Le Dandy d’Orsay, 1923 Парфюм неоднозначной сексуальности

В мире нет справедливости. Если бы я ранил его в лицо, это не имело бы никакого значения. Но если бы это он ранил меня, то это было бы крайне досадно!

Граф д’Орсэ

Те, кто вращался в высших кругах, в эпоху джаза были знакомы с фигурой «козла». Речь идет не об ухоженном домашнем питомце какой-нибудь шаловливой дебютантки, которого она решила привести с собой на вечеринку. Это сленговое словечко обозначало, если верить The Deb’s Dictionary («Словарю дебютантки»), «надушенного паразита с шелковистой бородкой, невыразительным голосом, отсутствующей нравственностью и двумя ногами или четырьмя, как это порой случается».

От таких субъектов следовало бежать со всех ног, тем более переизбыток парфюма у молодых людей – явный признак и вкрадчивой подлости, и неоднозначной сексуальности.

Мужчины и ароматы начали испытывать трудности в 1920-х годах. Лет за сто до этого мужчины подчинялись куда более строгим правилам при использовании парфюма, чем женщины (вспомните надушенные носовые платки). И все же некоторые ароматы стали ассоциироваться с мужчинами и считались для них приличными. Парфюмы совершили переход от «для него и для нее» к «для него или для нее» и, наконец, «для нее, но не для него».

Дизайнеры модной одежды, в 1920-х годах выступавшие самыми серьезными продавцами роскошных ароматов, были слишком заняты «окучиванием» клиентуры женского пола. Парфюм все чаще рассматривался как женский аксессуар красоты, элемент гламурной амуниции. Разумеется, смелые мужчины могли воспользоваться парфюмом, предназначенным для дам. Легендарный джазовый музыкант Лесли «Хатч» Хатчинсон, имевший детей от шести разных женщин, щедро поливал себя Chanel № 5, который одна из актрис варьете ассоциировала с запахом его туалетной комнаты. Тем не менее все нарочито броское воспринималось подозрительно женственным, предназначенным для аристократов с неоднозначной сексуальной ориентацией.

Стивен Тенант был воплощением подобного персонажа. Стивен родился в семье шотландского пэра, владевшей огромными землями, поэтому ему не было нужды работать. Он сам был для себя «работой» и стал «последним профессиональным красавцем», по мнению аристократического писателя Осберта Ситвела. Правда, Стивен провел немало времени за написанием собственного романа и стал прототипом Себастьяна Флайта в романе Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед». Мир Стивена, наполненный копиями персонажей Ноэля Кауарда и Сесила Битона, был миром изысканной, но чрезмерной красоты. Чтобы соответствовать требованиям канона, нужно было носить нижнее белье из шелка-сырца, домашние халаты с узором «под леопарда» и ремни из кожи экзотических животных. Известно, что Стивен Тенант посыпал золотой пудрой свои завитые щипцами волосы и появлялся на вечерах, накрасив губы помадой («я хочу, чтобы у меня были пухлые губки, как у Мэй Мюррей») и надев серьги. Стивен любил парфюм и без колебаний пользовался пульверизатором, словно бросая вызов окружающим и заявляя о своей свободе вести себя так, как ему заблагорассудится, и получать удовольствие от экстаза чувств. Когда его внешность Адониса поблекла, а фигура утратила стройность, он лег в постель в комнате, пропитанной сильным ароматом парфюма, и не покидал ее на протяжении почти двадцати лет, до самой смерти в 1987 году. По словам его внучатого племянника, Стивен предпочитал ароматы парфюмерного дома Worth, который за исключением двух ароматов 1960-х годов, выпускал только парфюмы для женщин, в частности Dans la Nuit («В ночи») и Je Reviens («Я возвращаюсь»).

Если любитель парфюма в 1920-е годы был богатым, тщеславным и развратным молодым человеком, то понятно, почему самым почитаемым ароматом того времени стал парфюм Le Dandy от фирмы D’Orsay. Хотя граф д’Орсэ (1801–1852) уже давно умер к тому времени, когда Стивен смущал своим видом светские гостиные, его имя было написано на флаконе. Граф оставался завораживающей фигурой в начале двадцатого века, так как он управлял эротическими ожиданиями других мужчин. Его изображали на вложенных в сигареты карточках, ему посвятили одну из передач на радио в 1920-х годах, траснлировавшихся в серии «Парижские романы». Как и Стивен, граф д’Орсэ был отпрыском богатой семьи наполеоновского генерала. Ему незачем было заниматься торговлей. Его удел – стать модником и музой, в частности, для лорда Байрона, которому нравилось называть его Купидоном. Граф был не только актером-любителем, но и, как поговаривали, «алхимиком роскоши». Он создавал парфюмы. Во всяком случае, так утверждали инвесторы, которые через семьдесят лет после смерти д’Орсэ создали в его честь Compagnie Fran?aise des Parfums d’Orsay (Французская компания парфюма д’Орсэ). Они даже приобрели замок, чтобы добавить истории толику правдоподобия. Затем во время войны у компании возникли трудности, и синдикат инвесторов продал компанию мадам Герен (Jean-Louise Guerin), которая сумела реанимировать парфюмерный дом.

Хотя Parfums d’Orsay предложила в период до 1925 года двадцать ароматов, Le Dandy стал их первым знаменитым парфюмом. В оригинальной версии это были типичные для 1920-х годов цветочные альдегиды, соответствовавшие моде того времени. Современная, более благородная версия с нотами бренди, леса и осенних яблок приглашает нас в обшитую деревянными панелями библиотеку, чтобы посидеть там после обеда со стаканчиком арманьяка.

В чем же ирония? Ароматом пользовались не джентльмены, а эмансипе, наслаждавшиеся этой провокацией. Это был игривый жест, усиленный фигурой д’Орсэ, который сказал о Le Dandy: «Достойно его. Достойно вас». Девушки будут юношами, юноши станут девушками.