Убийство города

Как Тель-Авив был воплощением еврейской национальной мечты в физической, архитектурной форме, так Яффа сделалась воплощением палестинской идеи. Именно по этой причине многие евреи (не только в Тель-Авиве, но и вообще в стране) стали смотреть на независимый и автономный статус Яффы как на нечто недопустимое. Для личностей вроде лидера военизированной группировки «Эцель» Менахема Бегина Яффа была не только помехой, которая в дальнейшем могла поставить под угрозу само существование еврейского государства, но также возможным арабским плацдармом и береговой базой для нападения на Тель-Авив и еврейское поселение.

По решению ООН от 29 ноября 1947 года, согласно которому страна была поделена между евреями и арабами, Яффе предоставлялся особый статус независимого палестинского анклава на территории будущего еврейского государства. Но всего лишь пять месяцев спустя, 25 апреля 1947 года, Яффа была атакована, и к моменту капитуляции (это произошло 13 мая) город оказался сильно разрушен.

В период между этим постановлением ООН и провозглашением Государства Израиль 15 мая 1948 года в стране полыхала гражданская война: еврейские организованные и иррегулярные вооруженные формирования сражались с гражданским населением. Что касается Яффы, то, как отмечает историк Бенни Моррис, в «Хагане» в то время многие считали, что для Тель-Авива Яффа не представляет серьезной стратегической угрозы – это был город с большим числом невооруженных жителей, к тому же окруженный еврейскими поселениями[155]. Однако «Эцель» и «Лехи» думали иначе. Может, потому, что стиль нападения «Эцель» больше подходил для крупных городов, или потому, что Тель-Авив был любимой родиной Бегина (сделавшись премьер-министром, он отказался от официальной резиденции в Иерусалиме и остался жить в своем скромном доме в Тель-Авиве), но, так или иначе, Яффа превратилась в поле боя.

Насилие началось 2 декабря 1947 года и привело к массовому отъезду из города представителей среднего класса социальных верхов. С их исходом прекратилась работа общественных и муниципальных служб Яффы, деловая жизнь города замерла[156]. Осада была не полной: еврейские фермеры, выращивающие цитрусовые, настаивали на том, чтобы порт оставался открытым для экспорта их продукции, – однако кольцо вокруг Яффы смыкалось[157].

Согласно еврейским и палестинским свидетельствам, во время этих операций применялась различная тактика устрашения: от бочковых бомб[158] и снайперов, держащих под прицелом входы в популярные кафе, до взрыва 4 января 1948 года новой серайи – здания яффской городской администрации, построенного еще османами[159].

Обретая с каждой новой атакой все больше уверенности, верхушка «Эцель» решила не ждать, пока британцы упакуют чемоданы и покинут Израиль (это должно было произойти 14 мая 1948 года). Поэтому 25 апреля «Эцель» предприняла полномасштабную операцию против Яффы. Атака началась с минометного огня, не прекращавшегося до тех пор, пока арабская столица не пала. Согласно свидетельствам палестинцев, огонь сочетался с радиопередачами на арабском: «Эцель» угрожала гражданскому населению, что их ждет участь жителей деревни Дейр-Ясин под Иерусалимом, где за несколько дней до этого, 9 апреля, бойцы «Эцель» и «Лехи» вырезали поголовно все население[160]. Параллельно «Хагана» провела операцию «Шамец» в деревнях вокруг Яффы. Салама, Хирия и Язур пали до начала мая, а Федья и Шейх-Мунис вынуждены были сдаться еще раньше – Яффа оказалась отрезанной от своих внутренних районов. В общей сложности из арабских деревень бежали около 40 тысяч жителей, многие из них вслед за яффскими беженцами направились в Ливан или Иорданию[161]. Однако на этом, последнем этапе боевых действий из-за усилившейся изоляции Яффы оставался только один вариант побега – по морю. Городской порт прекратил отгрузку апельсинов, люди осаждали судна, плывущие на север, в Бейрут, либо на юг, в Газу. Несмотря на все усилия британцев облегчить этот переезд, в порту царила паника, многие погибли в отчаянной попытке спастись – тонули, падая с переполненных кораблей или пытаясь вплавь до них добраться. Сколько раз фраза «сбросьте их в море» звучала применительно к арабо-израильскому конфликту, но это, вероятно, был единственный случай в его истории, когда она буквально соответствовала действительности.

