НУЖЕН «ЯЗЫК»

НУЖЕН «ЯЗЫК»

После полудня густая хмарь за невысоким лесом сгустилась в огромную пепельного цвета тучу, которая тотчас же поплыла вдоль переднего края обороны и затмила солнце. Спустя некоторое время запахло сыростью, потянул легкий порывистый ветер и вскоре заморосил мелкий туманообразный дождь.

Солдаты наконец-то получили передышку: фашистские самолеты скрылись за горизонтом и больше не появлялись над расположением полка. Подполковник Татарин, сидя за столиком, сколоченным из нестроганых досок, довольно громко кричал в телефонную трубку:

— Вот видите, наша зенитная артиллерия сыграла свое. «Юнкерсы» не ходят больше на бреющем. Проверьте позиции и приготовьте для «максимов» более удобные площадки. С воздуха нас прикрывать больше некому, имейте это в виду.

Сергей стоял навытяжку и ждал, когда командир полка закончит разговор, но подполковник взял другую трубку, а Курилову указал рукой на ящик около стенки. В трубке кто-то громко прокричал:

— Разрешите поддать — лезут нахально.

— Только с запасных. Понял? И спокойно. — Подполковник положил трубку, повернулся к Сергею, объяснил: — Кипятятся, ну и народ.

На столе вновь загудела трубка, которую он положил раньше. Кто-то докладывал, торопливо требовал подбросить огонька, и подполковник опять внушал:

— Спокойно, подтяни левое крыло, пару «максимов» дай соседу справа. Понятно?

Курилов впервые видел, как подполковник ведет бой, и восхищался его спокойствием. Справа и слева даже через толстое, в несколько накатов перекрытие блиндажа доносились ружейно-пулеметная трескотня и нарастающей силы артиллерийская канонада.

— Каждый метр перепахивают, черти, — подполковник устало оперся рукой о стол, не выпуская из сжатой ладони телефонной трубки, затем посмотрел куда-то в угол, задумался, словно силился припомнить что-то важное, и как бы для подтверждения пришедшего в голову решения заключил:

— Только так! — он крепко стиснул пальцами трубку, и на его широкой натруженной кисти отчетливо выступили темные, скрученные в тугие жгуты жилы.

— Только так, лейтенант! — повторил подполковник, бросив на Курилова грозный взгляд, как будто отвергал какое-то его неправильное решение, и, выждав несколько мгновений, опять взял трубку.

— Седьмой, давай! Пятый, не жалей патронов! — распорядился он и прильнул к амбразуре. Не оборачиваясь, разглядывая поле боя в стереотрубу, подполковник крикнул:

— Не зевай, ищи стыки!

— Есть смотреть стыки! — уже сквозь страшную, заглушающую голос пальбу ответил Сергей.

Сунув бинокль в маленькое оконце землянки, он придвинул к глазам окуляры и почувствовал, как тревожно заколотилось в груди сердце.

Порывистый ветер гнул к земле уцелевшие стебли полыни, и они, выпрямляясь, мелькали макушками перед биноклем; Сергей с остервенением вырвал горькую полынь, мешавшую разглядеть жаркое сражение.

По отлогим взгоркам, затянутым мелкой сеткой дождя, в три цепи шли на левый фланг фашистские солдаты и сеяли из автоматов свинец. Казалось, фашисты не стреляли, а изрыгали из своих животов снопы искр и огня. Только сейчас Сергей понял, что немцы, сосредоточив свои силы на небольшом участке, стремятся смять наши передовые подразделения. Справа и слева на пределе стучали «максимы», потому что и здесь фашисты перебежками продвигались вперед, не давая перебросить силы полка на главное направление.

Курилов опустил сетку угломера бинокля ниже серых цепей вражеской пехоты, чтобы рассмотреть неприятеля, и отчетливо увидел рогатые каски фрицев и фашистскую свастику на знамени. Кто идет под ним? Отъявленные нацисты или насильно поставленные под ружье люди оккупированной Европы.

Командир полка только что доложил в штаб дивизии об атаке немцев, и в ответ трубка над его ухом прокричала: «Ни шагу назад!» Он поднял вторую трубку и повторил приказ: «Ни шагу назад!» Через мгновение с того конца провода донесся приглушенный, но твердый ответ: «Есть ни шагу назад!» Из уст в уста передается по живой цепи воинов приказ.

