаду идти. Схватили мы в полночь злоумышленников. Взяли с поличным.

Работа в милиции, как на войне, всегда требует оперативности. Начальник нашего райотдела Лесников любил повторять: «В милиции минуту потеряешь — днями, а то и месяцами восполнять ее будешь». Действительно, заметет след преступник — ищи-свищи тогда… У нас специальные учения проводились, чтобы выработать реакцию, привить умение незамедлительно действовать. Это мне потом очень пригодилось в службе. Запомнилась кража в поселке кирпичного завода. Утром обнаружил продавец, что замок с двери магазина сорван, — и сразу ко мне. Пока осматривали магазин, поручил одному из своих активистов сообщить в райотдел о случившемся. А сам еще раз обошел здание. И не напрасно: на земле различил свежие следы. Они тянулись к камышам. К тому времени собрались люди. Опросил их: может, кто заметил что-нибудь подозрительное? Действительно, видели двух парней, шедших с поклажей в заросли. Тогда с колхозниками прочесали камыши. Там злоумышленников и захватили…

Потом Артеменко направили работать на объединенный участок. На его территории было немало немецких поселений. Рядом — граница.

Каждый второй житель имел по ту сторону родственников. Лазутчики так и шныряли. Приходилось задерживать неизвестных людей и допрашивать. Но Степан Елизарович не знал разговорного немецкого языка. И тогда пришлось засесть за учебник. За год изучил разговорный, стал свободно объясняться и понимать чужую речь.

До самого начала войны он работал участковым милиции на пограничном участке. Очень хорошо изучил психологию немцев, их обычаи, в совершенстве овладел разговорной речью. Все это здорово пригодилось, когда грянула война.

Свое боевое крещение Артеменко получил в первый день войны на узловой станции Раздельная. Здесь было сосредоточено много эшелонов с войсками, боеприпасами и горючим. Налетели вражеские самолеты и на бреющем полете бомбили станцию и расстреливали людей. Горели вагоны, цистерны с нефтью. Кругом взрывы, плач и крики метавшихся по путям женщин и детей. Надо было спасать людей, горючее, боеприпасы. И вот Артеменко с группой красноармейцев, железнодорожников расцепляет составы, отгоняет полыхающие вагоны, цистерны. Обгорелый, весь в копоти, еле держась на ногах, участковый инспектор вышел победителем из первого в своей жизни огненного сражения. Так он встретил начало войны.

А потом пошел в народное ополчение и вместе с другими строил оборонительные сооружения под Одессой, вылавливал вражеских диверсантов и парашютистов.

«Мог ли я после всего виденного и пережитого не быть на фронте? — спрашивал Артеменко и сам себе отвечал: — Нет! Родина звала…»

Эвакуировавшись в Донецк, Артеменко пришел в военкомат и стал упрашивать, чтобы его как можно скорее направили на фронт. Ему говорили: «Вы милиционер, обращайтесь по команде». Он объяснял, что сейчас никого ему не найти, а война разгорается. Наконец просьбу Степана удовлетворили. В августе 1941 года, сняв милицейское обмундирование, он надел красноармейское и оказался в действующей армии. Сначала был рядовым пехотинцем, а потом назначили помкомвзвода.

Под Харьковом вступил в бой. В первой же стычке с врагом тяжело ранило командира взвода. Артеменко принял командование на себя. Его приказ: «Слушайте меня!» — как призыв прозвучал над окопами взвода. Гитлеровцы не раз предпринимали атаки, шли напролом, но бойцы взвода стояли насмерть. Они отбивали атаки и сами атаковали. Им удалось захватить несколько пленных. От них-то Артеменко узнал, что готовится танковая атака. Значит, нужно подготовиться. Быстро вырыли глубокие траншеи и щели, заняли оборону. Командир взвода обошел все огневые точки, объяснил расчетам, как вести себя, когда появятся танки. Был он спокоен, нетороплив, и его уверенность передалась товарищам.

