Залог благополучия
Залог благополучия
Вторым этапом приватизации стали залоговые аукционы. В 1995 году группа банкиров во главе с Владимиром Потаниным предложила государству, остро нуждающемуся в средствах для латания бюджетных дыр, кредиты под залог акций предприятий, находящихся в его (государства) собственности. Государство согласилось.
Российское правительство осуществило молниеносную операцию, радикально переменившую весь экономический уклад и политическую ситуацию в стране. По итогам залоговых аукционов, проведенных в конце ноября — начале декабря 1995 года, в России в фантастически короткие сроки были созданы частные финансово-промышленные империи, по масштабам не уступающие крупнейшим западным корпорациям. Владельцам империй — так называемым олигархам — по весьма умеренным ценам не только достались самые перспективные предприятия страны: они получили беспрецедентные возможности влияния на принятие решений в Белом доме.
Аукционы на право кредитования правительства России под залог находящихся в государственной собственности акций проводились по указу президента № 889 от 31 августа 1995 года «О порядке передачи в 1995 году в залог акций, находящихся в федеральной собственности». Список предприятий, выставляемых на залоговые аукционы, был определен Госкомимуществом в конце сентября. Размеры пакетов, стартовые объемы кредитов, сроки проведения аукционов и их дополнительные условия определяла специальная аукционная комиссия, включавшая представителей Минфина, ГКИ, РФФИ и ряда отраслевых министерств.
Иными словами, перед аукционом специальная аукционная комиссия, состоящая из представителей Минфина, Госкомимущества, Российского фонда федерального имущества и ряда отраслевых министерств, определяла состав его потенциальных участников, стартовую цену пакета акций и дополнительные условия. Претендент на акции, удовлетворивший всем формальным требованиям и допущенный к участию в аукционе, подавал аукционной комиссии конкурсное предложение о сумме кредита. Победителем аукциона становился тот участник, который предлагал наибольшую сумму. Победитель подписывал с Минфином соответствующий договор, после чего в обмен на кредит получал в залог акции, а также приобретал право голосовать на собраниях акционеров.
В ходе залоговых аукционов в течение трех недель государство передало в частные руки предприятия, формирующие пятую часть федерального бюджета и выдающие зарплату миллиону человек. На торги были выставлены крупные пакеты акций 29 приватизированных предприятий. Самые известные и привлекательные из них — «Норильский никель», ЛУКОЙЛ, СИДАНКО, «Сургутнефтегаз», ЮКОС.
В обмен на «заводы, газеты, пароходы» олигархи гарантировали правительству абсолютную политическую лояльность, клялись превратить «совковые заводы» в конкурентоспособные корпорации западного образца и обещали, что впоследствии они, подобно локомотивам, вытащат из кризиса всю российскую экономику. Уверенность в успехе начинания вселяло и то обстоятельство, что аукционы, как выяснилось, были очень тщательно подготовлены и в присутствии полусотни журналистов проходили как настоящее театральное представление.
А уж по накалу страстей, именитости участников, количеству и масштабности взаимных обвинений — в общем, по скандальности — эти аукционы не имели себе равных.
Закулисная подготовка к аукционам началась еще летом. Банкиры звонили в Госкомимущество (ГКИ) и спрашивали, кто сколько дает за акции. Так и определялись начальные цены.
Альфа-банк, Инкомбанк и банк «Российский кредит» схлестнулись с банком «МЕНАТЕП» на залоговом аукционе акций нефтяной компании «ЮКОС». За акции РАО «Норильский никель» спорили ОНЭКСИМбанк и «Российский кредит». Верх одержал ОНЭКСИМ. Еще раз «Российский кредит» и ОНЭКСИМбанк схлестнулись на аукционе акций СИДАНКО — победил опять ОНЭКСИМ. К аукциону акций компании «Сибнефть» не был допущен Инкомбанк: комиссия обнаружила несоответствия в документах…
Режиссером и исполнителем главной роли в этом действе был и. о. председателя ГКИ Альфред Кох. Со стороны могло показаться, что во время аукционов он переживал последствия алкогольной интоксикации. Он то отъезжал на кресле от стола, то снова подъезжал. То вдруг клал на стол локти — и они немедленно разъезжались в разные стороны. А иногда просто склонял голову к столу, словно засыпая. Но только доходило до дела, т. е. до вскрытия конвертов, мы видели Коха, готового к схватке с кем угодно и на 100% уверенного в себе. Он мог прямо в лицо сказать любому из участников, что его заявка снимается с аукциона только потому, что «так надо». И говорил…
Как рассказывали позже знающие Коха люди, «интоксикация» и видимая самоуверенность главы ГКИ на деле означали, что он очень сильно нервничал. Потому что знал цену происходящему. Возможно, именно поэтому все участники действа — чиновники, банкиры, журналисты — играли свои роли с самым серьезным видом. Вот вскрывается очередной конверт. Никому не известная фирма «Х» хочет приобрести огромную нефтяную компанию. В зале сразу шорох: что за структура? Чья? С каким банком аффилирована? А как выглядит ее конверт? И с какой стороны его будет разрывать аукционист?