И вот уже упал черный флаг с фашистской свастикой. Поредела и рассыпалась первая цепь. Вскоре под шквальным огнем советских пехотинцев дрогнула, извилась змеей и разрознилась вторая, за ней, пробежав несколько метров, остановилась и залегла третья, последняя, но, не выдержав натиска русских, покатилась обратно отдельными точками, а «максимы» не перестают поливать ее смертоносным свинцом. Атака врага захлебнулась.

Подполковник Татарин тяжело отвалился к стенке блиндажа и не сказал, а как-то выдохнул:

— Молодцы, устояли. Это же первая… — ершистые брови подполковника подпрыгнули на лоб, а выражение его лица так и говорило: «Это понимать надо!»

Сергей удивленно смотрел на командира полка и не узнавал его. Обычно строгий, неразговорчивый, сейчас он весь сиял.

— Вот он, русский-то наш человек, — подполковник подумал и спросил: «Устоит, а?» — на что Сергей согласно кивнул, подбирая слова для ответа, но подполковник опередил:

— Не только выдержит, а перемелет вражеские дивизии. Со штыком на танки пойдет. С таким народом стыдно нам отступать, а? — он опять улыбнулся и замолчал, думая о чем-то сосредоточенно.

Отдалялась канонада, и в блиндаже стало различимо слышно, как наверху сечет землю косой осенний дождь. Будто охлажденный его студеными струями, подполковник погрустнел, и опять спрятались глаза в тяжелых надбровьях.

— А ты знаешь, почему я вызвал тебя? — вдруг спросил «батя».

— Никак нет, — ответил Курилов.

— Давай «языка», мы должны знать затеи фашистов.

— Притащим, завтра же притащим, — запальчиво ответил Сергей, хотя ровным счетом не знал ни того, откуда он возьмет вражеского солдата или офицера, ни того, насколько осуществима вылазка в тыл врага. Он был проникнут только стремлением сделать все, что требует «батя». Подполковник взглянул на него исподлобья и сказал с упреком:

— Это как же завтра? Да вы, молодой человек, представляете, что значит притащить «языка»? Вы мне весь взвод загубите! Я с вас за каждого разведчика спрошу. Имейте в виду, за каждого и сполна. Это люди. Люди! Ясно вам? — подполковник нахмурился, прошелся из угла в угол, смерил Сергея тяжелым взглядом и приказал идти на передовую отыскивать удобный для нападения наших разведчиков вражеский блиндаж, предупредив, что надо действовать наверняка.

— Давай действуй. Потом еще помозгуем вместе, — уже совсем миролюбиво проводил его подполковник, но Сергея не оставляло чувство досады за то, что так бездумно он доставил огорчение человеку.

С неспокойным сердцем остался в землянке и командир полка. Сначала он с сожалением заключил, что напрасно доверил разведчиков наспех испеченному лейтенанту. Но, подумав, решил, что такой вывод слишком поспешный. Сам же толкал парня на грех. Давай «языка» и баста.

«А еще батей тебя называют», — упрекнул себя подполковник, вспомнив подслушанный ненароком разговор солдат, в котором кто-то доказывал: «Это «батя» сказал, понятно?»

Подполковник перебирал в памяти имена солдат и командиров, таких же молодых, но уже павших смертью героев, и мысленно повторял: «Они сделали больше, чем могли. Они выстояли, когда это казалось невозможным».

Только что отбитая атака вселяла веру в людей, в их неодолимую волю. И тут он опять вспомнил горячку Курилова, но теперь успокоительно заключил: «Ничего, Коломеец будет ему противовесом, холодильником». Подумав так, он огорчился, что никак не доходят руки заняться капитаном. Что-то тот отсиживается в блиндаже, ни разу еще не ходил на задание, да и толковых предложений насчет разведки от него не слышно. Поговорить бы надо с человеком, поправить.

В это самое время герои раздумий подполковника были рядом и вели наблюдение за противником. Им приходилось не столько смотреть, сколько слушать, засекать огневые точки врага, чтобы разгадать систему расположения его подразделений.

— Из землянки «бати» я точно видел, что немцы отступали по обе стороны болота. Значит, тут какой-то стык. Место подходящее для вылазки, — размышлял вслух лейтенант, вглядываясь в затуманенные кустарники, а Роман, услышав слова «из батиной землянки», думал совсем о другом. Опять не его, руководителя разведки полка, вызвал к себе подполковник, а этого мальчишку. Значит, Коломейцу не доверяет, не надеется на него.

