III
III
Подсознательно, быть может, Званцев приглядывался к Вовку пристальней, чем к другим новичкам. Другие вошли в быт корабля как-то очень легко, и через несколько дней их уже трудно было отличить от «старичков». Зато Степан все время был на виду. Его огромный рост сразу бросался в глаза. И Званцев сам не раз слышал шуточки, которые отпускали матросы по адресу Степана. Казалось, они были неутомимы в своем острословии.
— Кок, одну порцию недодал! — кричал кто-нибудь из них.
— Кому?
— Вовку. Их же Два Степана все-таки.
Или лезет Вовк из люка на палубу:
— Внимание, появилась голова Двух Степанов. Через полчаса появятся ноги.
Или:
— Слушай, Два Степана. Тебе на гражданку идти никакого смысла уже нет. Оставайся на флоте. Мачтой можешь служить или — еще лучше — буйком. А что? Встанешь себе на дно и будешь руководить кораблями.
Званцев однажды спросил его:
— Товарищи над вами подшучивают. Вы не обижаетесь?
— А чего ж обижаться? — удивился Вовк. — Они ж не со зла, верно?
Добродушие так и сияло на его лице. Лишь однажды, когда его особенно донял маленький и вертлявый Тенягин, Вовк проучил его.
Жадов послал Вовка за Тенягиным — тот был ему зачем-то нужен. Степан спустился в кубрик и спросил ребят, где Тенягин, хотя моторист сидел тут же, за столом и читал.
— Да вот он. Не видишь, что ли?
— Где?
— Да за столом. Ты что, ослеп?
И тогда (о, какой это был восторг!) Степан неспешно вытащил из-под робы бинокль, на минутку одолженный у сигнальщика, навел его на Тенягина и неуверенно сказал:
— Кажется, вижу…
Вот тебе и увалень! Вот тебе и тихоня!
Вовк работал не зная усталости. Он все время что-то делал, и, казалось, его карманы лопались от мотков изоляционки, кусков проволоки, отверток, щипчиков, плоскогубцев… Однажды вскользь Званцев сказал об этом за ужином, и Ратанов пожал плечами:
— Трудолюбие — это, Степан Сергеевич, норма поведения, а не предмет для изумления, да! Тем более Вовк, кажется, из крестьян?
— Да, — ответил Званцев. — Деревня Ручьи Гродненской области.
— Ишь ты, как знаешь биографию своего «крестника». Ну, а вот Тенягин, например, откуда?
И Званцев, не моргнув глазом, ответил:
— Ленинград, улица Ракова, 1. Знаешь такой старинный дом с колоннами? Архитектор Руска, конец XVIII века…
— Память же у тебя, — смутившись, буркнул командир.
Все на корабле шло своим чередом. На неделю или даже на десять дней «охотник» уходил на дозорную линию и утюжил Финский залив. Стороной, по Большой дороге шли транспорты и танкеры. Рыбаки тралили неподалеку на своих видавших виды суденышках. Упрямо дул холодный побережник, «большой охотник» покачивало, и кое-кто из новичков лежал пластом в кубрике… А Званцев волновался: как Вовк?
Степан ходил зеленый, растопыривая руки, когда корабль кренило, но ни разу не слег. И это тоже понравилось Званцеву: упрям! Худо ему, конечно, очень, а держится.
— Держусь, — через силу улыбнулся замполиту Степан. — Вот только волны побаиваюсь. Ну, как смоет? А я плаваю…
Он даже показал, как он плавает: буль-буль… То есть, не совсем буль-буль, «по-собачьему», конечно, он может немного, у них в деревне была речушка… Но то речушка, где в любом месте можно достать дно, другое дело — море…
Званцев приказал мичману: строго следить, чтобы в походе Вовк не появлялся на палубе без надувного спасательного жилета.