Сейчас это кажется смешным, но тогда проблемы внутреннего устройства конвертов обсуждались на полном серьезе — слишком уж высоки были ставки. Например, когда разыгрывался «Норильский никель», стартовая цена была установлена $ 170 млн. Заявки подали ОНЭКСИМбанк, предложивший $ 170,1 млн., и банк «Российский кредит» — $ 355 млн. ОНЭКСИМ, правда, был назначен ответственным за проведение аукциона, а потому мог отвергнуть чужую заявку. Он и отверг. Но злые языки говорили, что ОНЭКСИМ на всякий случай изготовил не простой конверт, а с двойным дном, и вот за этим вторым дном якобы лежала заявка на $ 355,1 млн…
Скорее всего, это был досужий вымысел. Но без таких эпизодов яркий спектакль превратился бы в заурядное зачитывание вслух решений правительства. А так — это была настоящая драма. Впрочем, как выяснилось чуть позже, кое-кому конец был известен заранее. Владимир Потанин, например, даже особо не скрывал, что еще до аукционов «все обговорил с Олегом Николаевичем» (Сосковцом, тогдашним первым вице-премьером и самым влиятельным госчиновником). Так что конкуренты могли делать конверты хоть с тройным дном — «Норильский никель» им бы все равно не достался.
Другими лауреатами залоговых аукционов 1995 года стали Борис Березовский (ЛогоВАЗ), Михаил Ходорковский (МЕНАТЕП) и Владимир Богданов (Сургутнефтегаз). Впоследствии в список олигархов вошли еще несколько бизнесменов, получивших те или иные объекты собственности по протекции правительства, но на тот момент главными фаворитами Белого дома были эти четверо.
И, если не считать Рема Вяхирева, который на тот момент уже ни в каких аукционах не нуждался, так как «Газпром» был приватизирован по особой схеме, именно эти бизнесмены и стали первыми так называемыми олигархами, т. е. владельцами крупной собственности, имеющими особые отношения с властью.
Но все же суть залоговых аукционов состояла вовсе не в раздаче подарков отдельным компаниям. Залоговые аукционы 1995 года стали результатом принципиального политико-экономического договора президента и правительства с группой бизнесменов. Партии власти накануне президентских выборов 1996 года срочно требовались твердые гарантии невозможности коммунистического реванша. В ситуации, когда рейтинг популярности Ельцина находился практически на нуле, альтернативы у власти почти не было. Разве что отменить выборы и ввести диктатуру по чилийскому или южнокорейскому образцу. Но Ельцин принял другое решение, сделав ставку на деньги и естественное стремление предпринимателей к сохранению своей собственности. Если отдать им лучшую в стране собственность, рассуждал президент, они сделают даже невозможное, чтобы ее сохранить. И он угадал. «Возьмите нас или МЕНАТЕП, — признался однажды Владимир Потанин московским журналистам. — Потеря собственности — это последнее, на что мы согласимся».
В общем, сделка устраивала обе стороны.
В конце ноября в московской гостинице «Славянская» прошла совместная пресс-конференция руководителей Альфа-банка, «Российского кредита» и Инкомбанка. Темой пресс-конференции было совместное заявление, с которым выступили банки. Они предложили временно отложить инвестиционные конкурсы и залоговые аукционы акций «стратегически важных предприятий». По их мнению, необходимо было создать комиссию для доработки условий проведения аукционов и конкурсов.
Выступивший первым президент Инкомбанка Владимир Виноградов подчеркнул, что группа из трех банков не выступает против самой идеи залоговых аукционов или инвестиционных конкурсов. По его словам, банки выступают против неравных условий, созданных для участников нынешнего этапа приватизации. В качестве примера банки приводили ситуацию, сложившуюся вокруг акций нефтяной компании «ЮКОС». Президент Инкомбанка заявил, что МЕНАТЕП поставлен в привилегированные по сравнению с другими условия — он и проводит аукцион, и одновременно является его участником. При этом Владимир Виноградов настаивал, что МЕНАТЕП намерен использовать в ходе конкурса и аукциона ЮКОСа средства Минфина. Три банка обвинили МЕНАТЕП также в том, что по инвестиционным конкурсам он принял на себя обязательства, во много раз превышающие его собственные средства. В связи с этим президент «Российского кредита» Виталий Малкин от имени трех банков выдвинул предложение создать «полномочную комиссию» с участием представителей РФФИ, Госдумы, самого МЕНАТЕПа или других банков, для того чтобы проверить, как выполняются банками их инвестиционные обязательства.