Курилов, увлеченный наблюдением за примеченным бугром на зеленом поле, то и дело упирался подбородком на твердо воткнутые в бруствер руки, чтобы не качался бинокль и можно было разглядеть: что это — блиндаж или естественный холм? Видимо, кто-то еще маячил над траншеями, потому что слева от болота дал очередь вражеский пулемет. Курилов, тут же отыскав на карте координаты пулемета, нанес карандашом его тактический знак. Теперь более отчетливо вырисовывалась система огня противника, но этого было слишком мало для определения лазейки в тыл фашистов.

Курилова все больше привлекало болото. Вот уже три часа наблюдает он, и ни одного выстрела на той стороне не раздалось. У него почти созрел план вылазки именно через болото. Немцы считают, видимо, его непроходимым и потому не прикрывают огнем. Для более точного определения маршрута Курилов решил в конце дня пройтись по взводам и опросить наблюдателей.

Было уже поздно, когда Курилов добрался до последнего КП первого батальона. Его встретил немолодой, но очень рослый, крепко сбитый солдат. Увидев незнакомого офицера, он на какое-то мгновение растерялся, хотел отдать честь, но не донес руки до головного уборка и настороженно спросил:

— Ужо не из разведки ли?

— Из нее, отец.

Солдат посчитал, видно, что Курилов пришел с задания из тыла противника, и захлопотал. Засуетился, приглашая Сергея в блиндаж.

— Ну и увозились же вы, товарищ лейтенант, — удивился он, — мы тут в сухости и целости посиживаем, а ваш брат — разведчики утюжат животом болото, чтобы, значит, разузнать все, как есть. Не зря «батя» хвалит вас. А что разузнали-то? Шевелится немчура аль запала?

Курилов, сообразив за кого его приняли солдаты, посмотрел на свою вывоженную в грязи шинель и объяснил:

— Ни с какого я не с задания, отец. Хожу вот приглядываюсь к немцу, ну и решил с вами посоветоваться.

Солдат не огорчился, что не за того принял лейтенанта, а только исподволь стрельнул взглядом в сторону офицера и заговорил о немцах, не забывая за рассказом и своих забот хозяина землянки:

— Захлебнулся, холера, этот прусак. Ошпарили мы его нонче.

— А вы разболокайтесь, выжмем одежонку-то, — солдат принялся помогать Курилову раздеваться и одновременно продолжал говорить.

— Рассею просто не возьмешь — дюжая. Всякое видывала и прусакам давала по шее, а вот неймется, — повесив шинель лейтенанта на нары, он выглянул из блиндажа и крикнул:

— Степша, Макся, бегом сюды!

Через некоторое время в землянку ввалились верзила с длинными суховатыми руками, которого назвал солдат Степшей, и низенький, довольно юркий парень Макся.

— А меня звать Кузьмой. Одностанишники мы, с Урала, — представился Кузьма и, передав Степше портянки лейтенанта, велел:

— Выжми — и в тот угол, протряхнут. А ты, Макся, помоложе, погорячее, снимай шинель и дай лейтенанту обогреться.

Кузьма извлек из кармана брюк складной стакан из нержавеющей стали, наполнил его водкой, протянул Курилову.

— Прозяб. Держи, а то лихорадка хватит.

Курилов начал было отказываться, но Кузьма убедил:

— Я ведь, того, сызмальства этот способ знаю. Ямшычал с отцом. С морозу да во всякой стихийной передряге пользительна. Пей.

Справив все обычаи гостеприимства, Кузьма стал излагать свое мнение по интересующему лейтенанта вопросу:

— Не зря мы закопались тут с Максей и Степшей, Фриц, он, того, хлюпкий, болото ему не по силам. Вот и соображение о нас такое же имеет. Если что затеваете раздобыть в тылу у немца, идите напрямик, болотом. Хаживал я не то что торфяником, а и по зыбунам. Смело идите, болото проходимо. Присмотрелся я уже к нему.

Сергей внимательно слушал спокойный голос Кузьмы и его веские доводы. Он обрел то расположение духа, когда все пережитое отодвигается на задний план новыми, более важными событиями. А для Сергея самым главным было найти направление поиска и объект нападения.

