Марна

Итак, германский, а не французский военный план стал схемой грандиозной военной битвы на Западе. Но несколько факторов (часть из них — производные их тактического успеха) стали работать против стремительно продвигающейся армии вторжения. Движение немцев не было ослаблено посылкой войск в Восточную Пруссию. Немецкие войска настолько опередили свое расписание, что расплатой стало отставание припасов и физическая усталость. И немцы внесли в свой план очень важные коррективы. Мольтке решил “сократить дугу” — пройти мимо Парижа не с запада, а с востока, замыкая в кольце окружения основную массу французских войск.

В конечном счете все определила быстрота действий. Немцы не сумели окружить отступающую французскую армию. В погоне за основными силами французов германская армия обнажила свой правый фланг и 6 сентября 1914 г. французы нанесли по нему удар. Военный губернатор французской столицы Галлиени посадил два полка тунисских зуавов на парижские такси и бросил их на помощь фланговой контратаке. В битве на Марне, которая длилась четыре дня, участвовали 1275 тыс. немцев, миллион французов и 125 тыс. англичан. 9 сентября армии Клюка и Бюлова были вынуждены отступить за р. Марну, на сто километров восточнее. 11 сентября Мольтке отдал приказ об общем отступлении во Франции. Произошло “чудо на Марне”, хотя и большой ценой — одних только французов погибло более 200 тыс. человек.

Мольтке 14 сентября уступил свой пост генералу Фалькенхайну. А командующий британским экспедиционным корпусом Джон Френч в тот же день написал своей жене, что “приливная волна германского вторжения, по-видимому, остановлена”[353]. Главным итогом битвы было то, что “план Шлиффена” потерпел решительное поражение. Теперь никакая “одноразовая” операция не могла решить исход войны. Война стала позиционной. Первые кровавые битвы вызвали к жизни новое чувство реализма. Обе стороны по-новому оценили силу противника.

Восходящая звезда британской политики Дэвид Ллойд Джордж обратился 19 сентября 1914 г. к публике в Лондоне: “Огромный поток богатства, заполнившего нашу страну, уходит под воду и появляется новая Британия. Впервые мы видим фундаментальные перемены в жизни”. В России выражалось похожее чувство. Социал-демократы в Думе после начала войны предсказали, что “посредством агонии на поле боя братство российских народов будет укреплено и сквозь ужасные внутренние беды возникнет общее желание видеть всю страну свободной”[354].