Первый конфликт в коллективе

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После встречи с Королевым нам спланировали посещение консукторского бюро завода. Указание: быть всем в гражданке. А у нас какая гражданка? Мы же все военные. Но, говорят, нас не пустят в военном на завод. Один день нам дали. Мы стали искать себе гражданскую одежду. Если костюмы еще у кого-то были, то шапок не было ни у кого. Все, конечно, купили пальто. В то время привезли цвета терракота пальто австрийские, красивые такие пальто. Ясно, что мы хапанули. Вышли из автобуса, опять в униформе – все в одинаковых пальто.

Королев еще потом удивлялся – кто вас так одел?

На заводе мы надели халаты и пошли в цех. Там нам показали ракеты, корабли, и началась уже работа на заводе на живых кораблях…

А теперь – еще раз о Гагарине. Я совсем недавно нашел у К. Э. Циолковского очень интересную записочку, о которой мало кто знает. Он писал: «Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство. И я могу без труда обрисовать его. Он русский, гражданин Советского Союза, по профессии, скорее всего, летчик. У него отвага умная, лишенная духовного безрассудства. Представляю его открытое русское лицо, голубые глаза сокола». Циолковский это написал в 1935 году. За двадцать шесть лет до полета Гагарина! Тогда Юрию и года не было… Точно знаю, что, когда Юрия выбрали, сей документ известен не был. Очень интересное провидение.

Но именно таким был Юрий Гагарин 4 октября 1959 года, когда я его впервые увидел. Наши впечатления с Циолковским очень совпали. Но то, что Циолковский говорил, об этом никто не знал. И что было делать? Надо лететь, но корабль один, тренажер один… Все двадцать человек готовиться не могут. И тогда совершенно гениально Сергей Павлович разделил: в первую группу вошли те, кто ниже 170 сантиметров, а остальных на второй план задвинули. У меня было 174 сантиметра, я из этой игры выскочил, но инструктором на корабле «Восток» вместе с Пашей Беляевым и Володей Комаровым остался – это очень помогло в подготовке. А в первую группу вошли Гагарин, Титов, Николаев, Попович, Быковский… Кто еще? Еще Анатолий Карташов был. Их шестеро было. А мы составили академическую группу. Я был старшим этой группы. То есть первая группа стала заниматься чисто подготовкой к полетам (шесть человек), а вторая, помимо подготовки, еще начала заниматься в академии Жуковского.

Инструкторов не было. Из нас самих их выбрали, мы сами стали инструкторами. Володя Комаров, Паша Беляев, Варламов и я стали инструкторами на корабле «Восток». Для меня это очень важно было, я хорошо знал корабль. Не макет, а уже корабль… Он стоял на заводе космической техники в нынешнем Королеве. А первый тренажер был в Жуковском. Его спроектировали в летно-испытательном Институте министерства авиационной промышленности.

Первым, как я уже говорил, ушел Анатолий Карташов. Многие его сослуживцы полагали, что ему помешали чрезмерно строгие требования к кандидатам – в последующих наборах таких сверхнагрузок уже не было, и Толя вполне мог бы претендовать на космический полет. Но в апреле 1961 года, за несколько дней до полета Гагарина, Карташова отчислили.

После Гагарина стал готовиться к полету Герман Титов. И тут у нас возник первый конфликт в коллективе. Ни с того ни с сего вдруг появился Григорий Нелюбов… По программе идет Титов, дальше – Николаев, Попович… И почему-то возник Нелюбов, хотя он даже не входил в эту первую шестерку.

А Юрий Гагарин тогда был везде приглашенным, и везде он вел себя абсолютно адекватно. Он улыбался, он радовался, он рассказывал обо всем, как что из космоса выглядит. И Нелюбов тогда начал заниматься спекуляциями всякими… Потом, когда я уже стал начальником первого управления, мне попалась в документах записочка, в которой было написано: «Я, Нелюбов Григорий Григорьевич, согласен сотрудничать – заниматься информативной деятельностью». Его подцепили на крючок, и он начал работать, быстро продвигаясь через товарищей. Он уже собирался перешагнуть готовящихся к полету Николаева и Поповича.

Он пошел уже по головам. Когда мы жили на центральном аэродроме, нам дали какие-то квартиры на Ленинском проспекте. У кого дети были – дали однокомнатные квартиры. А поскольку я и он были бездетные, мы жили в спортзале, и нам сказали: вот есть однокомнатная квартира на Ленинском проспекте и еще есть одна на Студенческой улице комната, в коммуналке. Я говорю ему: Гриш, давай потянем жребий, кому что достанется. Хорошо, потянем. Пошли на обед, после обеда я захожу в штаб, а где Нелюбов? А зачем он тебе? Я говорю, надо определиться – кому что… А мы, говорят, уже определились. Как это так? Да он пришел и сказал, что Леонов согласен. Но, простите, я никаких согласий не давал. Поймал его потом:

– Ну, Гриша, иди сюда, ты чего?

– А че? Хочешь жить – умей вертеться.

Я – ему:

– Хорошо, ты довертишься…

После полета Юрия Гагарина мы поехали отдыхать все в Сочи. Без жен, без детей… Как положено в армии. Мы там стоим, играем в бильярд. Нелюбов заходит:

– Дай кий, а то по морде дам.