— Главное, товарищ лейтенант, — продолжал Кузьма, набирая самосадом козью ножку, — бить врага по скуле, сбоку. Лоб у него крепкий, броня, а в скулу мы его свалим. Вот мы тут с робятами и зарылись. Как фриц заползет к нам в мешок, мы вжарим из «максима» повдоль его хребта. С соображением надо лупить, а так, нахрапом, не возьмешь. Вот погляди на Максю. Мал, а врежет под дыхало и свалит любого силача. Нет, без соображения ни в каком деле нельзя…

— Спасибо, отец, за науку, — поблагодарил Курилов, довольно улыбаясь, и как бы между прочим спросил:

— А землянки какой-нибудь у немцев не приметили?

— Степша, — вместо ответа позвал Кузьма, — покажь лейтенанту тот подозрительный бугор.

Обрадованный до глубины души, Курилов вылетел из землянки в одной нижней рубахе, укрывшись короткой шинелью Макси. Дождь перестал, видимость улучшилась, но различить на зеленом фоне замаскированный блиндаж было трудно.

— По дыму засекли мы их, — объяснял Степан, показывая рукой в сторону левой кромки болота. — Как наступило утро, в низине образовался дымок. Видать, где-то труба у них выведена в сторону.

Сергей долго приглядывался к месту, указанному Степаном, различал рыжеватый бугор, но он не походил на крышу какого-то укрытия. Сомнения не давали покоя, а Степан доказывал:

— Да вы вглядитесь хорошенько. Трава-то на нем чахлая, буреет, а у самой воды лежит.

Курилов согласился со Степаном и, притащив из землянки планшет с картой, нанес на нее подозрительный бугор.

— Вот что, Степан, не сводите глаз с этого холма. Если заметите там людей, дайте знать в разведвзвод. Понял?

— Так точно.

— Да смотрите завтра шуму не наделайте. Впереди вас мы устроим НП. Вон у того куста, метров триста отсюда.

Довольный тем, что зашел к этим смышленым уральцам, Курилов надел свою «протряхшую» одежду, дал наказ Кузьме относительно наблюдения за немцами и направился в свой взвод в приподнятом настроении.

Вечерело. На закате сквозь толщу клубящихся туч, похожих на дым гигантских заводских труб, пробивался багрянец низко висевшего солнца, и, казалось, меж облаками просачивались языки пламени разгорающегося костра.

В землянку к разведчикам он пришел уже в сумерках. Первым заметил лейтенанта Хабибуллин.

— Ну что, пойдем завтра за «языком»? А мы тут заждались вас, всякое передумали. Да вы, товарищ лейтенант, должно быть, проголодались. Покушайте вот, — суетился Манан.

Курилов как был в мокрой шинели, так и прошел к раскрасневшейся «буржуйке», неведомо как попавшей сюда, огляделся и только после того, как снял пилотку, разделся. Манан сбегал за водой и поставил в котелке кипятить чай, а Курилов принялся уминать остывшую гречневую кашу. В сторонке у стены сидел Семен Мамочкин и тихо разговаривал о чем-то с молодым солдатом.

Лейтенант понимал, что солдаты готовятся к поиску. Заметив развешанные мокрые портянки, плащ-палатки, он догадался, что никто из них не сидел в землянке и не ждал, пока придет командир и скажет, что надо делать.

Солдаты сдерживали свое любопытство, чтобы дать командиру поужинать, но Сергей чувствовал все это и торопился с едой. Старшина Шибких поднялся из угла и присел на нары, поближе к огоньку. Его со всех сторон облепили солдаты.

Глотнув поданный Мананом чай, Курилов спросил:

— Ну что, познакомились с болотом?

— А вы вон у Тахванова спросите. Он ведь тутошний, все знает, — прогудел басок Мамочкина, и все расхохотались.

— Товарищ сержант, — с мольбой в голосе протянул Евгений. — Ну хватит. Вот увидите, завтра я подкрадусь к вам, будьте уверены. Голову даю на отрез.

— Милый Женя, — ввязался Манан, — зачем резать голову. Лучше язык — враг он тебе, ей-богу, враг. Мал-мал чик-чик надо, — он высунул язык и показал руками, как надо его отрезать, а солдаты наперебой стали рассказывать о Женькином провале.

Старшина вывел взвод к болоту, что находится в тылу полка, и сказал:

— Будем учиться ходить по нему.