Под утро, когда фашисты открыли артиллерийский огонь и их танки пошли в атаку, бойцы взвода, рассредоточившись, повели дружный огонь, отсекая вражескую пехоту от танков. И тут Артеменко увидел, что прямо на него мчится бронированная машина, и едва успел вместе с пулеметным расчетом спрыгнуть в траншею. Танк накрыл их сверху, несколько раз повернулся и остановился.

— Нас засыпало по горло, дышать было нечем, — вспоминал Артеменко. — Я разгреб землю, помог бойцам подняться, вытащил ручной пулемет и из-под днища танка стал вести огонь по пехоте противника. Танк неожиданно сдвинулся и пошел дальше. Конечно, если бы немецкие танкисты знали, что мы живы, то нас сразу бы раздавили. Они считали, что с нами покончено, и поэтому двинулись в глубь нашей обороны. Но только танк сошел с бруствера, красноармеец Завалуев бросил в него бутылку с горючей смесью, и он загорелся. Экипаж выскочил и стал сбивать пламя. А мы, незамеченные, в упор расстреляли фашистов.

Наступила тишина. Всюду валялись трупы вражеских солдат и офицеров. Но мало осталось в живых и наших. Зато удалось выиграть бой. В батальоне меня не ждали, думали, что погиб. Многие видели тот вражеский танк на высотке, как он крутанулся, чтобы сплющить траншею. Так и доложили командиру. Признаюсь, после боя не спал несколько ночей, не мог прийти в себя. В шинели насчитал тринадцать дыр от пуль и осколков.

За этот бой Степан Артеменко получил свою первую награду — медаль «За отвагу».

— Эту медаль я считаю самой дорогой, — признавался Степан Елизарович. — Для меня как командира то был первый бой. Победа в нем многому научила меня и, главное, показала, что можно крепко бить «непобедимых» гитлеровцев. Командирский труд — несладок. Он очень тяжел. Был рядовым, об этом не задумывался. А когда назначили командиром взвода, присвоили младшего лейтенанта, пришлось многие вопросы решать на поле боя и учиться тут же в окопах.

Личный пример в бою, мужество и храбрость, военная подготовка и смекалка, верность присяге и беззаветное служение Родине, ненависть к немецко-фашистским захватчикам — вот что было его главным оружием в те трудные годы.

Командирскую науку он постигал в непрерывных боях.

Вот был получен приказ выбить гитлеровцев из Барвенково. Десантная рота на танках под командованием Артеменко одной из первых ворвалась на железнодорожную станцию. Автоматчики захватили крупные склады с оружием, обмундированием, продовольствием, много автомашин, орудий, минометов и пулеметов.

После каждого боя он подробно разбирал с бойцами их действия. И даже незначительные оплошности не ускользали от его внимательного глаза.

В деятельности его как командира во многом помогала ему служба в милиции, выработанные навыки до всего докапываться самому, вникать в детали, учитывать все особенности обстановки.

Из боев сорок второго Степану Елизаровичу особенно запомнился рейд в тыл врага во время Сталинградской битвы. Танковый корпус, в котором он служил, пришел на помощь нашим частям, попавшим в тяжелое положение. Танки с десантом проникли в расположение гитлеровцев, но были отрезаны от своих и оказались в окружении.

Фашисты атаковали со всех сторон, вели губительный огонь. Тогда-то и отличился Степан Елизарович: он умело и быстро отыскал слабые места в боевых порядках противника и дерзким броском прорвал вражеское кольцо окружения. За ним, под прикрытием ночи, вышли и остальные.

Когда же началось общее наступление советских войск под Сталинградом, Артеменко сражался с врагом севернее города. Он командовал ротой, действовал смело, искусно маневрировал, применял разные хитрости, смекалку, которым научила война. Ни плотный огонь фашистов, ни минные поля, ни противотанковые рвы — ничто не могло остановить роту храбрецов.

Тяжелые фронтовые дороги…

У Степана Елизаровича хранилась карта, на которой изображен боевой путь 397-й стрелковой дивизии. Этим путем после Сталинграда и боев на Курской дуге прошел и Артеменко, командуя сначала ротой, а потом батальоном. Коростень… Сарны… Гомель… Пинск… Брест… Рига… Варшава… Таковы этапы его боевого пути, ставшие ныне вехами славной истории. И каждый из них по-особому значимый.

