НА ТОРГЕ
Торг с нурманнами являл собой зрелище любопытное и редкое в этих местах. Неподалеку от стоянки драккаров, на берегу, на большой луговине, открытой всем ветрам и солнцу, были устроены на вбитых в землю кольях длинные прилавки. На них нурманны разложили товары, небольшие весы с чашечками из тонкой бронзы, чтобы взвешивать серебро и золото.
К берегу приткнулись лодки викингов. В лодках сидели вооруженные скандинавы, готовые выйти на берег по первому зову ярлов.
Дни стояли погожие, ясные, и товары, разложенные на прилавках, и цветные плащи викингов, и праздничные наряды биармов — все выглядело пестро и красочно.
Внизу, на небольшом отдалении от берега, на реке стояли на якорях корабли викингов, легкие, изящные, с форштевнями, увенчанными резными золочеными фигурами.
Давно берега Вины не видели такого смешения красок, такого обилия людей и товаров.
Первым явился на торг купец Рутан. Едва викинги успели разложить свои товары и приготовить сундучки с деньгами, как он, подобно ежу, выкатился из леса и, отдуваясь и пыхтя, приблизился маленькими шажками к прилавку. Двое мужчин несли за ним объемистые мешки. Окинув наметанным взглядом торг, Рутан определил, что главный купец тут — пузатый чернобородый викинг в плаще цвета крови, с золотой пряжкой на груди, Туре Хунд — и направился к нему. Вскоре подошел и Сантери, которому отводилась роль переводчика, Толстое узкоглазое лицо виночерпия, гладкое и безусое, как у евнуха, выражало готовность и угодливость.
Рутан подошел к прилавку и, приложив руку к сердцу, поклонился Хунду, затем отвесил поклон Карле и Гунстейну, стоявшим в двух шагах от Туре. Братья были в одинаковых голубых плащах и красных куртках.
— Рад видеть знатного купца из-за моря! — сказал Рутан.
— Рад видеть знатного купца с берега! — отозвался Хунд.
Сантери переводил разговор, познакомил купцов.
— Что хочет купить викинг Хунд? — осведомился Рутан.
— А что хочет продать Рутан? — улыбнулся Туре в ответ.
По знаку Рутана к его ногам мужчина положил мешок.
— Развяжи! — приказал купец.
Биарм быстро развязал мешок. Рутан запустил в него руку и, не сводя глаз с ярла, выбросил на прилавок несколько беличьих шкурок.
Туре Хунд усмехнулся, взял одну из шкурок и небрежно потряс ею в воздухе.
— Товар не по знатному купцу! Я бы на твоем месте выбросил на прилавок бобров и соболей.
Рутан сокрушенно закивал головой, затряс нечесаными, спутанными волосами и зацокал языком.
— Це-це-це… Нынешние годы неудачливы для охотников. Бобры ушли на новые места. Черные соболя убежали далеко в тайгу. Корму мало. А тех, что остались, выловили волки. Смотри, викинг, какой мягкий мех! Хорошее одеяло можешь сшить своей жене! А если у тебя не одна жена — всем хватит того, что в моих двух мешках. А не хватит, еще принесу!
Карле и Гунстейн переглянулись, догадавшись, что Рутан хитрит.
Но торг есть торг. Туре Хунд взял шкурку, вывернул ее наизнанку, осмотрел мездру, помял шкурку в своих толстых сильных пальцах и положил на прилавок.
— Сколько у тебя таких шкурок?
— В одном мешке полсотни, в другом полсотни, — ответил Рутан.
— Что ты хочешь за сотню белок?
— А что ты можешь дать за них? — прищурился Рутан.
— Шесть локтей красного сукна.
— Показывай сукно.
Туре Хунд склонился к большому кожаному кулю, лежавшему у его ног на траве, пошарил в нем и выложил тонкое сукно вишнево-красного цвета. Рутан схватил отрез и стал его смотреть. Толстые, коричневые то ли от загара, то ли от грязи пальцы его быстро пробежали по кромке товара, стали ощупывать сукно, поглаживать его против ворса. Рутан посмотрел сукно на солнце, попробовал его прочность и с недовольным видом отпихнул от себя.
— Плохое сукно. На солнце просвечивает, как паутина. Такого сукна за мой товар надо двадцать локтей!