Прошел месяц. И в октябре на корабле произошло ЧП. Виновником был Степан Вовк…
Прежде чем выйти в открытое море на дозорную линию, Ратанов повел корабль к одному из островов, закрывающих северный участок границы. Остров был невелик и походил на подкову: внутри подковы — в бухте был сделан пирс, а от пирса до ПН — поста наблюдения — матросы проложили дорогу. Места здесь были знамениты своей рыбалкой и охотой, и Ратанов думал, что хорошо бы ему смотаться сюда на денек, походить с ружьишком в прибрежных камышах и вернуться с парой уток.
На ПН нужно было доставить почту, ящик с кинолентами, хлеб и электробатареи. Мичман Жадов уже выделил команду — восемь человек понесут все это на пункт наблюдения. Ну и оттуда, конечно, придут несколько матросов.
— Только без всяких перекуров, — сказал мичману Ратанов. — Одна нога здесь — другая там.
Тенягин, который стоял рядом, пробормотал:
— Всякое большое дело начинается с маленького перекура, товарищ капитан второго ранга.
Ратанов даже не взглянул на него, зато мичман Жадов так цыкнул на матроса, что тот сник, и бочком, бочком к пирсу, на котором уже ожидали своих товарищей матросы с наблюдательного пункта…
Неожиданно Званцев сказал командиру:
— Знаешь, я, пожалуй, тоже прогуляюсь.
Лесной дорогой они вышли к ПН. Здесь Званцев не был еще ни разу и с любопытством осматривал здание пункта, поднялся к радиометристам, даже заглянул в столовую, где стояли уютные столы и стулья — чистый модерн, ни дать ни взять, как в кафе на Невском проспекте! Однако надо было спешить на корабль. Он вышел из здания и увидел, что ребята уже стоят ожидая и мичман здесь же, злющий-презлющий.
— Вовк исчез, — хрипло сказал мичман.
— Как это исчез? — спросил Званцев. — Куда здесь можно исчезнуть? Найти Вовка!
Его искали всюду — в казарме, в мастерской, у электриков — нет парня. Разбрелись по лесу, и оттуда неслось «ау!» — так перекликаются грибники, заплутавшие в незнакомой чащобе… Вовка не было. Прошло полчаса, сорок минут, час… Званцев расхаживал взад и вперед по берегу, и случайно его взгляд упал на телегу. Простая деревенская телега с оглоблями стояла возле какого-то сараишка. Пожалуй, не догадка, а смутное подобие догадки заставило Званцева подняться к сараишку и открыть дверь…
Вовк, приговаривая что-то ласковое, чистил лошадь. Рыжая, с унылой мордой лошадь стояла неподвижно, время от времени вздрагивая кожей, а Вовк тер ее бока и холку щеткой, проводил рукой по шерсти и, тихо смеясь, говорил: «Вот так, родненькая… Еще малость, хорошая моя…»
Он удивленно поглядел на Званцева, когда тот вошел.
— Вот, — сказал Вовк, — довели. Паршиветь начала. Не умеют здесь с лошадьми обращаться.
— Между прочим, мы ищем вас почти час, — резко сказал ему Званцев. — Оставьте это занятие и идите на корабль.
Вовк нехотя отложил щетку, вытер ветошью руки и, потрепав лошадь по холке, сказал:
— Хорошая коняга… Неухоженная только.
На корабль возвращались молча. Все уже предчувствовали, какой нагоняй ждет Вовка. Он и сам понял это только сейчас. И лишь Тенягин негромко сказал:
— Ты попросись на ПН. Занимался бы подводой, и числился подводником… Морская все-таки профессия.
Вовк, должно быть, не расслышал или не понял шутку.
Ратанов дал ему пять нарядов вне очереди. Это было справедливо. А на следующий день мичман Жадов передал Званцеву рапорт:
«Прошу перевести меня на ПН, поскольку к морю привыкнуть не могу и сильно болею. Матрос Вовк».
— Ничего, привыкнет, — сказал Ратанов, узнав о рапорте.