Взять хотя бы бой за Сарны, где гитлеровцы, используя болотистую местность, организовали сильную оборону.

— Вызвал меня ночью к себе командир дивизии и спрашивает: «Что бы ты хотел, Артеменко?» А я отвечаю: «Чтобы быстрее закончилась война». Он хлопнул меня по плечу и как-то особенно по-доброму сказал: «Чтобы приблизить этот час, тебе с батальоном придется выполнить серьезную задачу». Разговор был недолгим, но конкретным. Комдив отдал приказ зайти в тыл противнику, захватить станцию Думбровицы, перерезать железнодорожную ветку Сарны — Думбровицы и не дать возможности противнику подбрасывать боеприпасы и продовольствие.

С наступлением темноты ударила наша артиллерия, пришли в движение соседние подразделения. В брешь, образовавшуюся во вражеской обороне, под покровом ночи батальон проскользнул незаметно. Шли молча, по бездорожью. Метель бушевала такая, что в метре ничего не было видно.

К утру подошли к станции Думбровицы. Разведчики доложили: вокруг тянутся проволочные заграждения, все подступы простреливаются из пулеметов, а на самой станции установлены орудия.

Фашисты не ждали нас в такую ночь. И вот взметнулась красная ракета — сигнал к атаке. На проволочные заграждения полетели шинели, ватники, маскировочные халаты. Гитлеровцы не выдержали рукопашной схватки и побежали. На железнодорожной станции батальон захватил эшелон с сорока танками, несколько эшелонов с продуктами и обмундированием, освободил сотни наших людей, которых гитлеровцы угоняли в Германию.

Фашисты отступали в Сарны по мосту через реку Горынь. Мною было принято решение захватить город с ходу. Связавшись по рации с командиром дивизии и доложив ему обстановку и свой план, услышал в ответ: «Молодец!» Мы внезапной и решительной атакой опрокинули фашистов, захватили мост и буквально на их плечах ворвались в город.

За отвагу и мужество, проявленные в этом бою, капитан Артеменко был награжден орденом Отечественной войны.

Вскоре он был назначен командиром лыжного батальона, совершившего не один рейд по вражеским тылам. Знание немецкого языка пришлось как нельзя кстати.

Никогда не забыть ему один из рейдов по пинским болотам.

— Разведчики доложили, — вспоминал Артеменко, — что гитлеровцы, подтянув свежие силы, в том числе кавалерийский корпус, готовятся перейти в контрнаступление. К деревне, где расположились передовые части фашистов, вела лишь одна дорога. Я получил приказ выйти в тыл гитлеровцам, сбить их заслон, охранявший дорогу. Шли целый день без отдыха, иногда по пояс в воде — местность болотистая. К селу Дубенецкий Бор подошли ночью. Немного передохнули, собрались с силами и бросились в бой. Часа через полтора уничтожили почти весь немецкий гарнизон; кое-кто бежал, бросив оружие. Потом, уже под Пинском, выходили из заболоченных перелесков и поднимали руки.

«Вперед, на Пинск!» — написал на куске фанеры комсомолец Михаил Шило.

Мы установили этот щит как указатель в самом центре Дубенецкого Бора…

И здесь уместно привести слова из «Личного дела» Артеменко.

«В боях на подступах к городу Пинску — говорится в боевой характеристике, датированной 1944 годом, — при овладении населенными пунктами Дубенецкий Бор и Барова, в условиях труднопроходимой болотистой местности, обходным маневром Артеменко с успехом выполнил поставленные батальону задачи.

В этой операции было уничтожено до ста гитлеровцев, взято в плен 32 человека, захвачено 4 миномета и станковый пулемет».

Пинск запомнился Степану Елизаровичу и тем, что здесь ему командующий армией вручил сразу два ордена — Александра Невского и Красного Знамени. Тогда же ему присвоили звание майора.

