Алексей Ионин ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ

Алексей Ионин

ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ

Я славлю дерзость и отвагу —

всех пограничников закон.

М. Дудин

Без десяти четыре утра я вышел из штаба, чтобы проверить службу часового. Светало. С луга, от реки Юры, полз туман. Было прохладно. Дружно, как и вечером, перекликались за околицей дергачи. Из домов с открытыми окнами тянуло сонным, домашним теплом. Пограничный уездный городок Таураге, в котором я служил, еще спал.

Часовой ходил возле штаба в полной боевой готовности: с винтовкой, противогазом, со скаткой за спиной. В крепости, где размещались подразделения, управления части и склады, гудели моторы автомашин. Над башней колыхалось красное полотнище флага.

Убедившись, что часовой несет службу исправно, я прошел в дежурку. Но едва успел переступить порог, как услышал гул, похожий на дальний раскат грома. Через мгновение город потонул в грохоте взрывов.

От прямого попадания тяжелого снаряда здание штаба вздрогнуло. Второй снаряд, угодивший в окно, разнес коммутатор связи. К связистам пробежал пограничник-санитар.

Подойдя к разбитому окну, я невольно взглянул на стоящий напротив домик. Еще вчера вечером из его окна выглядывала детская головка. Сейчас он полыхал как факел. Черные столбы дыма вырывались и из крепости, где хранились цистерны с бензином. Горел склад боеприпасов.

Обдавая крыши тугими потоками воздуха, над городом с воем пронеслись фашистские самолеты.

Телефоны в штабе молчали, и лишь один из них — полевой не утихал ни на секунду.

— Я — Осока! Я — Осока! — хрипело в трубку. — Немцы нарушили границу! Слышите, началась война!

— Вижу танки! Много танков! — прерывал другой голос.

Прибывшие в штаб связные командиров подразделений приносили нерадостные вести:

«Тяжело ранен комендант первого участка старший лейтенант Сталевич». «Убит военком комендатуры политрук Северьянов». «На контрольно-пропускном пункте Таураге убитых один, раненых два».

Поступали донесения на листках, вырванных из полевых книжек:

«Убит заместитель командира части по снабжению капитан Ветров». «Тяжело ранен младший политрук Ильин». «Контужен лейтенант Тришин».

Ранен, убит… Поначалу даже как-то не верилось, что людей, только что забегавших в дежурку или говоривших со мной по телефону, уже нет в живых.

Город горел. Подброшенный взрывом телеграфный столб пробил крышу здания почты и, став на попа, качался, как при сильном ветре. Из района железнодорожной станции слышалась ружейно-автоматная стрельба: туда прорвалась группа немецких мотоциклистов. С ними схватились пограничники контрольно-пропускного пункта.

В начале восьмого поступила команда эвакуировать документы штаба. Машину грузил старший писарь Миша Обдаленков с группой писарей. Когда все ящики оказались в машине, подошел военком части батальонный комиссар Иванов.

— Готовы? Старшим конвоя назначаю младшего политрука Силохина, — распорядился он. — Документы доставить в Каунас во что бы то ни стало. В случае угрозы захвата машину сжечь. Ну, в путь, — мягко закончил комиссар, пожав руку Силохину.

Внешне комиссар был спокоен, и его уверенность передавалась каждому из нас.

Стали слышны выстрелы наших дальнобоек, над головами зашуршали снаряды. Замешательство, вызванное внезапностью нападения, постепенно проходило. Людей все больше охватывала злобная ярость. Пограничники, опасливо жавшиеся вначале к стенам домов, оставляли укрытия и, не обращая внимания на все еще плотный артиллерийский огонь, бежали выполнять свои обязанности.

Пример бесстрашия показывал комиссар Иванов. Во время финской кампании, он, комиссар батальона пограничников, не раз совершал дерзкие рейды в тыл врага. Сейчас ему было легче, чем тем, кому никогда еще не приходилось нюхать настоящего фронтового пороха. Отправив с машиной уездного комитета партии в тыл документы партийного учета, он поспешил на участок первой комендатуры, бойцы и командиры которой вступили в схватку с врагом. Именно там он был нужен в тот тяжелый час, когда комендатура потеряла и командира и политработника.