— Детки, беритесь за ползунки, — пошутил Тахванов и вызвался пройти без единого всплеска воды.

— Тахванов, вперед! — распорядился тут же старшина, и Женьке ничего не оставалось, как показать свою лихость. Спустился он в болото, сделал пару шагов и ухнулся в яму.

— Это днем-то не смог пройти, а что будет ночью? — спросил Курилов, обращаясь ко всем.

— Ничего, товарищ лейтенант, — раздался голос Мамочкина, — пройдем, кое-что для таких, как Тахванов, мы смастерим.

— Что же, интересно, вы смастерите? Ковер-самолет?

Семен грузно поднялся, размял онемевшую ногу и проковылял к нарам, извлек из-под них крышку от большого ящика для оружия.

— Это спасательный круг, а это, — он выволок на середину землянки шест, — последней модели весло. Поплывем к немцу каждый на своем корабле. Без этих снастей туда нечего соваться. Я уже проверил все. Такие омуты выбухало снарядами, что всем взводом можно булькнуть на тот свет.

— А кто вам позволил ползать по нейтралке? — стараясь быть строгим, потребовал объяснения Курилов, хотя в душе был доволен инициативой Мамочкина.

— Кто? — Семен повел глазами на старшину, но увидел, что тот машет рукой, свел все к шутке:

— Немец. Присмирел он. Неужто терять такое время. А нейтралки тут я не видел, земля-то наша кругом, советская.

Курилов улыбнулся находчивому сержанту и задал еще один вопрос:

— Значит, немец присмирел, давай наобум лезть куда попало?

— Как это куда попало? Цель ясна, с башкой только добираться до нее надо. Дождь и туман — самая пора. Не в гости собираемся, костюмы на нас не бостоновые. Я так думаю, товарищ лейтенант. Если что не то сгородил, так уж не взыщите.

— Да нет, что вы, Семен. Все так.

— Только «языка» мы должны притащить как можно быстрее, — Курилов сделал паузу, чтобы посмотреть, как на это реагируют солдаты, и добавил: — «Батя» ждет.

— Раздобудем, чего там, — отозвался Тахванов. — Животы пропорем на проволоке, а раздобудем.

— Ну да, — возразил лейтенант, вспомнив нахлобучку командира полка. — Кто животы будет пороть, а кому шкуру за вас «батя» снимет. В общем, запомните: продумать каждый шаг и каждому. А кто кровью собрался жертвовать, может идти в медсанбат и отдать ее раненым товарищам.

— Точно, товарищ лейтенант, — успел и тут вмешаться Хабибуллин. — С Тахванова и начнем.

— Э-э, Манан, божий ты наставник, — одернул его Савельев, до сих пор молча точивший нож, — а кто днем грозился заткнуть своим телом немецкую пушку? Кто, а?

— Я, этим телом? — с удивлением переспросил Манан, показывая свою казенную часть. — Нет, вай-вай, бр-р.

Все дружно засмеялись над Мананом и начали сыпать шутками. Курилов не стал вмешиваться с серьезным разговором о завтрашних делах и, улучив минуту, когда вниманием всех овладел Хабибуллин, вышел из землянки, чтобы послушать не выходящее теперь из головы чертово болото.

Темень ночи была настолько густа, что, казалось, перед тобой вовсе нет пространства, все оно забито плотной сырой сажей. Светящимися точками, подобными светлячкам, проглядывали в этой черноте осветительные ракеты.

Сергей попытался определить, откуда их запускают. Он простоял минут двадцать, прижавшись к холодной стенке траншеи, и не засек ни одной ракеты над болотом. Значит, оно не охраняется и ночью, значит, решение может быть только одно: идти через болото. Довольный окончательным выводом, Сергей прошелся по траншее, проверил часовых и наказал:

— Смотрите в оба, такая ночь для разведчиков — родная матушка. Немец тоже голову имеет.

Первое, о чем подумал Сергей, когда разбудил его перевернувшийся на другой бок солдат, — проспал. Затемно он хотел выйти на нейтралку и устроиться там подобно охотнику в скраде, чтобы на зорьке понаблюдать за немецким блиндажом. Вскочив, Сергей встряхнулся, за ним стали подниматься солдаты. Первым сорвался со свой деревянной «перины» Женька Тахванов. Смешно прыгая на одной ноге и разминая вторую, затекшую, он ругнулся:

— Вот проклятая немчура, молчит, не будит сегодня.