Боевые эпизоды из ратной жизни Артеменко один ярче другого. Надо было обладать большой силой воли, железным характером, богатым военным опытом, командирским мастерством, чтобы выдержать то огромное физическое и моральное напряжение, которое выпало на его долю. И он выдержал.

При прорыве обороны гитлеровцев на западном берегу Вислы батальон штурмом прорвал вражеские заграждения и первым ворвался в город Сохачев. Бойцы и командиры не успели передохнуть, как снова приказ: зайти во вражеский тыл и перерезать фашистам пути отступления.

«Вперед, вперед! — торопил комбат. — Отдохнем в Берлине».

И этот приказ выполнен. За ним последовал другой. Прорвавшись в тыл противника, батальон с ходу захватил высоту под городом Шнейдемюлем и вышел к границе фашистской Германии. Михаил Шило и здесь укрепил свою наглядную агитацию: «Вот она, Германия!».

— Гитлеровцы не ожидали столь внезапного нашего появления и сначала растерялись, — вспоминал Степан Елизарович, — а когда опомнились, то бросились на нас, стараясь выбить и уничтожить.

Атаки пьяных фашистов следовали одна за другой.

Боеприпасы были на исходе. Связь с полком прервана. Гитлеровцы теснили храбрецов со всех сторон. Наступил критический момент, когда казалось, что ряды наших бойцов дрогнут. Но вот Артеменко выскочил из траншеи и с криком «Ура!» поднял батальон в штыковую. Схватился в рукопашной, заколол двух гитлеровцев и вдруг почувствовал, как обожгло плечо. Гитлеровцы не выдержали натиска героев и отступили, оставив на поле боя до сотни убитых.

Батальон не только удержал высоту, но и захватил много техники и живой силы противника. А в это время подошли основные силы дивизии. Комбат, скрывая штыковую рану, доложил генералу: «Приказ выполнен…»

— Два часа после этого боя метался в лихорадке, — вспоминал Степан Елизарович, — вот что значит побывать в штыковой.

Семь человек, участвовавших в этом бою, были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. И среди них — комбат Степан Елизарович Артеменко, пулеметчики Тимофей Акимович Яковлев и Михаил Давидович Шило.

Вспоминая о своем комбате, Тимофей Яковлев рассказывает:

— Волевой, смелый командир, лихо водил красноармейцев в атаку и личным примером увлекал на разгром ненавистного врага. Это закаляло нас, укрепляло боевой дух.

Мне много раз приходилось ходить в бой со Степаном Елизаровичем. Смелость и решительность его часто граничили с риском. Но он рисковал во имя победы! Я был участником боя, когда гитлеровцы, обладая численным превосходством, зажали остатки нашего батальона в кольцо. Положение казалось безнадежным. Тогда Артеменко отдал мне свой автомат, сам залег за станковый пулемет и косил гитлеровцев с такой яростью, что они не выдержали и отступили. Комбат объявил нам благодарность и сказал: «И впредь будем бить фашистов только так!» Очень жалею, что наш комбат не дошел до Берлина!

Случилось это уже на Одере.

Стрелковый батальон, которым командовал майор Степан Артеменко, первым вышел к этому водному рубежу.

В тот вечер он долго сидел над картой. Заснул уже на рассвете. Но в это время в блиндаж вбежал дежурный и крикнул:

— Командир, на выход…

Когда Артеменко выскочил из блиндажа, то увидел «виллис». Оказывается, это приехал Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Выслушав доклад, маршал поздоровался и попросил, чтобы ему показали передний край обороны батальона.

— Опасно идти, товарищ командующий, — озабоченно ответил комбат. — Фашисты беспрерывно ведут обстрел.

Константин Константинович подошел к комбату поближе, улыбнулся и твердо сказал:

— Правильно, товарищ майор! Всем там делать нечего, но мы с вами пойдем…

И они пошли в сопровождении двух автоматчиков. Часа три ходили. Маршал Рокоссовский беседовал с бойцами, интересовался их настроением и знанием поставленных задач.

— Как ни бахвалились фашисты своей непобедимостью, а мы на пороге Германии! — говорил, обращаясь к бойцам и офицерам, командующий фронтом, которого все знали и любили.