— Это сукно плохое? — изумленно воскликнул Хунд. — Это самый лучший товар! Что ты понимаешь в сукнах!
Он взял отрез и хотел было сунуть его обратно в куль, но Рутан удержал его.
— Пятнадцать локтей!
— Семь.
— Двенадцать!
— Восемь!
Сантери едва успевал переводить.
— Одиннадцать, — говорил Рутан.
— Девять, — прибавил Хунд.
— Ладно. Десять.
— Давай шкурки!
Рутан снова пощупал сукно, опять скорчил недовольную гримасу, но махнул рукой.
— Пусть будет по-твоему. Только из уважения к гостю я отдаю шкурки дешевле.
— Я ценю твое уважение, — отозвался Хунд и, взяв с прилавка дубовую мерку, показал ее купцу, чтобы тот убедился, что мерка сделана без обмана. Затем ловко, будто торговал всю жизнь, отмерил и отрезал острым как бритва ножом десять локтей. Рутан принял отрез и передал ее биарму не глядя.
Он поднял руку, и тотчас из леса вышли еще двое мужчин, тоже с двумя мешками. На этот раз в одном мешке оказались шкурки горностая, в другом бобровые. Глаза Хунда при виде такого товара загорелись. Он взял бобровую шкурку, потряс ею в воздухе, любуясь шерстью, положил на руку, пригладил ворс, провел рукой против шерсти, подул на мех, чтобы видеть подшерсток. Затем он вывернул шкурку и осмотрел мездру. Шкурка была выделана отлично, но Туре Хунд, боясь ошибиться в оценке, слегка прикусил зубами мездру, чтобы определить вкус. О, он был опытен в таких делах! Руки ярла не только умели держать в руках меч и одним поворотом его делать Красного орла![43] Они знавали дела и потоньше.
Осмотр бобровых шкурок удовлетворил Хунда. Все они были выложены на прилавок. Карле и Гунстейн, заинтересованные сделкой, подошли и тоже стали смотреть шкурки, втайне завидуя Хунду.
Этот товар покупался на деньги. За тридцать бобров Туре Хунд предложил пять марок серебра[44]. Рутан требовал десять. Сошлись на восьми марках, и Туре, отвесив серебро, довольный, пожал руку купца. Орвар стал прятать меха в мешки Хунда, еще раз внимательно просматривая их.
— Неси мне черных соболей! — сказал Туре Хунд.
— Всему свое время, — уклончиво ответил Рутан и, распрощавшись, ушел.
Туре Хунд, видя недовольные лица братьев, которым еще не удалось ничего купить, стал успокаивать их:
— Не вешай носа, Карле! Товары придут к тебе ногами биармов! Торг еще только начинается.
— Подождем, — отозвался викинг и стал смотреть на лес, откуда должны были появиться продавцы.
Орвар, покидав мешки с мехами в лодку, отплыл на драккар. Туре Хунд стоял у прилавка в выжидательной позе.
С драккаров на торг стали прибывать и другие викинги. У кого товаров не было, а были деньги, те шли налегке, пряча кошельки под куртками. Кто имел барахлишко, те несли кожаные мешки. Прибывшие располагались на свободных местах за прилавком.
Из леса, осмелев, стали выходить охотники с мешками на плечах, и к полудню на торге стало людно. Быстрая речь биармов мешалась с нурманнской, звенело серебро, из мешков на прилавок выкладывались меха. Викинги предлагали свои товары — ожерелья из медных, бронзовых и серебряных монет, бусы, браслеты из серебра и меди, амулеты и другие безделушки и украшения, сало и масло, очень ценимые биармами.
Биармы несли меха соболей, куниц, белок, песцов, выделанные и невыделанные сырые шкурки и отливающие белизной клыки моржей. Один из жителей Ой-Ял принес на плече огромный и тяжелый, как железо, бивень мамонта, найденный им на берегу моря во льду.
Торг становился все оживленнее. Теперь уже и Карле с Гунстейном было чем поживиться, и они повеселели.
Следом за мужчинами-биармами пришли и женщины, вернувшиеся из охотничьих землянок. Их неудержимо влекла сутолока торга, глаза при таком невиданном богатстве и разнообразии товаров разбегались. Женщины не отставали от мужей ни на шаг, показывали им на сверкающие ожерелья, на крошечные серебряные зеркальца, на золоченые браслеты с головками диковинных птиц и зверей.