Некоторые эксперты считали, что совместное заявление — это попытка банков, не имевших в тот момент денег для участия в аукционах и конкурсах, отсрочить дележ акций наиболее привлекательных российских предприятий. Отвечая на это, Михаил Фридман сказал, что ни у одного банка нет на счетах таких свободных средств, какие требуются для внесения залога. Это, однако, не означает, что у банков вообще нет денег, просто они вложены в другие активы. По утверждению банкира, суммарные активы, капитал и прибыль трех банков в несколько раз превосходят менатеповские. Правда, при этом Михаил Фридман сделал одно любопытное замечание. По его словам, для высвобождения средств для участия в аукционах банки будут вынуждены продавать ГКО, а это не лучшим образом скажется как на рынке государственных ценных бумаг, так и на валютном рынке. В заключение Фридман сделал важное сообщение: он сказал, что «тройка» намерена выступить на залоговом аукционе по ЮКОСу «единым фронтом».
В начале декабря 1995 года в газете «Коммерсантъ» было опубликовано интервью Михаила Ходорковского. Он рассказал, что «тройка» заключила с МЕНАТЕПом «джентльменское соглашение»: «Я имел личную договоренность с Фридманом о том, что, хотя мы и не можем согласовать свои позиции до конца, действовать будем в рамках приличия, не поливая друг друга грязью в средствах массовой информации. Мы эту договоренность выдержали: ни в одной статье, ни в одном своем заявлении мы не упоминали про Альфа-банк. Имелась и устная договоренность с Виноградовым <…> по которой МЕНАТЕП продает Инкомбанку свои акции Бабаевской фабрики, а Инкомбанк корректно ведет себя по приватизационным проектам, и, если где-либо наши интересы пересекаются, он делает ответный шаг — уступает».
Конфликт между банками затронул и другие интересы. В первую очередь — интересы Госкомимущества. Его руководитель Альфред Кох категорически возражал против любых переносов сроков залоговых аукционов, утверждая, что от их итогов зависит сохранность его головы. Вице-премьер Анатолий Чубайс в ответ на предложение консорциума проверить инвестиционную деятельность МЕНАТЕПа на приватизированных предприятиях заявил, что проверить придется всю четверку. А советник президента Александр Лившиц сообщил, что «война банков» производит «тягостное впечатление». Каждый из соперников, по словам Лившица, «успел побывать со своими доводами и в Кремле, и в Белом доме».
Перенос аукционов был бы невыгоден и ОНЭКСИМбанку, который по поручению Госкомимущества проводил большинство аукционов. Это было не только престижно, но и выгодно — ведь именно в ОНЭКСИМбанке хранились средства участников большинства аукционов, перечисляемые в качестве задатка.
В среде банкиров ходили самые разные слухи по поводу того, каким образом банк сумел добиться такого статуса. Впрочем, банкиры всегда были не прочь порассуждать в кулуарах об излишне тесных связях некоторых своих коллег с отдельными представителями госорганов. Говорили, что для Коха было заготовлено удобное кресло не то в самом банке, не то в «дружественной» ему финансово-промышленной группе «Интеррос». Правда, в ОНЭКСИМбанке эту информацию категорически опровергали.
Вскоре конфликт между банками стали именовать войной. Сами банкиры этого слова старались избегать. Да и, по существу, едва ли можно было назвать войной взаимные обвинения, пусть даже самые резкие, или угрозы обращения в суд. Но было обстоятельство, позволяющее говорить — независимо от употребляемого термина — об угрозе серьезного сбоя в процессе упрочения российской государственности. Началась открытая и жесткая борьба за право приобрести контроль над наиболее привлекательными объектами государственной собственности. Партия находилась в стадии дебюта.
И вдруг все стихло. Общественность и пресса потеряли всякий интерес к аукционам. А 1 сентября 1996 года — формальная дата окончания срока залогов — вообще прошло незамеченным. Никто из участников скандалов не захотел хоть на миг окунуться в атмосферу осени 1995 года. Никто из лидеров общественного мнения не поднял вопроса о том, каково будущее заложенной госсобственности. Никто из экономистов не попытался выяснить итоги и перспективы соединения передового финансового менеджмента и советской традиции управления. Общество просто проигнорировало знаменательную дату, когда, согласно указу президента «О сроках реализации акций, находящихся в федеральной собственности и переданных в залог в 1995 году», завершался срок залога госпакетов.