По возвращении в штаб батальона маршал поблагодарил всех бойцов и командиров за хорошо организованную оборону. На прощание сказал:

— Берегите людей, комбат. Им ведь предстоит не только закончить войну, но и восстанавливать разрушенное.

Эти слова помнили все офицеры, о них сразу же узнали во всех соседних частях и соединениях.

Вскоре комбата вызвали в штаб полка. Здесь ему объявили боевой приказ о дальнейшем наступлении и форсировании Одера.

— Вашему батальону, — сказал командир полка, — поручается первому форсировать водный рубеж, за которым открывается путь на Берлин. От успешного выполнения вашей задачи зависит очень многое в судьбе всей операции фронта. Да, да, фронта!

Вернувшись в батальон, несмотря на глубокую ночь, Артеменко собрал офицеров и сержантов. Кратко изложил боевую задачу. Изложил так, что она стала понятной и близкой для каждой роты, каждого взвода.

Утром 16 апреля 1945 года после артподготовки началось форсирование Одера. В ход пошли лодки, плоты, бревна и бочки. Гитлеровцы открыли ураганный огонь, казалось, ничто живое не выдержит. Но одна из рот батальона уже захватила плацдарм. Завязался жаркий бой. За переправой наблюдали командир дивизии и командующий армией.

— Молодцы! — восхищенно говорили генералы.

Артеменко слышал эту дорогую похвалу и все острее сознавал: его место тоже там — на том берегу. На паромах закреплена артиллерия, грудой возвышаются боеприпасы.

— Разрешите, товарищ генерал? — обратился комбат. Генерал согласно кивнул головой: «Разрешаю!»

Теперь Артеменко должен быть там, на клочке заодерской земли, дрожавшей в огне и пламени.

Натянув через реку трос, артиллеристы и пехотинцы во главе с комбатом тронулись вперед. Почти на самой середине реки в паром попал фаустпатрон. Еще удар, и Артеменко, раненный в ногу, полетел в ледяную воду. Сильное течение понесло комбата. Намокшая шинель, сапоги и оружие тянули ко дну. Артеменко не терял самообладания: борясь с течением, видел, что его несет к берегу.

Наконец он с великим трудом выбрался на берег. Сделал всего несколько шагов, как вблизи разорвался снаряд. Вторично тяжело ранило… в ту же раненую ногу. Упал и потерял сознание…

Батальон хотя и остался без командира, но боевую задачу выполнил успешно: плацдарм был удержан. Это позволило переправиться через Одер основным силам полка, дивизии, армии.

Многие солдаты и офицеры считали, что комбат погиб. И, мстя за командира, с удвоенной энергией дрались против гитлеровцев. Особенно отличились Тимофей Яковлев и Михаил Шило. Войну они закончили в Берлине, куда шли через тысячи огненных верст непрерывных сражений, шли без малого четыре года.

Но для их комбата война закончилась раньше. Тяжело раненного, его подобрали санитары и отправили в медсанбат. Почти полгода пролежал он в госпиталях. Здесь узнал, что за доблесть и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, награжден второй Золотой Звездой Героя Советского Союза. А лечение шло медленно, операции не помогали, ставился вопрос об ампутации ноги. Видимо, только его воля и железный характер помогли медикам вернуть отважного комбата снова в строй.

Вскоре его телеграммой вызвали в Москву. В столицу он прибыл с палочкой, еще прихрамывая на больную ногу. Когда же в Кремле Михаил Иванович Калинин вручал ему вторую Золотую Звезду, то майор Артеменко, позабыв про палку, бодро подошел к Всесоюзному старосте. Михаил Иванович пожал герою руку, заговорил с ним о последних боях, об отваге войск, штурмовавших фашистское логово.

— Вы были ранены?

Артеменко ответил:

— Да, Михаил Иванович. Дважды в один день, в одну и ту же ногу.

— А где и на каком участке? — продолжал спрашивать Калинин.

— При форсировании Одера.

— До Берлина не пришлось дойти?

