КУРС — НА ГАН-ВИК
Пять суток ждали викинги попутного ветра на вынужденной стоянке за мысом Нордкап. Нередко меж ними, как внезапные вспышки пламени в догорающем костре, возникали ссоры. Викинги хватались за мечи и ножи. Орвар — вездесущий и хитрый страж порядка — вовремя приводил спорщиков в чувство: где грозным окриком, где оплеухой. Кулак у него был налит силой. Упившиеся ячменной брагой моряки мгновенно трезвели.
Когда головы были свежими, викинги пели песни под заунывные звуки феле Гудмунда. Рулевой Саксон все так же рассказывал небылицы, запас которых был неисчерпаем.
Туре Хунд целыми днями валялся на медвежьей шкуре в своем шатре и бражничал с Орваром. Он наведывался и на корабль братьев Карле и Гунстейна и продолжал пировать у них. Не однажды вспыхивал спор и среди ярлов. Туре не ладил с Карле. Но хладнокровный и осмотрительный Гунстейн быстро мирил их.
Туре уменьшил выдачу провизии на завтрак и обед. Но никто не роптал на это: знали, что на вынужденной стоянке экономия — дело нелишнее. Лучше сейчас слегка подтянуть животы, чем голодать потом, работая веслами. Путь далек, дни идут, когда еще парус наполнится ветром?
— Скоро придем в Биармию, и все будете сыты, — говорил викингам Орвар. — У биармов немало припрятано в хижинах и ямах меда, вяленой оленины и лосятины, сушеной и соленой рыбы. Все будет ваше, только умей считать чужой погреб своим, и будешь сыт!
Он подмигивал морякам и хохотал, широко раскрыв белозубый рот, и тряс широченной бородой!
Надо же было как-нибудь подбодрить людей! Он рассказывал, как два года назад, попав в шторм и очутившись в открытом море со сломанной мачтой и пробитым днищем, он с командой корабля, снаряженного в поход ярлом Олуфом, спасся лишь чудом. Драккар выбросило на незнакомый остров. Викинги проспали ночь среди скал, утром пошли в глубь острова и наткнулись на селение лапонов. Кочевники-лапоны, не успев собрать и сложить свои чумы, разбежались. Викинги поймали оленей, забили их и развели костер. Вдоволь наелись жареного мяса, починили драккар и поплыли домой, увозя с собой пленниц — скуластых лапонских девушек в смешных оленьих одеждах…
— Если викинг смел и дерзок — удача всегда с ним! Мы умеем выходить из моря сухими! — самодовольно говорил телохранитель Туре.
На драккаре Хунда один только Асмунд держался молчаливо, в стороне от всех. Он не находил удовольствия в опьянении, не ввязывался в споры, и товарищи над ним подсмеивались. Однажды к Асмунду привязался пьяный Уланд. Он сказал, что Грида не ждет Асмунда домой, изменила ему и вышла замуж за другого — рыбака Галле. Ей наскучил рохля и тихоня Асмунд. Из него не выйдет настоящего викинга. Потом Уланд одурел совсем и бросился на Асмунда с ножом. Асмунд выбил у него нож и молча — мертвой хваткой — взял обидчика за глотку. Уланд беспомощно замахал руками, глаза у него полезли из орбит, лицо стало багрово-сизым. Моряки хохотали потешаясь. Ноги Уланда подкосились, он стал на колени. Асмунд опомнился и брезгливо оттолкнул Уланда.
После того случая Асмунда на драккаре стали уважать.
* * *
Корабль тихо покачивался на слабой волне. Ночью, под факелами, пропитанными китовым жиром, перекликались вахтенные. Боцман часто просыпался и, кутаясь в плащ, выходил из шатра. Подолгу смотрел в звездное небо, выжидая попутный ветер. Но ветер не менялся. Он все так же тянул с берега.
Раскинув тяжелые руки на товарищей, храпел Асмунд. Во сне он видел темницу, где за железной дверью сидела красавица-биармийка, привязанная волосами к стулу. Волосы были так длинны и густы, что закрывали собой и красавицу и стул, на котором она сидела, печальная и бледная. Асмунд сражался с чудовищами, запускал руки в груду монет. Но тут приходил Туре Хунд и отбирал у него деньги.
Эти сновидения сменялись другими. Асмунд вышел ночью из дома на прибрежную равнину. Светила луна. Тускло блестели обломки скал, камни, обрызганные морской водой.
Из-под камней, из расселин в скалах выбегали эльфы. Маленькие, загадочные, с остроконечными длинными бородками, они что-то делали, копошась у ног Асмунда. Он опустился на корточки, присмотрелся. Женщины-эльфы, одетые так, как одеваются норвежские хозяйки, сидели на камнях и пряли лен. А рядом эльфы-мужчины крошечными молотками ковали железо. Наковальнями служила им галька.
И вдруг исчезли и пряхи и кузнецы, и на поляне не осталось ни души. Асмунд поднялся, все еще удивляясь. Но тут какой-то шорох привлек его внимание. Из-за валуна вышел крошечный эльф. Он поднял руку, как бы желая что-то сказать. Асмунд опять опустился на корточки, но эльф внезапно вырос, стал великаном, и теперь Асмунд в сравнении с ним казался крошечным троллем. Эльф протягивал Асмунду белый сверток, говоря: «Вот сорочка, которую моя мать белила при свете луны. Она приносит счастье. Я подарю ее тебе, но ты должен убить Гриду, чтобы задобрить колдунью Грунхильду!»
