Две девушки, одна жемчужина

При дворе ситуация быстро ухудшалась, и между сестрами, и для Марии вообще. Новая королева была параноиком, и ее состояние не могло улучшиться, поскольку враги Елизаветы при дворе – особенно испанский посланник, желавший дискредитировать протестантскую принцессу до того, как она унаследует трон, – без устали придумывали заговоры и сообщали о них Марии. Тот факт, что, получив власть, королева Мария первым делом передала в парламент билль, объявляющий первый брак Генриха VIII (с ее матерью) легальным и одновременно подтверждающий ее права на престол, но лишающий этого права Елизавету, тоже не улучшил положения дел. Проблемой было и то, что при новом и католическом дворе (и стране) королевы Марии Елизавета отказывалась посещать мессу или переходить в католичество. Она лишь время от времени делала вид, что обязательно придет, и Мария каждый раз с энтузиазмом верила ей. Младшая сестра ни разу не выполнила своего обещания. От этого королева чувствовала себя и выглядела глупой, поэтому ненавидела Елизавету еще сильнее.

В конце концов отношения между сестрами настолько ухудшились, что Елизавета почувствовала: ей следует появляться при дворе как можно реже. Она попросила позволения Марии оставить двор и поселиться в своем доме в деревне. К сожалению, стоило ей только уехать, как сэр Томас Уайет-младший (сын поэта Томаса Уайета, наиболее вероятного из предполагаемых любовников Анны Болейн) поднял массовое протестантское восстание против Марии.

Елизавета не имела к мятежу никакого отношения, да и Томас Уайет перед казнью подтвердил, что она о нем не знала, но Мария отказывалась поверить в невиновность сестры. Под впечатлением от ядовитых слухов о Елизавете, которыми с самого первого дня пичкали Марию ее ближайшие советники (возможно, именно потому, что Елизавета была следующей в очереди на престол), и от постоянного давления у Марии сдали нервы. Одних лишь слухов об участии Елизаветы в заговоре оказалось достаточно, чтобы ее паранойя приобрела еще большие масштабы. Королева решила заточить сестру в лондонский Тауэр – как в свое время заточили мать Елизаветы, – откуда был лишь один путь: на плаху.

Елизавета тоже об этом знала. Она запаниковала, что редко случалось с ней на людях, и сначала отказалась выходить из лодки, на которой ее привезли к Тауэру, а затем и входить в тюрьму, оставшись сидеть под проливным дождем на ступеньке у ворот. В конце концов Елизавета все-таки взяла себя в руки и согласилась отправиться в камеру. Она оставалась в тюрьме с марта и до конца мая 1554 года, и в течение этих трех месяцев ее терроризировали и постоянно допрашивали. Наконец, вопреки сильнейшему желанию королевы Марии казнить свою сестру, не нашлось ни единого доказательства вины Елизаветы. С точки зрения закона казнь Елизаветы была бы просто убийством. Мария отпустила Елизавету и разрешила ей оставаться в ее поместье под вооруженной охраной.

Тем временем Мария вследствие своей набожности согласилась с консервативным мнением, что женщине не стоит править одной. В тридцать семь лет у нее оставалось не слишком много времени, чтобы выйти замуж, поэтому она начала искать короля. Неудивительно, что ее выбор пал на испанца Филиппа II. Мария заявила, что влюблена в него, едва лишь увидела его портрет. Влюбленность оказалась настолько безоглядной, что королева «не стала терпеть никаких возражений ее совета»[169]. Она либо не замечала возмущения знати и простого народа, либо не считалась с ним. Испанская королева – это одно, испанский король – это совсем другое. Испания была в то время мировой державой благодаря денежному потоку из Нового Света, и англичане-ксенофобы чувствовали, что их страна окажется под испанским ярмом. Продлись брак Марии и Филиппа дольше, скорее всего, они бы оказались правы.

Приготовления к свадьбе шли своим чередом, и вскоре стало ясно, что Мария соглашается на любые пожелания Филиппа. Именно он настоял на том, чтобы Мария выпустила Елизавету из-под домашнего ареста, приняла ее при дворе и помирилась с сестрой. Мария с горечью подчинилась требованию Филиппа, хотя сама мысль о примирении была ей ненавистна. Но Филипп был красивым и очаровательным, к тому же на одиннадцать лет моложе. Она вела себя как хихикающая молоденькая девушка, говорила только о женихе и, честно говоря, в тридцать семь лет вела себя как дурочка. Ее советники сдались, объединились и начали готовить самый строгий брачный контракт в истории. Англия не должна была участвовать в испанских войнах. У Филиппа не будет личной власти и права на драгоценности короны. Как позже выяснилось, Мария не приняла большинство условий[170].

Но в этот момент Филипп прислал Марии свадебный подарок – жемчужину «Перегрина». Драгоценность стала «чудом английского двора»[171]. Никто никогда не видел ничего подобного. Это было самое начало периода, известного как «эпоха жемчужины», и она считалась самой совершенной и ценной жемчужиной в мире.

Как только Елизавета увидела жемчужину, она поняла, что хочет ее получить.