40. Пшеничные поля Латруна

40. Пшеничные поля Латруна

Стояла мертвая тишина, которую нарушали только металлический звон цикад да доносившийся временами лай собак. Однако безмолвие этой душной, безветренной ночи было обманчивым.

Вскоре после того, как монахи-трапписты начали заутреню, бригада Шломо Шамира вышла на захват Иерусалимской дороги.

Начало операции задержалось, было потеряно три драгоценных часа. Для участия в атаке Шамир в конце концов смог выставить четыреста человек — куда меньше, чем, по мнению Бен-Гуриона, было необходима для захвата важнейшего стратегического перекрестия дорог в Палестине. За два часа до выступления командирр батальона Пальмаха — лучшей части шамировских сил — на почве переутомления впал в состояние шока. Пришлось поручить командование Хаиму Ласкову, который совершенно не был знаком с бойцами.

При свете полной луны Ласков со своими тремя ротами двинулся через долину, чтобы выполнить самую важную задачу операции — взять возвышенность, на которой помещался бывший британский полицейский участок, и захватить холмы над монастырем.

Следом за ним Цви Гуревич со своими репатриантами двинулся вверх по долине на восток к узкой дороге, огибащей подножье Иудейских гор и ведущей от Артуфа в Баб-эль-Ваду. Задача заключалась в том, чтобы, дойдя до этой дороги, повернуть на север, подойти к горловине ущелья и атаковать находящиеся над ним высоты и деревни.

Офицер пехотного полка Арабского легиона Касем Айяд, которому было поручено со своим взводом взорвать мост у деревни Артуф, заметил в долине слева подозрительные тени.

Вглядевшись, он различил колонну людей, двигавшуюся к Баб-эль-Ваду. Айяд кинулся к рации, вызвал штаб и доложил:

"Евреи идут в атаку". Обнаружив отряд Цви Гуревича, Айяд лишил израильтян их наиболее важного преимущества внезапности. Было четыре часа утра вторника 25 мая.

Битва за Латрун началась.

Арабский офицер не поверил своим глазам, когда увидел, как через пшеничные поля Латруна, прямо под дулами арабских орудий, двигаются десятки евреев Со склона холма забили орудия пушки, минометы, пулеметы. Ураганный огонь застал евреев на открытой местности. Их фигуры освещались первыми лучами солнца, которое на этот раз не пожелало стоять на месте, как во времена Иехошуа, Продвижение евреев застопорилось. Ни одна из намеченных задач не только не была выполнена, но бойцы даже не успели приступить к их осуществлению. Солдаты головной роты Хаима Ласкова не достигли еще дороги, ведущей от Латруна к Баб-эль-Ваду. Они кинулись спасаться от огня в огород монастыря. Слева от них вторая рота попала под огонь на подступах к полицейскому училищу. Выше по дороге, около Баб-эль-Вада, солдаты Айяда при поддержке местных феллахов обрушились на незащищенный фланг отряда Гуревича. На командный пост в Хульду к Шломо Шамиру полетели мольбы об артиллерийском прикрытии. Жалкая батарея Хаганы открыла огонь и делала все возможное, чтобы заставить замолчать орудия Хабеса Маджели. Но боеприпасов у евреев было в обрез, и их огонь продолжался недолго. Вскоре еврейские пехотинцы снова оказались беззащитными под арабским обстрелом.

Шломо Шамир, оценив ситуацию, понял, что битва, не успев начаться, проиграна. У него было слишком мало сил, чтобы захватить Латрун дневной фронтальной атакой. Единственное, что оставалось делать, — это организовать немедленное отступление и постараться свести к минимуму потери. Шамир выждал некоторое время, надеясь, что передовой роте Хаима Ласкова все-таки удастся обойти с фланга деревню Латрун и достичь дороги Латрун — Рамалла. Однако ураганный огонь с крыши полицейского училища и контратака Арабского легиона не позволили Ласкову выполнить эту задачу. Шамир дал приказ отступать.

Вся долина была усеяна бегущими и ползущими людьми, пытающимися спастись от огня. Чтобы прикрыть отступление, Ласков приказал роте, засевшей в саду монастыря, занять скалистый холм высоту 314, прямо против Латруна. Но как только рота показалась из сада, арабы открыли по ней огонь, и пшеничное поле, в которое когда-то Самсон пустил лисиц с пылающими хвостами, теперь снова загорелось, подожженное арабскими снарядами. Пока рота добралась до высоты, она понесла тяжелые потери.

Со своего наблюдательного поста Хабес Маджели и Махмуд Русан следили за сражением. "Боже мой! — подумал Русан. — Должно быть, евреям действительно позарез нужно взять Латрун, если они кидаются прямо под наши пушки!" Особое уважение у Русана вызвало стремление израильтян во что бы то ни стало эвакуировать с поля боя убитых и раненых. Русан видел, как группа евреев шесть раз спускалась с высоты 314, пытаясь добраться до лежащих у подножья холма тел своих товарищей.

"Каждая такая попытка приводила к дополнительным потерям", — вспоминал впоследствии Русан.

Маджели приказал своим минометчикам сконцентрировать огонь на высоте 314, а полевым орудиям стрелять по тропам, находившимся за ней. По этим тропам пытались пробраться назад в Хульду иммигранты из отряда Гуревича. За ними по пятам, как стая волков, гнались арабские феллахи; они добивали ножами раненых и упавших от усталости. Под обстрелом иммигранты забыли даже те немногие слова на иврите, которые успели выучить. Маги Мегед, два дня назад умолявший Бен-Гуриона дать людям время отдохнуть и подготовиться к сражению, пытался теперь собрать уцелевших и отвести их в укрытие. Но люди превратились в испуганное стадо. "Они не знали даже, как ползти под огнем, — вспоминал потом Мегед. — Некоторые из них не умели пользоваться винтовками, полученными за несколько часов до наступления.

Командиры отделений под пулями бегали от бойца к бойцу и показывали, как отводить затвор А те, кто знал, как спускать курок, все равно не умели целиться".

Остатки головной роты Ласкова и отряда Гуревича собрались в конце концов на склонах высоты 314. Им было приказано двигаться в деревню Бейт-Джиз, которая, по сведениям Ласкова, была занята евреями и где можно было наконец найти воду (иммигрантам так и не выдали фляжек). Однако, когда измученные бойцы добрались до Бейт-Джиза, оказалось, что евреев там нет. Деревня встретила беглецов огнем. В два часа они наконец добрались до оставленных ночью автобусов. Весь день машины Хаима Ласкова прочесывали под арабским огнем почерневшие от огня поля в поисках раненых.

В арабском штабе Махмуд Русан перебирал десятки удостоверений личности, найденных у убитых солдат противника.

— Да здесь евреи со всего света! — заметил удивленный офицер. — Они приехали сюда, чтобы сражаться за свою землю, текущую молоком и медом!

Никто так и не узнал, сколько иммигрантов заплатило в тот день своей жизнью за право ступить на землю Палестины. В хаосе, который предшествовал началу операции, не было времени составить списки подразделений. По официальному сообщению Хаганы, погибло семьдесят пять человек. Позднее признавалось, что потери были значительно больше. Арабский легион объявил, что в сражении было убито восемьсот евреев.

Доподлинно известно, что арабы захватили двести двадцать винтовок. Сами они почти не понесли потерь.

Каковы бы ни были действительные цифры, несомненно одно: батальон иммигрантов потерял в этом сражении больше людей, чем какое бы то ни было израильское подразделение во всех трех войнах Израиля против арабов.