Проводимую связь, порванную снарядами с бомбами, связистам восстановить не удавалось. Не работала и стационарная радиостанция, выведенная из строя разрывом снаряда. Действовала лишь рация, смонтированная на автомашине. В четыре часа десять минут она выбросила в эфир первую радиограмму военного времени:

«На всем охраняемом участке немцы силами танков и мотопехоты нарушили границу. Заставы ведут бой. Головкин».

Леонтий Афанасьевич Головкин — наш командир части. Совсем недавно во время дежурства я был у него в кабинете. Головкин стоял у карты и говорил военкому Иванову:

— Равнинная местность, наличие двух шоссейных дорог, пересекающих границу, делают наш участок доступным для движения танковых и моторизованных колонн. Наиболее вероятное направление — шоссе Тильзит — Таураге…

А сегодня уже: «Заставы ведут бой».

Заставы ведут бой… В те первые часы войны трудно было представить полностью картину развернувшихся событий на границе. Ясно было одно: на двухсоткилометровом участке перед врагом выросли десятки малых крепостей, взять которые с ходу гитлеровцам не удастся. Отстоящие одна от другой на многие километры заставы приняли первый удар врага.

«Стоять насмерть!» — таков был девиз воинов границы, воспитанных на революционных традициях Октября, на подвигах прославленных героев гражданской войны, Хасана, Халхин-Гола, войны с белофиннами. Беззаветная преданность Родине, крепкая сознательная воинская дисциплина — вот что было главным оружием пограничников. И оно, несмотря на многократный численный перевес вражеских войск, действовало безотказно.

В те горячие утренние часы немногим связным, посланным с границы, удалось прорваться в штаб части. А с иных застав, как потом выяснилось, они просто не посылались. Каждый воин был нужен в бою. Понимали начальники застав и другое: резервов у командира части нет, поэтому повлиять на ход боя ему нечем. И лишь потом, на дорогах отступления, мне довелось встречать отдельных бойцов, прошедших первое пекло боя.

На одном из привалов под городом Шауляем мне надолго запомнился торопливый, несвязный рассказ пограничника с промокшей от крови повязкой на голове. Он чувствовал себя плохо и вот что успел рассказать.

Их первая застава стояла на «бойком месте», возле шоссейной дороги, пересекающей границу. Около пяти часов утра на шоссе появились вражеские танки. Они шли с большой скоростью и стреляли на ходу. За танками появилась колонна автомашин с пехотой. Надеясь, видимо, на бронированное прикрытие, колонна двигалась, как на параде, без мер боевого охранения.

Когда фашисты въехали в зону, доступную для поражения ружейно-пулеметным огнем, начальник заставы подал команду минометным расчетам:

— По вражеской колонне — огонь!

Шесть новеньких минометов, поступивших на заставу перед самой войной, дали первый залп. Мины легли в голове колонны. Одна машина задымила. Следующими залпами были накрыты еще две. Строй колонн нарушился, автомобили скучились.

Обстрел внес замешательство в среду фашистских автоматчиков, они беспорядочно прыгали с машин и попадали под плотный огонь ручных и станковых пулеметов пограничников. По-снайперски били хорошо обученные стрелки.

Тогда фашисты, двигаясь подковой, начали обтекать участок обороны пограничников с трех сторон. Расстояние сокращалось быстро. Вот уже остается пятьдесят, сорок, тридцать метров… Пограничники отбиваются гранатами.

Что произошло дальше — осталось неизвестным. Раненый боец, с которым я говорил на привале, наблюдал за ходом боя издали: он полз в это время на пункт медицинской помощи.

Остался ли кто в живых, где они сейчас, наши боевые друзья с первой заставы?

Мужественно отражали атаки врага пограничники в первые часы боев на границе. К сожалению, многие герои остаются пока неизвестными. Лишь спустя двадцать лет отыскались люди, рассказавшие о подвиге пограничников пятой заставы, сражавшихся под командой политрука Петра Андреевича Родионова. Нашлись непосредственные участники этого боя: Яков Николаевич Бессалов, воспитатель школы-интерната из города Суджа Курской области, пулеметчик Георгий Семенович Котляр из Харькова, стрелок Александр Федорович Карасев из Новосибирска. Нашлась и жена политрука Родионова — Вера, проживающая в Москве.

