Посадка

При посадке – еще одна нештатная ситуация. Когда двигатель отработал, через десять секунд автоматическое отделение приборно-агрегатного отсека от спускаемой капсулы должно произойти, а у нас разделения не вышло…

Полет наш, таким образом, продолжался, а неразделение по двум причинам возможно: или пиропатроны не сработали, или (вдруг!) вместо команды на торможение мы разгонный импульс дали. Корабль умный, понимает, что разделяться, когда ты на разгоне, нельзя… И первая мысль была, что мы ошиблись.

Тихо… Мы смотрим: как ни в чем не бывало в иллюминаторе Земной шар вращается… Я, признаюсь, смалодушничал. «Господи, – подумал, – где-то там дочка сейчас бегает, семья ждет: им невдомек, что тут у нас такая драма». А я-то понимаю, что системы жизнеобеспечения корабля только на три дня рассчитаны, а орбита, на которую его забросили (почти пятьсот километров) – на три года. В 1968 году на Землю вернемся – и нормально… Такая вот идиотская мысль пришла.

Короче, мы получили команду – пора домой. Я все уложил, как положено, включили систему спуска, корабль вздрогнул… Он должен был успокоиться, а он не успокоился… Как-то вращается странно, но включать двигатель нельзя. Я потом каждому объяснял, как ведет себя корабль, когда включается автоматическая система спуска, и если, допустим, за пять минут до включения двигателя корабль неустойчив, смело вырубай программу. Значит – она не пошла. Переходи на обычную систему. Выключай и иди на ручную ориентацию.

Идем. Земля получила ошибочно сигнал, что двигатель сработал. Мы пролетаем над Крымом, и Паша докладывает:

– Где сели? Мы нигде не сели, мы над вами.

– Почему над нами?

– Система не работает. Разрешите нам выполнять ручной режим…

В этой сложной ситуации на связь вышел Юра Гагарин:

– Алмазы (это были наши позывные), я Кедр, вам разрешается ручной спуск…

А мы уже уходили в тень Земли, и дали добро, что мы все поняли. А они нас уже не слышали… Поняли или не поняли?

На земле, еще до полета, я по собственной инициативе на большой физической карте нанес ветки с помощью лекала, на каждой ветке поставил точку включения двигателя и точку посадки. То есть все это уже было сделано. Потом я это все сфотографировал. Вот кто меня заставлял это делать? А я это сделал, сказал, что у нас уже все готово, мы передаем включение двигателя тогда-то, место посадки тогда-то. Они проверили – другого не может быть.

Ну, мы пришли в заданный тридцатый градус, включили двигатель, но мы понимали, что у нас поменялись главные оси корабля… Система ориентации слева… Мы управляем кораблем, а смотрим влево. Это как ехать на машине по гоночной трассе, а смотреть в левое стекло. То есть мы в голове должны на девяносто градусов считать… Что делать? Я вылез из своего кресла, залез в место, где лежала автономная система жизнеобеспечения, там лежу. Паша лег поперек меня и начал управлять кораблем. Я его держу, чтобы он не всплывал…

Я должен был поставить «Глобус» на место посадки после выключения двигателя. Это электронно-механический прибор по определению координат и прочих параметров полета в автоматическом режиме, и его надо было после того, как двигатель отработает, перебросить на место посадки. И выключить. Тогда бы мы точно имели координаты посадки. Я этого не сделал. Приборно-агрегатный отсек отстрелился от пиропатронов, поэтому место посадки было ошибочным на плюс 10 минут. Умно сделано. Если ошибется человек, не туда сориентирует, то корабль не должен отстреливать приборно-агрегатный отсек, чтобы не погибнуть.

Я лежу и думаю, ну где мы? Три дня можем пожить, а корабль через три года вернется… На земле никто ничего не знает… И в то же время смотрим, пылиночки так оседают, оседают, оседают. «Паша! Домой идем!» А уже была мысль, что мы ошиблись в ориентации…

Перегрузка растет, достигает 10 g (то есть с 80 килограммов мой вес до 800 вырос), а мы друг друга по плечу хлопаем: нам это было приятно! Когда уже сели, Беляев мне сказал:

– Ну-ка, навигатор, посмотри, где мы находимся?

Электронно-механическая система «Глобус» через десять минут после разделения сама выключилась, поэтому погрешность оказалась огромной. Я так прикинул:

– Слушай, мы где-то между Обью и Енисеем…

Паша спросил:

– А что это значит?

– Ну, если месяца через три за нами на собаках приедут, здорово будет. Я эти места знаю.