White Shoulders Evyan, 1945 Прозрачный парфюм
Белизна лакированной обсерватории, венчающей массивную крышу, резко контрастирует с темно-зеленым бархатом дубов, окружающих дом. Жасмин и другие душистые лианы, прикрывающие фасад, наполняют ароматом похожее на грот крыльцо, закрытое по бокам ставнями из дощечек, которое становится восхитительно прохладной и уединенной гостиной за стенами дома.
Плантация Бернсайд, «Луизиана»
Запах богатого старого Юга – это аромат белых цветов: жасмина Конфедерации, гардении и глицинии, окружающих большие старинные дома и дарящие свои сладкие завораживающие ароматы в жарком воздухе.
Эта душистая смесь ассоциируется с праздностью и леностью, поскольку она достигает своего пика, когда плавятся термостаты и останавливается любая деятельность, связанная с физическими или умственными усилиями. Если на вас такой жасминовый парфюм, то вы явно не намерены в ближайшем будущем завершить начатое дело. Пусть все дела медленно движутся к завершению.
Жасмин – это жизненно важный ингредиент в парфюмерии, даже более распространенный, чем роза. Так зачем же ограничивать его 1940-ми годами? Дело в том, что пора навестить одну из самых исступленных любительниц парфюма. Знакомьтесь: Бланш Дюбуа, героиня пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай “Желание”». Эту роль на сцене впервые сыграла в 1947 году Джессика Тэнди, а потом в экранизации 1951 года снялась Вивьен Ли. Бланш испытывает такую же потребность в парфюме, какую многие из нас испытывают в чашке кофе. И разумеется, жасминовый парфюм является частью ее маниакального ухода за собой, когда она пытается привыкнуть к жизни в убогой, душной квартире ее сестры Стеллы в Новом Орлеане.
В те моменты, когда она не лежит в горячей ванне (борясь, таким образом, с жарой) или не пудрит носик, Бланш опрыскивает себя парфюмом, используя одеколон как средство от головной боли и пытаясь освежить душную атмосферу, чтобы сделать ее более приятной. В сочетании с красивой одеждой Бланш ее жасминовый парфюм – это все, что осталось от «Прекрасного сна». Так называлась усадьба, в которой прошла юность Бланш и Стеллы и которую Бланш умудрилась потерять при загадочных обстоятельствах. Ее коллекция старых флаконов из-под духов (вместе со звякающими бутылками спиртного) – способ сгладить острые углы. О Бланш в пьесе говорится, что она, как «мотылек», одержима мягкостью, сиянием и яркостью.
Жасминовый парфюм Бланш («двадцать пять долларов за унцию!»), распространяющий гипнотический, дурманящий аромат, стал частью ее арсенала смягчающих средств, как и абажур, который она покупает, чтобы сделать менее ярким свет голой лампочки в квартире и придать лицу моложавость. И эта мягкость Бланш, ее неприятие правды не позволяют понять, кто она: душевнобольная, обиженная жизнью, обманщица или все, вместе взятое. Все это, как и успокаивающее звучание ее имени, контрастирует с жесткостью и грубостью Стэнли, мужа ее сестры, который пытается выяснить факты о жизни Бланш. Ее мягкость противостоит и каменным мускулам Митча, ее будущего поклонника.
Жасминовый парфюм 1940-х годов, который определял себя как «лучший из тех, которые мир может предложить», под названием White Shoulders («Белые плечи») от Evyan. Это был американский аромат для американских женщин, с роскошными нотами, свойственными французской парфюмерии, и такой же высокой ценой. В чем сочетались белые цветы, мягкие, словно облако, один из великих парфюмов «на выход» двадцатого века. С другой стороны, Бланш скорее всего наслаждалась ароматами предыдущего десятилетия, таких как Joy.
Честно говоря, едва ли у Бланш хватило бы средств на White Shoulders, хотя этот аромат описывает именно такую женщину, как она. Название парфюма говорит о безупречной, привилегированной красоте леди, которая может позволить себе носить платья, открывающие ее идеально ухоженное и смазанное кольдкремом декольте. Ранние рекламы изображали женщину, смотрящую на продукцию White Shoulders, ее торс начинает таять чуть выше груди, и это нервирует. Белые плечи, даже если они венчают прекрасное бальное платье, делают женщину хрупкой и изящной. Белоснежная шея, изысканный затылок выглядят так, будто вот-вот сломаются.