Под вечер снова явился Рутан, неся на этот раз небольшой мешок. Рядом семенил Сантери. Рутан сказал Хунду:
— Знатный викинг просил принести черных соболей. Я исполнил его желание!
— Выкладывай соболей, — весело сказал Туре.
Рутан запустил в мешок руку и нарочито медленно и бережно положил на прилавок черного соболя.
Туре привычно взял шкурку, встряхнул ее, любуясь переливами шерсти, и опять повторил процедуру осмотра: помял в руках нежнейший шелковистый мех, который тотчас расправлялся как живой.
— Сколько ты хочешь за него? — спросил Туре.
— А сколько даст викинг?
Туре знаком подозвал к себе Карле.
— Как ты думаешь, Карле, сколько стоит такой соболь?
— Не больше эйрира золотом, — отозвался Карле, осмотрев соболя. — Мех поврежден. Видишь около шейки порез? Неаккуратно снимали шкурку!
Сантери шепнул это Рутану.
— Где порез? Какой порез? Ты лжешь! — воскликнул Рутан и, схватив шкурку, стал рассматривать ее. Шкурка и в самом деле была повреждена. По мездре неаккуратный охотник слегка чиркнул ножом. — Ну, это совсем немного. Это не должно делать соболя дешевле. Остальные шкурки все как на подбор! У меня плохого товара не бывает.
— Шкурка стоит меньше эйрира, — заключил Хунд. — Пятьдесят пеннингов ей цена. Остальные пойдут по эйриру.
— Э, не-ет! — протянул купец. — Дешево хочешь купить! Черный соболь раньше ходил на торге по три эйрира золотом!
— Времена меняются. Теперь соболи стали дешевле… Ладно, пусть он стоит эйрир, — сказал Хунд.
— Два эйрира! — крикнул купец, выставив для большей убедительности два пальца.
Торговцев со всех сторон обступили любопытные. Биармы, подталкивая друг друга и перешептываясь, смотрели, что будет дальше. От того, какую цену установит Рутан, зависели их успехи в торговле. Викинги, не сходя с мест за прилавком, тоже прислушивались, как торгуются Хунд и купец-биарм.
Туре Хунд настаивал на эйрире, Рутан стал прятать шкурку обратно в мешок. Такой оборот сделки ему не нравился.
— Пускай полежит. Найдется покупатель, — решительно сказал купец.
Туре Хунд переглянулся с Карле. Карле кивнул. Они без слов поняли друг друга: два эйрира за черного соболя — самая подходящая цена. Такие меха — большая редкость. Шкурка черного соболя в Норвегии стоила вдвое дороже. Шубы и душегрейки из такого меха были на плечах только самых знатных женщин. Парадная мантия конунга[45] была сшита из собольих шкурок, и он этим очень гордился.
— Два эйрира. Пусть по-твоему! — согласился Хунд. — Сколько у тебя таких соболей?
— Двадцать.
— Вытряхивай. Будем смотреть.
Каждую шкурку Хунд и Карле осматривали долго. Рутан стоял в напряженной позе, глаза его так и бегали: следили, чтобы ни одна шкурка не пропала. Наконец, осмотрев все, Туре сказал:
— Десять соболей покупаю я. Остальных можешь взять ты, Карле.
Карле с радостью принял предложение Хунда и крикнул брату:
— Приготовь двадцать эйриров. Черные соболя наши!
Из рук в руки ярлы передали деньги купцу. Он спрятал золото в кошелек и, недолго потолкавшись на торге, ушел домой.
Ярлы, довольные покупкой, сложили соболей в мешки. Слуги отвезли их на корабли.
Торг продолжался до сумерек. А когда на берегу стало темно, прилавки опустели. Викинги отплыли на корабли, а биармы вернулись в Ой-Ял. На поляне одиноко горел костер из толстых смолистых дров. Неподалеку от него торчал высокий шест со шкуркой белого песца на верхушке. И костер и шест обозначали место торга, чтобы лесные люди, приехавшие из дальних селений и стойбищ, знали, где можно продать свои товары.
На драккарах горели слюдяные фонари. Запрятав купленные меха в носовой отсек под надежный запор, Туре Хунд поехал на драккар Карле, чтобы отметить удачное начало торга кубком дорогого валлийского вина.