И стало окончательно ясно, что с самого начала шел спектакль. А пьеса оказалась весьма простой. После президентских выборов Владимир Потанин — главный идеолог кредитования правительства под залог госпакетов акций — стал первым вице-премьером, и вот уже первый зампред ГКИ Альфред Кох, нимало не смущаясь, заявил 4 сентября 1996 года: срок залога истек, и залогодержатели вольны делать с акциями все что угодно.
Так что же стояло за молчанием вокруг заложенных госпакетов? Может быть, осознание своего поражения обеими сторонами сделки? Существует точка зрения, что дело обстояло именно так.
«Эти ребята не ведают, что творят и в какую трясину попадали», — говорил тогдашний министр топлива и энергетики Юрий Шафраник. Само по себе столкновение «таежного» производственного менеджмента и вестернизированного финансового ему не казалось основной проблемой. Гораздо серьезнее для экономики представлялись долгосрочные последствия этого столкновения и связанного с ним замедления темпов финансового оздоровления предприятий: «Они очень скоро поймут, что без государства будут не в состоянии поднять находящиеся в кризисе предприятия». Но кто говорит, что банки предполагали управлять предприятиями без государственной поддержки? Судя по всему, о ней договаривались изначально.
Между тем, судя по масштабам необходимой поддержки, государство вроде бы действительно оказалось в ловушке. Передав в управление госпакеты акций, формально оно сняло с себя бремя поддержания на плаву ряда своих предприятий. И тем не менее по-прежнему вынуждено было вводить различные программы господдержки, поскольку без этого ни о какой стабилизации финансового положения предприятий речи не шло. К примеру, у РАО «Норильский никель», госпакет акций которого достался ОНЭКСИМбанку, задолженность государству достигла 13 трлн. руб. и стремительно продолжала возрастать за счет штрафных санкций. Каким бы крупным ни был банк, внести такую сумму он был не в состоянии. Ненамного лучше обстояли дела и в компании «Сибнефть», в состав которой входил знаменитый «Варьеганнефтегаз»: для спасения его от банкротства требовалось не менее $ 2 млрд.
Как бы то ни было, существовала и другая точка зрения: ни банки, ни государство в результате совершенной сделки не остались внакладе.
Банки с самого начала знали, на что шли. Даже если они и не смогли точно оценить масштабы проблем, связанных с работой на предприятиях, чьи акции они брали в залог, все равно они получили ряд преимуществ. Во-первых, еще в самом начале аукционов злые языки утверждали (и утверждают до сих пор), что фавориты для выдачи кредита правительству использовали не свои, а как раз государственные деньги. Возможно, отчасти так и было. Банки, которые от имени Минфина вели разные программы и в которых находились его средства, могли, например, из этих денег выдать кредит компаниям, участвовавшим от их имени в аукционах. А те, в свою очередь, отдавали их опять Минфину под залог акций. Во-вторых, чрезвычайно важно, что банки обслуживали счета тех предприятий, акции которых находились у них в залоге. Предприятия это были крупные, и остатки средств у них были соответствующими, так что, запуская их (как это и положено банку) в оборот, можно было неплохо заработать. В-третьих, полученные в залог акции предприятий можно было рассматривать как инвестиции впрок. Заложенные предприятия — одни из лучших в России. Просто над ними надо было поработать. Именно с финансовой точки зрения: почистить бухгалтерию, оптимизировать финансовые потоки и внутренние цены, реструктурировать задолженность государству, наладить управление. Глядишь, предприятие и заработало бы. Это сразу повысило бы интерес к нему со стороны инвесторов. В-четвертых, вместе с акциями банки приобрели влияние и политический вес. Они олицетворяли уже не только себя, но и российскую промышленность. И были теперь российской экономикой.
Одним словом, получать акции в залог банкам было выгодно. Но выгодно это было и государству.
Не надо забывать, что государство решало свои бюджетные проблемы в немалой степени за счет банковского кредита. Кроме того, банки, вынужденные следовать программам господдержки «подведомственных» предприятий, теперь стали теснее привязаны к государству в экономическом отношении. А следовательно, оказались в политической зависимости от правящей элиты. Вспомним и то, что в условиях залоговых аукционов содержался пункт о финансировании их победителями инвестиционных программ. Худо-бедно, но инвестиций в реальный сектор государство все-таки добилось.