Староместский орлой

Староместский орлой

Прага… Один из старейших и красивейших городов Европы. Она звучит в моем сердце как многоголосый орган. Низко и глухо над мозаичными каменными тротуарами узких улиц Старого города, над седым Карловым мостом стелется мелодия средних веков. Поют серебряные трубы Возрождения, протяжным эхом отдаются в несказанной красоты стрельчатых башенках Тынского храма, замирают на каменной хвое высоченной башни святого Витта, вновь и вновь взлетают над холмами Пражского Града… Древняя земля Праги слышала звон рыцарских мечей и смертоносный топот фашистских полчищ, гул народных восстаний и радостный, как весна, грохот советских танков-освободителей. Стаями голубей взметнулись ныне над Златой Прагой песни новой жизни. Они плывут над широкой Влтавой и над безбрежной Вацлавской площадью, над усыпанным цветами памятником советским танкистам на Смихове и над светлыми кварталами новой, молодой Праги. Звучит песня в самом сердце вечного города — над Староградской площадью с ее исторической ратушей и легендарным Староместским орлоем — сказочными курантами, чьи движущиеся фигуры изумленные пражане впервые узрели в пятнадцатом веке…

О нем, об этом легендарном Пражском орлое, и будет наш рассказ.

Каждый день, в любую погоду и во все времена года, уже в самые ранние часы, когда город еще только пробуждается и величавый Ян Гус сбрасывает со своих могучих бронзовых плеч пелену тумана, перед башней ратуши собирается толпа. И до глубокой ночи люди будут спешить сюда к исходу каждого часа, чтобы еще и еще раз увидеть и услышать дивное диво!

Поражает уже огромный циферблат с несколькими золотыми кругами и многими обозначениями — движения часов, минут, созвездий, фазы Солнца и Луны. Но вот истекает шестидесятая минута, и вдруг оживают неподвижные фигуры у циферблата: грозная Смерть неумолимо бьет в колокол, отмеряя секунды, испуганно качает головой Стяжатель с мешком, пытаясь остановить время, в бесконечный путь отправляется Странник, мечется в поисках спасения Турок — олицетворение ненавистного народу гнета. Восхищению зрителей нет предела. Но чудеса продолжаются: внезапно растворяются окна над циферблатом, появляется фигура апостола. Он движется, идет по балкону, и вслед за ним один за другим проходят с запада на восток двенадцать апостолов. Не успели смолкнуть изумленные голоса, как под крышей башни взлетает каменный Петух, и бодрое «ку-ка-ре-ку» несется над Старой площадью. Народная мудрость лукаво смеется над смертью.

Но нелегок путь к бессмертию…

Солнечным днем мы стояли в толпе пражан на Староместской площади, не в силах оторвать глаз от курантов. И, как много веков назад, заученно отзвонила свою норму секунд Смерть, не спеша прошли по балкончику фигурки апостолов, вспорхнул с выкриком каменный Петушок…

— «Мементо мори!» — «Помни о смерти!» — задумчиво произнес наш друг из журнала «Нова Мысль» Ян Плужак. — «Мементо мори». С детства этот латинский афоризм угнетал наши души. И когда гимназический ксендз вот так же стоял с нами перед курантами, он всегда строго повторял эти слова, указывая перстом на фигуру Смерти… Но как меняются времена! Посмотрите на наших детей: никто уже с трепетом не глядит на Смерть, она для них просто — звонарь. С нетерпением ждут дети появления Петушка с его бодрым «ку-ка-ре-ку»! По всей площади раздается ребячий смех, и веселое петушиное пение на разные голоса живым и радостным эхом повторяют ребятишки. И когда в эти минуты мне случается проходить здесь, я слушаю не древние куранты, а эти детские голоса — они радуют и волнуют каждого чеха!..