Их рассказы, а также раскопки на месте боев помогли восстановить подлинную картину стойкости и мужества воинов этой заставы.

…Фашисты двигались густыми цепями. Пограничные наряды, отстреливаясь, прикрывая друг друга огнем, отходили к заставе и занимали оборонительные сооружения. Из окопов торчала щетина штыков. Из амбразур дзотов глядели тупые рыльца пулеметов. Сорок бойцов застыли в напряжении, сорок пар глаз устремились к роще, наполненной треском автоматов, разрывами гранат, откуда должны показаться цепи гитлеровцев.

Пограничники молчали. В окопав лежали ручки гранат, запасные обоймы к винтовкам «СВ», пулеметные диски.

Фашисты приближались. Пограничники все чаще и чаще бросали нетерпеливые взгляды на политрука. Родионов оставался спокойным, и, когда, наконец, показалось, что немцы вот-вот хлынут и сомнут их, он резко взмахнул рукой:

— По фашистам… Огонь, товарищи!

Последнее слово политрука заглушил грохот первого залпа. Свинцовый град косил цепи врага. Огонь был настолько плотным, а «мишени» так хорошо видны, что враг не выдержал. Рассыпалась, заметалась по полю и цепь наступающих. Часть фашистов повернула вспять, к лесу, но их настигали меткие пули. Первая атака немцев провалилась. На поляне, где еще с вечера мирно висела на столбах волейбольная сетка, теперь валялись убитые и раненые гитлеровцы.

Поняв, что в лоб русских «егерей» не возьмешь, немцы перестраивались. Вскоре послышался вой мин. Они ложились густо, сплошь покрывая небольшой участок обороны заставы. Казарму, стоявшую в центре участка, сначала заволокло дымом, затем она вспыхнула. Огонь метался от одной постройки к другой.

Застава несла потери. Умер от тяжелой раны пулеметчик Григорий Игнатенко, убиты бойцы Николай Тюптенков, Григорий Баранов, Иван Балабанов, Иван Калинин, Всилон Васюнькин, тяжело ранен заместитель начальника заставы младший лейтенант Тюренков, белели повязки на Якове Бессалове и Александре Карасеве.

Густой дым от горевших зданий нестерпимо ел глаза. Дымились от жары гимнастерки. С треском падали в окопы горящие головни. Рубеж пограничников почернел от пепла и копоти.

Но вот кончился обстрел, и фашисты снова высыпали из леса.

Политрук Родионов почти не отнимал от глаз бинокль. Теперь гитлеровцы вели себя осторожнее: шли на сближение короткими перебежками, маскируясь кустарником. Родионов скомандовал:

— Пулеметом, короткими очередями!

— Товарищ политрук! — послышался доклад наблюдателя Ибутаева. — Немцы заходят с тыла. Видите, вон они! Их много там!..

— Воздух! Воздух! — закричал кто-то.

Родионов быстро оценил обстановку:

— Пулеметчикам Стреблянскому и Григорьеву — занять тыловой окоп! — подал команду политрук. — Задержать противника с тыла. Стойте, друзья, до последнего. Чекисты врагу не сдаются!..

Артиллерийский огонь ослаб. Немцы снова поднялись в атаку. Силы пограничников таяли. Политрук Родионов сам лег за пулемет.

— Патроны! — крикнул он, когда магазин оказался пустым. Ответа не последовало. Поблизости слышались лишь стоны раненых. Тогда он поднялся, чтобы перебежать в окоп к Стреблянскому и Григорьеву. Но случайная пуля фашистского автоматчика сразила его наповал.

Долго еще отбивались от озверевшего врага оставшиеся в живых пограничники пятой заставы. По свидетельству местных жителей, стрельба на заставе продолжалась и после полудня, когда основные силы врага уже ворвались в Таураге.

Как и Таураге, пограничный городок Кибартай оказался в первые часы войны в центре событий. Через него за границу проходили железная и шоссейная дороги. В нем размещалась одна из пограничных комендатур нашей части.