Ил. 54. План раздела территорий между еврейским и арабским государствами («Приложение А» к резолюции ООН № 181). В «Приложении B» показаны примерные разделительные границы в районе Иерусалима. Можно было бы ожидать, что в «Приложении С» будет продемонстриро ван раздел территорий в районе Яффы и Тель-Авива, однако единственное упоминание о нем содержится лишь в самом тексте, в части, посвященной арабскому государству: «Терри тория арабского “анклава” состоит из той части распланированного участка Яффы, который находится к западу от еврейских кварталов, лежащих к югу от Тель-Авива, к западу от продолжения улицы Герцля до пересечения ее с дорогой из Яффы в Иерусалим [в настоящее время дорогой Кибуц-Галуйот. – Ш. Р.], к юго-западу от той части этой дороги, которая находится к юго-востоку от этого пересечения, к западу от земель Микве-Исраэль, в северо-западном углу земель местного совета Холона, в северо-восточном углу района местного совета Бат-Ям. Вопрос о квартале Картон должен быть разрешен разграничительной комиссией, учитывая, наряду с другими соображениями, желательность включения возможно наименьшего числа арабов и возможно наибольшего числа евреев в состав населения еврейского государства».

Ил. 55. Открытка с изображением новой серайи. Из книги «Яффа в зеркале дней», изданной бывшим генералом Рехавамом Зеэви, ставшим позднее политиком правого толка.

Люди, толпившиеся в порту, спасались не только от бомб «Эцель» – они бежали от жестоких боев, бушевавших на улицах Яффы. Здесь командир «Эцель» Амихай Фаглин (Гиди) предпринял выдающуюся, даже по современным меркам, операцию в области городских сражений[162]. Развивая (а точнее, воскрешая) тактику, когда бойцы перемещаются от дома к дому под прикрытием фасадов, он применил ее в условиях традиционной городской застройки с преобладанием сплошных кварталов. Подобная тактика «мышиной норы» упоминалась до этого в двух источниках. Первый – «Война улиц и домов» (La guerre des rues et des maisons), книга, написанная за сто лет до этих событий маршалом Бюжо, военным деятелем, принимавшем участие в завоевании Марокко и Алжира[163]. Бюжо советовал использовать воинские подразделения вместе с инженерными, чтобы обходить открытые места, которые могут быть забаррикадированы или небезопасны из-за горящих зданий. Он считал, что нужно создавать альтернативное направление для вовлечения врага в бой – рыть траншеи от здания к зданию, перемещаться из помещения в помещение внутри самих строений и таким образом брать улицы с флангов. Десять лет спустя эта же тактика была описана Луи Огюстом Бланки в «Инструкции к вооруженному восстанию»[164] (Instructions pour une prise d’armes). Бланки, великий французский бунтарь XIX века, не мог быть знаком с книгой Бюжо – она не была опубликована, а кроме того, в 1848 году Бланки сидел в тюрьме, где и провел впоследствии б?льшую часть жизни. Тем не менее Бланки подробно описывает ту же тактику «мышиной норы», что и Бюжо, только подчеркивает при этом важность баррикад, преграждающих путь противнику[165].

Хотя неясно, был ли знаком Фаглин с этими двумя рукописями, он осуществил на практике основные идеи их авторов и впервые использовал «мышиные норы» в военной операции. Беньямин Ранкл рассказывает, как Фаглин прорубил внутри домов Маншии два параллельных «наземных туннеля», по которым смог обойти арабские посты и добраться до окраин района. К тому же Фаглин использовал психологический эффект – его бойцы находились одновременно с двух сторон, сея панику среди арабских жителей и бойцов сопротивления, зажатых в середине. А еще, по словам Хаима Лазара, Фаглин применял примерно ту же тактику, о которой говорил Бланки: он перегораживал основные пути передвижения мешками с песком и строительным мусором от разрушенных зданий[166].