— Знаете ли вы, — снова заговорил Ян после продолжительного молчания, — что вскоре после того, как мудрейший мастер Гануш в пятнадцатом веке создал на удивление всему миру эти изумительные часы, они замолкли на двести лет? Наши сказания передают, что спесивые хозяева Праги не радовались творению Гануша. Их грызла дума о том, что золотые руки мастера могут сотворить еще большее чудо и Прага лишится первенства, а вместе с этим и немалых доходов: орлой привлекал много богатых гостей. «И чтобы быть уверенным, что никогда не создаст он другого орлоя, решились они на злодейское дело», — нараспев прочел Ян памятные ему с детства строки старой книги. — Великому мастеру зверски выкололи глаза! Слепой и больной, забытый всеми, он однажды пробрался к механизму своих курантов и остановил их на века… Так гласит легенда.

— Постойте, постойте, дорогой коллега Плужак! Ведь это же что-то страшно знакомое! — невольно воскликнул я. — Послушайте вы теперь наше, русское сказание! Узнаете что-нибудь?

И спросил благодетель:

— А можете ль сделать пригожей,

Благолепнее этого храма,

Другой, говорю? —

И, тряхнув волосами,

Ответили зодчие:

— Можем!

Прикажи, государь! —

И ударились в ноги царю.

И тогда государь

Повелел ослепить этих зодчих,

Чтоб в земле его

Церковь

Стояла одна такова,

Чтобы в суздальских землях,

И в землях рязанских

И прочих

Не поставили лучшего храма,

Чем храм Покрова!

Соколиные очи

Кололи им шилом железным,

Дабы белого света

Увидеть они не могли.

Их клеймили клеймом,

Их секли батогами, болезных,

И кидали их,

Темных,

На стылое лоно земли.

Ян Плужак долго молчал.

— Узнаю… — медленно проговорил он. — И ничего не понимаю! Что это?

— Это поэтическая легенда о поразительно схожей трагической судьбе других гениальных мастеров из народа. Вы бывали в Москве и, конечно же, никогда не забудете красоту куполов храма Василия Блаженного у Кремля. Его сотворили во времена Ивана Грозного русские зодчие. Легенду об их скорбной участи рассказал наш поэт Дмитрий Кедрин. Я прочел вам отрывок из его «Зодчих».

Мы долго молчали. Казалось, будто сама История пролистнула перед нами страницы своей вековой книги… Действительно, как потрясающе схожим оказывается в разных странах удел талантов из народа под гнетущей пятой власть имущих! Но с какой неодолимой силой пробивается сквозь века — в бессмертие — творчество человеческого гения!

Я смотрел вокруг, слушал голоса детей, веселый грохот трамваев, и перед глазами вставала эта же площадь в майские дни 1945 года… Староместская ратуша изранена немецкими снарядами, страшными провалами зияет башня, кощунственно разбит золотой циферблат. Куранты молчат, фигура Смерти замерла, покрывшись известковой пылью. Казалось, время остановилось.

Но в город в огне народного восстания, слившегося с грохотом советских танков, пришла Победа. Свободно вздохнула Злата Прага, ожила столица, и, как воскресшее сердце вечного города, вновь ожили куранты на седой ратуше. А там, где свежая кладка на ее стенах свидетельствует о ранах войны, белеет мемориальная доска в честь советских войск, «стремительным ударом освободивших Прагу». Но смотрите! Есть здесь и еще небольшая доска. На ней обозначено лишь одно слово и дата «Дукла. 1944».

В нише в стене хранится горсть земли с Дуклы, с Дуклинского перевала, овеянного славой решающих освободительных боев против фашистских армий, воспетых в народных песнях:

Это там, на Дукле, сквозь дожди и туманы

пробивались к границам Чехословакии

воины-братья: русские, чехи, словаки…

Это здесь, на Дукле, разбив врага,

вступили они на землю Родины…

Это здесь, на Дукле, родилась новая армия,

здесь, на Дукле, зажглась заря нового дня…

И снова звонят куранты. Вспыхивают и сияют в лучах солнца золотые круги циферблата, весело взлетает и бодро голосит Петух. «Мементо мори?» Нет! «Помни о жизни!»

1963 г.