ЛОВУШКА

Около двух лет Кучум, бывший царь лоскутного Сибирского Юрта, скитался но бескрайним ковыльным степям, вяз в коварных прииртышских болотах, тонул в ледяных водах рек. Колесо его судьбы крутилось в одном направлении.

По ночам последняя опора хана, его верные ордынцы, накидывали на морды лошадей мешки с ячменем и хоронились то в непролазных чащобах, а то на забытых самим аллахом островах.

Беспокойными, наполненными страхом были эти ночи для Кучума. В любой тени виделся ему «урус», любой трухлявый пень принимал он за врага — гяура.

Былая столица хана находилась совсем рядом. Днями, когда ветер дул со стороны древнего Искера, до чуткого уха Кучума долетел звон металла. Видать, неверные ковали оружие. А иногда приносил с собой ветер грохот арб, лошадиное ржание и невнятные голоса дружинников Ермака. Те, как казалось Кучуму, все еще пировали победу.

Лютая злоба острым ножом сидела в сердце Кучума. Русский атаман отнял у хана все, чем он был богат: вороха мягкой рухляди, множество золота и серебра — все, что осталось в Кашлыке, попало в руки гяуров. Сейчас не ему, хану, а безвестному пришельцу из-за Югорских гор кланяются в пояс купцы больших и малых стран, раскинувшихся там, где всходит вечное солнце. Не ему, а русскому атаману, приносят дань остяцкие да вогульские князьки.

Подумать только! Еще недавно все они заверяли хана, что узы их вечны, как вечен аллах. И вот после первого же поражения поджали хвосты и бросились лизать руки Ермаку. Лазутчики доносили Кучуму, что остяки клялись русскому атаману в любви и вечной преданности у медвежьей головы, а вогулы — у рассеченной надвое собаки.

Горе ему, Кучуму! Даже в его стане нашлись предатели. Они тоже переметнулись на сторону Ермака. Трудно поверить, но татары, стоя на коленях перед неверными, целовали окровавленную саблю. Что еще может быть позорнее для мусульманина?! И потому белые цветы Кучуму казались черными. Желтый месяц казался умытым кровью. Сейчас только месть, одна лишь месть могла залечить душевные раны гордого старца. Он не сумел одолеть Ермака в открытом бою. Он его одолеет хитростью.

Как гласит Строгановская летопись, месть свершилась 5 августа 1585 года «на предпразднество Преображения господня». А до этого откуда-то из раздольной Вагайской степи в Искер на низкорослых ногайских конях прискакали два запыленных бухарца. Долетев до Ермакова жилища и спешившись, они упали с хорезмских седел прямо к ногам атамана. Прижимая бараньи шапки к груди, говорили, перебивая друг друга. Вели, дескать, из далекой Бухары к Искеру караван с разноцветными коврами, кишмишем, фарфором и дорогими тканями, но жестокий Кучум преградил им дорогу. Ермак не заметил хитрого блеска в глазах «бухарцев». Думал он думу о том, что хан, как голодный волк, рыщет по степи, нападает на преданных Ермаку татар, грабит идущие в Искер караваны. Если так будет продолжаться и дальше, купцы забудут дорогу к Сибири.

А торговых гостей у Ермака с каждым новым месяцем становится все больше и больше. В ярмарочные дин раскидывают они на лугах перед Искером свои товары — радующие глаз шелка, восточные сладости и украшения, нарядные тюбетейки и острые кинжалы с насеченными на них стихами корана. Много бортников сидит на лугу, слетаются пчелы на их пахучий мед. Торг идет в обмен на богатства Сибири, ее серебристых песцов и лисиц, на рыбу и кедровые орехи. Как можно допустить, чтобы хан нарушал доброе дело. Или он, Ермак, не хозяин Сибири?

Внимательно выслушал атаман «бухарских» гонцов. Расспросил, где они остановились, и самолично проводил до крепостных железных ворот. А на прощание сказал, чтобы ждали от него подмоги.

— Якши! Чах якши! — рассыпали слова благодарности гонцы. А потом, настегивая низкорослых своих лошадей, помчались в Вагайскую степь, чтобы предупредить Кучума: обманули они атамана, собирается неверный в путь.