— К сожалению, нет. Выбыл из строя.

Потом, после вручения наград, Михаил Иванович говорил еще много теплых слов в адрес красноармейцев и командиров. На всю жизнь запомнил Степан Елизарович эту беседу с Калининым и часто вспоминал о ней, выступая перед молодежью и воинами Советской Армии.

Уходил на войну вчерашний участковый милиции рядовым, а вернулся старшим офицером, дважды Героем Советского Союза.

Заслуги Степана Елизаровича перед Родиной получили высокую оценку работников милиции.

Управление внутренних дел Одесского облисполкома учредило Почетный приз имени дважды Героя Советского Союза С. Е. Артеменко «Лучшему участковому милиции».

В приказе об учреждении приза сказано:

«В целях воспитания личного состава на славных традициях Советской милиции, укрепления дисциплины, социалистической законности и на этой основе улучшения оперативно-служебной деятельности, образцового общественного порядка в области — учредить переходящий Почетный приз…»

Перед отъездом из Одессы произошло волнующее событие. Я позвонил домой Степану Елизаровичу, чтобы попрощаться. Он мягким басовитым голосом проговорил: «Рано прощаетесь. У меня сегодня большая радость и вы никуда не отлучайтесь. Я заеду за вами. Сегодня в Одессу прилетает мой бывший пулеметчик Тимофей Акимович Яковлев. Приглашаю вас на встречу». Вскоре за мной заехал Степан Елизарович. Автомашина доставила нас в аэропорт. День, как по заказу, — солнечный и теплый. Только мы успели выйти из машины, навстречу Степану Елизаровичу бросился невысокого роста, подтянутый и стройный полковник. Не дойдя шага три до Артеменко, он приложил руку к фуражке и по-фронтовому стал докладывать: «Товарищ комбат, пулеметчик Яковлев…» Он успел произнести лишь эти слова, как Степан Елизарович схватил его в объятия. Они долго обнимали друг друга. По щекам текли слезы: ведь они впервые увиделись после более чем тридцатилетней разлуки.

Потом, уже дома, многое они вспоминали, и казалось, что к ним вернулась молодость — их незабываемая, боевая молодость.

Стояли рядом дочери Степана Елизаровича, жена пришла с работы, зашли соседи. Всем было интересно, все были взволнованы. Вот Яковлев вынул из папки фотографию и передал ее комбату, сказал:

— Это подарок от меня. Узнаешь?

Степан Елизарович растроганно воскликнул:

— Откуда взял? Ведь я не видел такой никогда!

На фотографии были трое Героев Советского Союза: Артеменко, Шило и Яковлев. Двое из них совсем еще юнцы безусые, которым было лишь по восемнадцать, а третий — чуть постарше. Это — Артеменко.

И Яковлев рассказал историю фотографии. В день вручения Золотых Звезд фронтовой корреспондент их сфотографировал. Снимок был опубликован в дивизионной газете. Этот номер газеты Яковлев отослал матери, которая хранила его долгие годы. Наконец Тимофей Акимович переснял фронтовую фотографию и теперь привез своему командиру.

На прощание Степан Елизарович сказал:

— Ты, фронтовой друг, принес мне своим приездом огромную радость. Спасибо, что не забыл. Значит, будем долго жить.

Они снова обнялись по-братски.

В тот же вечер Степан Елизарович проводил меня в Москву. Он был весел, много шутил, вспоминая о незабываемой встрече с Яковлевым. Я спросил его:

— Какие ваши планы, Степан Елизарович, на будущее?

— Собираюсь писать воспоминания о войне. Молодежь должна знать, как нам досталась Победа, как ее ковали и что пришлось пережить нашему поколению…

…Прошли годы. Я снова в Одесском порту. Любуюсь, как швартуются белоснежные красавцы-лайнеры. Мое внимание привлек огромный сухогруз, на борту которого сверкали два слова: «Степан Артеменко». Низко поклонившись, отдав честь по всем правилам, я мысленно произнес: «Здравствуйте, Степан Елизарович! Вот мы и вновь свиделись!»