– Гриш, ты что, с ума сошел что ли?

– Дай!

И мы выбросили его в окно. Он побежал: «Я вам покажу, вы еще узнаете!» Мы смотрим, ноги у него целы, все нормально. Я подхожу к Гагарину, а Юра уже был командиром отряда космонавтов, и рассказал об инцинденте: вот так и так, произошел такой случай, сейчас прибежит жаловаться, что мы его искалечили…

И тогда на собрании отряда постановили отчислить Нелюбова. Но его не отчисляют… Его, наоборот, суют вперед. Я тогда еще подумал, в конце-то концов, в чем же дело? Он, проходя вращение на центрифуге, теряет сознание раз, а его держат… Теряет сознание два, три, а его держат… Но потом стало понятно, почему… Кое-кому он уже был свой человек… Осведомитель…

В 1963 году произошел случай, связанный с нарушением режима. В субботу, после рабочего дня, ребята пошли в буфет на станцию Чкаловская и там засели. Выпили и сцепились с военным комендантом. Комендант не был настроен давать делу ход и готов был уладить конфликт. И комендант пришел, хороший был летчик-испытатель, списанный, награжден боевыми орденами, боевой летчик. Он попросил, зная кто это:

– Ребята, уходите отсюда, сейчас будут идти люди, вам это надо?

А Гриша ему отвечает: да пошел ты отсюда туда-то и туда-то…

– Хорошо, – говорит комендант, – я жду до девяти ваших извинений, а завтра в девять я буду докладывать наверх, в штаб ВВС…

Я был заместителем, а Паша Попович был секретарем партийной организации. Но Паша готовился к полету, а партийной работой я занимался. Я Нелюбову лично говорю:

– Гриша, иди, извинись перед человеком. Это стыдно, ты его оскорбил, а это боевой летчик.

А он:

– Да пошел и ты туда же.

Хорошо, я-то пошел, но комендант доложил наверх, и оттуда пришла шифровка: немедленно отчислить из отряда.

В тот же день мы все собрались в отряде. Собралось собрание не партийное, а просто собрание отряда. И Юрий Гагарин как командир четко обрисовал сложившуюся картину и объявил решение командывания:

– Мы договаривались относительно нашей дисциплины. Вы все знаете, зачем мы сюда пришли. И на такие вещи размениваться не стоит. Кто за то, чтобы Нелюбов, Аникеев и Филатьев были отчислены из отряда?

И еще Рафиков, о котором говорилось выше… Все подняли руки, и они тоже подняли руки. И Каманин не стал церемониться… Нас было двадцать человек, и вот четверо сразу выбыли. Через два дня они уже убыли по своим местам службы.

А позже начались разговоры… Говорили, как все неправильно, как космонавты не по-товарищески отнеслись к своим же… И такая возня была долго, мы пытались Нелюбова устроить летчиком-испытателем, но на него посмотрели и сказали, что не хотят проблем. Он уехал на Дальний Восток. Летал хорошо. И вот после ночных полетов он пришел домой сильно подвыпивший. Зина уложила его спать, а ночные полеты часа в четыре кончались. Сама ушла к подруге ночевать, а утром ушла на работу. А он спустился со второго этажа по простыне. В летной куртке прямо по дорожному полотну пошел в буфет на соседнюю станцию Черниговка. Воротник у куртки поднят. А шел товарняк, вез древесину, и вот из вагона метра на полтора-два торчала доска… Он шел по обочине, и ему этой доской по голове… И он так и остался лежать. Погиб он бесславно. Это произошло 18 февраля 1966 года. А родственники его говорили, что исключение раздавило его морально, что он не выдержал, что сам бросился под поезд…

На самом деле вот такая штука произошла – человек, который имел незаурядные способности, сам себя распылил, сам себя загнал, и он так и остался там похороненным – на Дальнем Востоке, в Приморском крае.

А вот Ваня Аникеев летал и вышел в запас в звании капитана. Он был очень толковый, хорошо перегрузку держал. И учился хорошо. И у него не было тяги к спиртному. Он был награжден орденом Красной Звезды и шестью медалями, совершил 89 прыжков с парашютом.

Валя Филатьев тоже парашютист был отличный и летчик отличный. После отчисления из отряда космонавтов он продолжил службу в ПВО. Иван Аникеев по вечарам часто дом офицеров, конечно, выпивали. Один из товарищей у сонного Ивана взял ключи от автомобиля. Пьяный поехал, сделал наезд, приехал, сунул ключи Ивану в карман. Ивана пьяного подняли и дали ему пять лет. Потом мы уже вмешались, а когда разобрались, что там все было не так, он три года отсидел… Вышел, еще немножко пожил и умер.

Трагично закончилась судьба этих всех ребят. Но наиболее трагична судьба Григория Нелюбова. Человек, имевший все шансы стать одним из первых шести космонавтов, погубил свою карьеру сам. Ему мешал характер – чересчур резкий и вспыльчивый. А вот Аникеев и Филатьев пострадали, что называется, за компанию. Что же касается Рафикова, то он развелся с женой. В общем, все у него пошло кувырком, но он где-то летал, уважаемым стал человеком.