Ил. 56. Как пройти сквозь стены: рисунок, показывающий сочетание баррикад и «мышиных нор». Из «Инструкции к вооруженному восстанию» Луи Огюста Бланки.

В начале XXI века Армия обороны Израиля применяла похожие методы на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа. Приемы Бюжо, Бланки и Фаглина были заново переосмыслены в контексте современных боев в городских условиях, и тактика «мышиных нор» превратилась в «червя» XXI века. В фильме «Война в городе» Надава Хареля и Эйяля Вайцмана генерал-майор Авив Кохави, командующий 98-й воздушно-десантной дивизией, подробно рассказывает о своей версии этой методики, вспоминая прием, который он применил во время штурма лагеря беженцев Балата в Наблусе в апреле 2002 года.

«Назначение территории отныне для нас не имеет значения, бессмысленно заявлять “я завоевал”. ‹…› действительность и пространство можно трактовать по-разному. Мы больше не хотим приспосабливаться к переулкам, улицам или городу. Не хотим подчиняться тем трактовкам, какие для них придумали архитекторы или градостроители, мы будем трактовать пространство так, как это удобно нам: если переулок – это место, по которому обычно ходят, мы запретим по нему ходить и сделаем так, чтобы никто не мог проникнуть через дверь или окно. ‹…› Мы будем трактовать городское пространство совершенно по-новому. Вот почему мы выбрали метод прохождения сквозь стены – как червь прогрызает себе ход и оказывается всякий раз в новом месте. Идея проходить сквозь стены, возможно, и не нова, но мы первые использовали эту тактику, микро-тактику, и превратили ее в метод. ‹…› Это позволяет переосмыслить пространство. И этому мы учим наших солдат: никаких перемещений по переулкам, улицам, крышам. Только сквозь стены. ‹…› Реальность – это трактовка двоих: того, кто нападает, и того, кто защищается. Вы спросите: разве такое возможно, ведь дом – это дом, а переулок – это переулок? Но я отвечу: ничего подобного, это всего-навсего трактовка»[167].

Новая, навязанная география Кохави делает городское пространство и существующий порядок не важными, точно так же, как мы обычно говорим: это для нас не имеет значения. В военном плане это позволяет нападающему избежать опасностей и не попасться в ловушки, расставленные противником: он просто создает альтернативные маршруты на альтернативной карте. С другой стороны, для защищающегося это отменяет основные принципы организации городской среды: разделение между частным и общественным пространством. В этом смысле новая география города превращает существующую (и в этом есть некая скрытая ирония) в фантом – иллюзию, маскировку, трюк, фокус, инсталляцию. И Фаглину, и Кохави было важно, чтобы их враги по-прежнему думали, будто дом – это дом, переулок – это переулок, а город – это город, оба прекрасно понимали, что как только их призрачный город изобретен, только он и будет имеет значение.

Поскольку во втором этапе сражений участвовали британцы, мандат которых еще не истек, битва за Маншию проходила в иных условиях. В конечном счете впервые за время израильской Войны за независимость бойцам «Эцель» противостояла настоящая военная сила. И на этот раз они снова вышли победителями, как и тогда, когда изгнали палестинцев из Яффы, благодаря умению Фаглина переосмыслять городскую реальность. На первом этапе битвы пространство Маншии было перепланировано и очищено от содержимого – а во время второго штурма британских позиций район сам превратился в орудие убийства. Будучи специалистом по взрывотехнике и прекрасно зная хитроумную сеть улиц, Фаглин заложил взрывчатку по всему городу – в переулках, на оживленных улицах, в ветхих зданиях – и, дождавшись, когда британские танки войдут на территорию района, устроил серию взрывов. Таким образом он сделал из города баррикаду, блокировав основные перекрестки и изменив фронт сражения в соответствии с силами и ресурсами «Эцель».