Дороги, пересекавшие границу, фашисты использовали для сосредоточения близ городка крупных танковых сил и мотопехоты. К линии границы был подтянут фашистский бронепоезд.

Как и на других участках, мощная артиллерийская подготовка началась ровно в четыре часа утра. Первые же снаряды накрыли штаб комендатуры — двухэтажное кирпичное здание. Танкам противника удалось прорваться через границу почти без потерь. За ними по шоссе устремились группы мотоциклистов. Но едва они пересекли границу, как попали под сильный ружейно-пулеметный огонь пограничников. Встретила фашистов группа лейтенанта И. Г. Андреенко. Оставив во время артподготовки подвальное помещение под зданием комендатуры, группа Андреенко подземным тоннелем вышла к границе и заняла дот близ шоссе. Огонь пулеметчиков был меток и косил гитлеровцев десятками. Не раз враг бросался в атаку, а дот жил и огрызался свинцом.

Шли вторые сутки войны. Вплотную к границе подошел немецкий бронепоезд. Лейтенант Андреенко собрал подчиненных.

— Бронепоезд пропустить нельзя. Кто попытается взорвать путь? — спросил он.

— Я пойду! Я, я, я… — наперебой отвечали пограничники.

— Постойте, друзья, — заговорил Григорий Песчаный, когда установилась тишина. — Я сапер, меня этому делу учили. Кому, как не мне идти!

И вот он ползет по высохшей, почерневшей за день от взрывов траве, нагруженный взрывчаткой. Прикрывая его, длинными очередями бьют из дота пулеметы. Гитлеровцы не замечают сапера. Ему удается достичь насыпи, выкопать в ней нишу и заложить взрывчатку. Вот он отполз от насыпи, зажег шнур. Проходит минута, и в воздух вместе с клубами черного дыма взлетают шпалы и куски рельсов.

Выполнив задание, Григорий Песчаный благополучно возвратился в дот. Лейтенант крепко пожал ему руку и тут же объявил благодарность.

Взрыв на железнодорожном полотне озлобил фашистов. Не менее часу после этого бушевали вокруг дота разрывы снарядов. Но пока фашисты неистовствовали, в доте осталось всего два пулеметчика, остальные, используя подземный тоннель, были уже в здании комендатуры и вели огонь по прорвавшимся в городок мотоциклистам.

Шли третьи сутки. Дот пограничников по-прежнему держал под контролем шоссе на Кибартай. По-прежнему раздавались меткие выстрелы из развалин здания комендатуры. Группа отважных воинов лейтенанта Андреенко оставалась неуязвимой.

Фашистам удалось разрушить дот и засыпать вход в тоннель. Лейтенант Андреенко повел горстку храбрецов в последнюю решительную контратаку.

— За Родину, товарищи! Вперед!.. — были последние слова мужественного лейтенанта. Вместе с ним в неравной схватке погибли и его боевые друзья.

С тех пор прошла четверть века. И вот я стою у обелиска на военном кладбище в городе Скаудвиле. Здесь покоится прах воинов, безгранично любивших свою социалистическую Родину, великую ленинскую партию. Верные военной присяге, они отдали свои жизни во имя мира и счастья людей.

Вот они, герои первых боев на границе, чьи имена высечены на граните: Петр Андреевич Родионов, Григорий Максимович Игнатенко, Виктор Петрович Харитонов, Александр Иванович Григорьев, Дмитрий Петрович Стреблянский, Ибатулла Ибраевич Ибутаев, Николай Михайлович Тюптенков, Иван Иванович Балабанов, Михаил Александрович Соколов, Иван Иванович Овчинников, Иван Алексеевич Анантев, Павел Васильевич Маков, Григорий Иванович Баранов, Всилон Матвеевич Васюнькин, Иван Иванович Калинин, Ефим Маркович Златин, Николай Дмитриевич Сисин…

Стою и вспоминаю волнующие слова Ю. Фучика:

«Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, а были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды… Пусть же эти люди будут всегда близкими вам, как друзья, как родные, как сами!..»