Затем он вытянул руку вперед и толчком второй повернул ее в сторону и вниз, как будто перевел рычаг коробки скоростей автомобиля, и оглушенно крикнул:

— Па-ды-майсь!

Все это выглядело обыденным подъемом в армейской казарме, и Сергею сделалось как-то тепло на душе. Здесь, под землей, вроде и не было сейчас войны, а солдаты собирались на очередное учение. Но через минуту где-то совсем рядом ухнула мина. Потолок землянки «всплакнул» струйками песка и напомнил людям о их совсем не мирных обязанностях.

— Мамочкин, Савельев, Тахванов, Пашков и Хабибуллин — со мной, остальным тренироваться на болоте, — распорядился Сергей, собираясь выйти из землянки.

По-прежнему шел мелкий надоедливый дождь. Немцы не затевали перестрелок, лишь где-то далеко нащупывали друг друга наши и вражеские дальнобойные орудия. Редко и расчетливо бросали они тяжелые снаряды, от разрыва которых содрогалась вся земля. Давно и тяжко сечет эту землю вражеское железо, бьют по ней, по своей же земле, и свои орудия, но ни та ни другая стороны пока сдвинуться с места не могут, и каждая из них предпринимает все возможное, чтобы отвоевать хоть несколько метров.

Миновав подготовленный саперами проход в своих минных полях, разведчики спешат в густые заросли болотных трав и кустарника. Курилов поручил им тщательно осмотреть болото, а сам выбрал наблюдательный пункт метрах в четырехстах от противника, за бугром на кромке болота и через бинокль начал рассматривать тыл немцев. Вскоре он отыскал тот бугор, что указал Степша по велению Кузьмы, стал изучать его с придирчивостью археолога.

Только через два с лишним часа Курилов наконец-то уловил выпрыгнувшего из-под холма человека. Землянка! Он ткнул Мамочкина в бок и указал рукой в сторону немцев, но тот уже видел все.

— На отшибе она, в самую пору для захвата, — сказал он удовлетворенно. Только много ли там фрицев?

— Что, боишься, кляпов не хватит? — вполголоса пошутил Манан, лежавший справа от Курилова.

Семен улыбнулся и наклонил голову Хабибуллина так, что тот клюнул носом в землю, но не обиделся. Чувствовалось, что оба они окрылены удачей.

— Разрешите пошарить в болоте? — хрипло попросил Мамочкин, обращаясь к Сергею. Не пустить его было нельзя, зря проситься не будет, и Курилов согласился.

Дождь то усиливался, образуя косые, секущие лицо стрелы, то утихал, превращаясь в пыль. Вода была всюду: в сапогах, за воротом, холодила поясницу. А каково было тем, что ползали по болоту? Сергей уже опасался, что простудятся ребята, и с тревогой поглядывал на три дороги в камышах, проделанные солдатами, словно кто-то протащил волоком лодки. Вывести из строя троих лучших разведчиков теперь, когда все готово к операции, представлялось Сергею преступным, и он все тоскливее смотрел в затуманенное болото.

Фрицы вели себя сравнительно спокойно. Постреливали из пушек малого калибра, трещали автоматными очередями в ответ на меткие выстрелы наших снайперов.

Вслушиваясь в эти вздохи фронта, Сергей вдруг сообразил, что по ним можно сделать кое-какие выводы. Недавно около засеченной землянки слышались автоматные очереди, теперь же постукивает карабин. Значит, сменился часовой. А сколько будет смен? Но остаток дня уже не позволял разобраться в этом, и Сергей решил установить круглосуточное дежурство разведчиков, чтобы изучить режим огня около землянки и раскрыть окончательно тайну фашистского жилища.

Через час выполз из болота Семен Мамочкин. Добравшись до Курилова, он смахнул пот со лба и сообщил шепотом:

— Шабаш.

По его довольному лицу и сверкающим глазам Сергей понял, что принес он что-то важное, но расспрашивать не стал.

Спустя некоторое время уже в землянке Семен Мамочкин первым держал слово и обстоятельно докладывал о замеченном.

— Болото есть болото, оно свои законы имеет, засасывает тебя, как лакомство. Но пройти можно. Первая, значит, жи?ла у болота такова. Чтоб все знали. Торф тут добывали, а как его достают из болота? Сначала канавы пропахивают, потом, известное дело, воду сгоняют, а там уж режут на куски, как тебе заблагорассудится.