Асмунд в ужасе попятился, а эльф рассмеялся. От смеха земля содрогнулась и со скал посыпались обломки.
«Если ты не убьешь Гриду, — говорил эльф, — погибнешь сам!» — «Как же я убью? — ответил Асмунд. — Ведь я же люблю ее! Исчезни, злой эльф! Я не хочу тебя видеть!»
Эльф наклонился и похлопал Асмунда по плечу: «Я так и знал, что у тебя доброе сердце. Возьми сорочку, и вы с Гридой будете счастливы. Ты ждешь невесту? Гляди, она плывет сюда на лодке. Но ей мешает отлив. Отлив унесет ее вон к тем утесам. А там лодку подхватит сильный ветер, и она погибнет в открытом море! Спасай свою невесту, Асмунд!»
Асмунд заметался по берегу. Он хотел броситься в воду и плыть к Гриде, но эльф удержал его: «Надень сорочку, и Грида приплывет к берегу. Скорее!»
Асмунд надел сорочку, и лодка стала быстро приближаться. Эльф исчез, и на Асмунде снова оказалась его старая рубаха с заплатами на локтях.
— Грида! — крикнул Асмунд и… проснулся.
Под шатром нечем было дышать. Моряки храпели, ворочались во сне, бормотали. Иногда кто-нибудь из них вскакивал и, поглядев ошалело во тьму, валился снова.
Асмунд увидел тусклый слюдяной фонарь, успокоился и закрыл глаза. Но уснул он не сразу.
* * *
Драккары Туре Хунда и Карле, укрытые в тихой бухте, потеряли свой воинственный вид. Паруса были убраны, мачты уложены на днища. Грубые шатры из тюленьей кожи провисали на кольях, и только железная оковка на бортах, блестевшая днем на солнце, а ночью при лунном свете, напоминала о том, что драккары все же боевые суда, а не рыбачьи ладьи. Борта их окованы железом для того, чтобы в бою можно было таранить чужое судно.
Наконец утром на шестой день морской бог Ньярд сжалился и послал им долгожданный северо-западный ветер. Он крепчал с каждой минутой, и на драккарах радостно закричали:
— Ветер! Ветер! Пора в путь!
Туре Хунд поспешно выбрался из шатра и стал на носу драккара, подставив ветру заспанное лицо. Посмотрел на небо, где появились темные рваные облака, обернулся к корме, и на корабле загремел его властный голос:
— Поставить мачту! Поднять парус! Весла — на воду!
Викинги всполошились. Мачта вонзила в низкое облачное небо свой шпиль, и на нем гордо затрепетал флаг Хунда. Взметнулся и тотчас наполнился ветром полосатый парус — огромный, испытанный на прочность не в одном походе. Якоря были подняты. Повеселевшие рулевые взялись за правило. Гребцы взмахнули веслами, и судно, накренясь под ударами ветра, стало выходить из бухты.
Теперь они из бездельников снова превратились в мореплавателей, отважных и смелых, находчивых и дерзких купцов и разбойников. Снова легла перед ними на волнах вековая тропа викингов. Теперь они оправдывали свое имя, означавшее принадлежность к морскому труду: «вик» — вертеть, «инг» — весло.
Тяжелые и длинные весла, вытесанные из сухостойной мелкослойной ели, слаженно погружались в волны. Соленые брызги летели через борта на одежду и лица викингов. Сердца их снова горели отвагой и жаждой приключений.
Туре Хунд стал рядом с кормчим и выверил курс по деревянному кресту — компасу древних мореходов. Положив крест на возвышение, сколоченное из досок, Туре повернул его верхним концом на тускло блестевшее среди облаков солнце. Драккар взял курс на юго-восток.
Гребцы дружно поднимали и опускали весла. Шум взволновавшегося моря мешался с громом ликующих голосов, затянувших хвалебную вису Попутному Ветру:
Мы летим на крыльях ветра,
Славим мы морского бога.
Наш корабль могуч, как дракон,
Нашей силы не исчерпать!
Парус прочен, днище крепко,
Рулевой стоит на месте.
В лад веселой песне ветра
Слушай, море, нашу песню!
Ньярд — бог мореплавания, охоты и богатства — снова поселился на их корабле, устав от многодневных скитаний по океану. Ньярд принес попутный ветер, и викинги стали слагать новую песнь в честь древнего бога скандинавов.
Трое суток плыли они по гремящим просторам холодного моря. Гребцы сменялись на веслах каждые два часа. Ночами, чтобы корабли не утеряли друг друга из виду, викинги жгли на кормах факелы. Жир шипел и потрескивал, роняя в воду золотые капли.
Они достигли крайнего северо-восточного мыса Колы, получившего позже название Святой Нос, преодолев расстояние около трехсот пятидесяти миль. Здесь викинги снова стали на якоря, чтобы выждать ветер и затем повернуть на полдень, в горло моря Ган-Вик — Белого моря, к берегам Биармии — страны звероловов, лесных людей.