Сборы в Искере были недолгими. По одним данным, взял Ермак с собою пятьдесят, по другим — пятьсот, а по третьим — шестьсот дружинников. Расходятся летописцы также во мнении, на скольких же коломенках отправились казаки «воевать Кучума». Одни сообщают, что пошли они на двух, другие — на трех стругах. Но суть не в этом. Главное, почти все летописцы, за исключением немногих, дают один и тот же адрес похода Ермака: его коломенки, мол, двинулись вверх по Вагаю.

Но заслуживает внимания и другой маршрут. Если дружинники действительно отправились по нему, то это говорит лишь о том, что они долгое время шли на поводу у хитрого хана, пытавшегося заманить их подальше от Искера. Судите сами.

Русские воины, выискивая бухарский караван, в первый же день сталкиваются с небольшим летучим отрядом ордынцев. Происходит это у устья Вагая. После короткой схватки кучумовичи отходят вверх по Иртышу. Русские преследуют их и, дойдя до устья Ишима, вновь обнажают сабли да открывают пальбу из «огненных палок». Второй отряд татар, встретившийся им на пути, также рассеян по степному раздолью.

Затем воины Ермака входят в пустынный городок Ташаткан. Здесь у них состоялся короткий отдых. И снова струги Ермака отправляются… вверх по Иртышу. Лишь возле устья Шиша они поворачивают назад.

Что и говорить, маршрут довольно-таки странный. «Бухарские» гонцы дают Ермаку один адрес местонахождения каравана, а он спешит совсем в другую сторону. Его словно бы не волнует судьба гостей из Бухары. Он словно бы преследует какую-то иную цель.

Но как бы там ни было, а летописцы и в данном случае приводят Ермака к устью Вагая. Подосланные к Ермаку кучумовские лазутчики, мол, опять сообщили: караван ты, атаман, ищешь совсем не там. Он ожидает твоей помощи в устье Вагая.

Во всяком случае, что-то помешало Кучуму здесь расправиться с ненавистным атаманом. Кучум непременно хотел, чтобы Ермак вошел в Вагай. Почему-то именно там хан решил свести счеты со своим лютым недругом.

С раннего утра небо хмурилось, грозило непогодой. С низовьев Иртыша дул сырой промозглый ветер, скрипучие струги вздымались на пенных гребнях волн. Ермак приказал воинам держаться ближе к берегу.

А в это время разведчики хана, осторожные, ловкие ордынцы следили за каждым шагом дружинников. Глаза их сверкали из-за обомшелых каменных валунов и стройных сосен-карагаев. Где пешком, а где в седле ордынцы двигались вслед за стругами Ермака. И через каждый час летели гонцы к Кучуму, доносили ему, где находятся и что делают урусы.

К вечеру погода совсем испортилась. Небо обложило плотными тучами. Пошел проливной дождь. Вспышки молний озаряли пенный Иртыш и черные гряды прибрежных кустов. Все выше и выше кидало тяжелые струги. И Ермак направил суда к устью Вагая, где находился одинокий, поросший кустарником островок. Там можно отдохнуть и переждать непогоду.

Прошел час, еще один… Кучум терпеливо ждал. Он знал, что урусы устали. Верил, что сон свое возьмет. И тогда можно будет подрубить казачий корень.

Наступила глубокая ночь, когда Кучум послал в стан дружинников своего разведчика. Легенда гласит, что это был татарин, приговоренный к смерти за воровство. Он должен был заслужить милость Кучума. Татарин исчез, как провалился. Ордынцы настороженно вслушивались в темноту. Но из-за беспрерывного треска молний да тяжелого гула ветра и дождя расслышать ничего не удавалось.

Наконец кусты зашевелились. Показался разведчик, одетый в промокший полосатый бешмет. Плюхнувшись перед Кучумом на колени, он сказал:

— Русски спят.

Не поверил хан приговоренному к смерти. Послал его назад и велел, чтобы он в доказательство своих слов принес что-нибудь из стана дружинников. Вернулся разведчик: протянул Кучуму три пищали да три сумки с порохом-зельем.

— Спят…

Подслеповатые глаза хана ожили.