— Товарищ сержант, — не вытерпел Манан Хабибуллин. — Дело, дело давай.

— А что, не дело толкую? Дело. Опять же о канавах. Они нам сейчас в самую пору и послужат. Стороной-то былья всякого полно, тарахтеть станет. А канавами — милое дело, только ясно без малейшего всплеска.

Затем доложили Савельев и Пашков. Они предложили свой план: идти по кромке болота. По суше, доказывали они, можно пробраться быстрее, и ориентир хороший — берег.

Мнения разошлись, последовали довольно веские доводы с обеих сторон. Курилов молчал, взвешивая все «за» и «против». Вмешался старшина Шибких.

— Раз я партгруппу избран возглавлять, — сказал он, — открываю партсобрание при всем взводе. Как думают коммунисты?

В ответ поднялись три руки. Принято единогласно. Сергей не голосует — он комсомолец. В его жизни первое партийное собрание, на котором он присутствует.

Старшина предоставил слово Мамочкину. Все молчали, придерживаясь порядка. Семен встал, одернул гимнастерку, поправил ремень и даже снял пилотку, хотя все сидели в головных уборах и дымили самокрутками.

— Перед партией так перед партией, — начал он. — Я хоть и беспартийный, а скажу прямо. Вы что думаете, немец сам полезет к нам в петлю, рот свой разинет, нате, мол, втыкайте кляп. Раз берег сухой, можно пройти по нему, значит, ночью там засады будут. В болоте же нет никакой охраны.

Савельев и Пашков, почесав затылки, отказались от своего предложения. Старшина Шибких тут же продиктовал решение: «Идти через болото, держаться, как полагается разведчикам».

Курилов заметил у входа капитана Коломейца.

— Судим-рядим, значит? — спросил он холодно, встретившись взглядом с Куриловым. — Зайдите ко мне, — и он вышел из землянки.

Старшина Шибких кашлянул в кулак, что немедленно передалось солдатам, как явный намек на неминуемую взбучку их командиру. Решать такое дело без Коломейца! Тут он спуску не даст. Понял это и Сергей, но не подал вида, а встал и заявил:

— Решение правильное. Я доложу его командиру.

До блиндажа Коломейца Курилов не дошел. Навстречу ему из хода сообщения, что ведет в штаб полка, выскочила встревоженная чем-то Катя. Забыв даже поздороваться, она сообщила Сергею:

— Тебя «батя» вызывает.

— Сначала здравствуй, — весело сказал Сергей и подхватил Катю под руку, но идти рядом по траншее было невозможно, и он пропустил ее вперед.

У входа в землянку Катя остановилась, поглядела в лицо Сергею. В голубой бездне ее глаз горели все те же огоньки, которые увидел он впервые у костра под Токсово. Они искрились большим чувством, девичьей нежностью и укоряли: неужели ты не видишь, неужели не понимаешь ничего?

— Сережа, будь сдержанным, я очень прошу, — тихо проговорила она, пропустила его вперед себя в двери штабной землянки, а сама осталась на улице.

Командир, подробно расспросив о ходе подготовки разведчиков к вылазке, просил поторопиться.

— Мы готовы хоть завтра, — ответил Курилов и увидел, как подполковник сурово посмотрел на него, а потом отчетливо произнес:

— Даю еще три дня, — из этих слов подполковника было понятно: не спеши, не горячись.

— Товарищ из разведки дивизии сообщил мне, что ты развел во взводе панибратство, какие-то сомнительные разговорчики с солдатами ведешь. Подумай, Сергей. Парень ты не глупый. Но если что, сам понимаешь, мы на войне.

Командир смотрел на Сергея строго, требовательно. «О чем он?» — растерянно подумал Сергей. И тут мелькнула догадка: «Коломеец что-то наговорил».

— У солдат было одно сомнение: проберутся ли по болоту, — а на партийной группе обсудили этот вопрос и решили, что проберутся, — ответил он.

— Ну раз так решили коммунисты, то проберутся, я своих разведчиков знаю. Насчет болота вы правильно решили. Действуйте. Ну, а с болотными слухами о вас я разберусь, — подполковник встал из-за столика, подошел к Сергею и, с улыбкой погрозив пальцем, напомнил:

— Горячку не пороть.

— Есть, горячку не пороть! — обрадованно ответил Курилов.