В ходе покорения Яффы Фаглин воспользовался пластичностью городской формы и ограниченностью сил противника. Прекрасно понимая, что большинству британцев битва за Яффу не очень-то и нужна (они знали, что все равно скоро оставят Палестину, а после их ухода сионисты почти наверняка установят над ней контроль), командир решился на драматичную развязку. В ходе переговоров с британцами он устроил пресс-конференцию, одновременно отдав приказ взорвать в Маншии полицейский участок, находившийся под контролем британцев до срока истечения мандата. Эхо взрыва прокатилось по Яффе, вынудив британскую армию последовать примеру жителей города и эвакуироваться как можно скорее. И 13 мая 1948 года они так и сделали.

В этот день, вслед за британской эвакуацией, члены яффского Арабского чрезвычайного комитета Ахмед Абу-Лабан, Салах Назар, Амин Андреус и Ахмед Абдул Рахим подписали акт о капитуляции[168]. В городе осталось всего несколько тысяч жителей[169]. А по некоторым данным, и того меньше – около 2500 человек, причем в основном это были беженцы из близлежащих деревень, Саламы и Язура. В своей книге «Покорение Яффо»[170] Хаим Лазар пишет, что, согласно первой переписи населения, в Яффе нееврейское население составляло 3665 человек, из них 2047 мусульман, 1340 христиан и еще сколько-то христиан неарабского происхождения, включая священнослужителей. Моррис вспоминает, что 18 мая Бен-Гурион посетил Яффу и записал: «Не понимаю, как жители Яффы могли оставить этот город?»[171]

Покорение Яффы – уникальный случай в истории войны 1948 года. Он отличается от захвата других арабских городов и деревень, поскольку «невеста моря» имела особый статус, утвержденный планом ООН по разделу Палестины от 1947 года. Помимо военного поражения города и гуманитарной катастрофы, покорение Яффы в первую очередь было нарушением международной договоренности.

Ил. 57. Как проходить сквозь стены: план наступления группировки «Эцель» в битве за Маншию. Из книги Хаима Лазара «Покорение Яффо».

Сдача города 13 мая 1948 года, за два дня до провозглашения Государства Израиль, имеет политическое значение, поскольку доказывает, что Израиль (или сионисты, которые вскоре будут его представлять) нарушил соглашение, принятое ООН. Этот факт никак не согласуется с официальной государственной риторикой Израиля, возлагающего вину за развязывание Войны за независимость на арабские страны, которые не согласились с решением ООН и напали на вновь провозглашенное государство. Действительно, армии соседних арабских стран атаковали Государство Израиль после декларации Бен-Гуриона, спору нет, но к этому моменту сионистские силы уже завершали войну с палестинцами, местное арабское население было изгнано, а слабые попытки сопротивления подавлены еще до ухода британцев, не говоря уж о том, что все это случилось еще до обращения к миру нового израильского премьер-министра. В Декларации независимости Бен-Гурион сказал:

«ПРИЗЫВАЕМ сынов арабского народа, живущих в Государстве Израиль, – даже в эти дни кровавой агрессии, развязанной против нас много месяцев тому назад, – блюсти мир и участвовать в строительстве государства на основе полного гражданского равноправия и соответствующего представительства во всех его учреждениях, временных и постоянных».

Тем временем всего за несколько улиц от бульвара Ротшильда, где зачитывалась декларация об образовании Государства Израиль, лежали в руинах Яффа и ее предместья, растоптанные и изувеченные. Здесь уже вовсю хозяйничали мародеры[172]. Случаи мародерства отмечались во всей области, известной сегодня как Гуш-Дан (официальный конгломерат Тель-Авива, от Нетании на севере до Ашдода на юге) и во всех «смешанных» городах – Хайфе, Акре и Рамле.

Практически полное исчезновение палестинской общины Яффы (а это почти 97 % населения) было так же пугающе, как физическое уничтожение города. По свидетельству палестинцев, во время бомбардировок «Эцель» гостиницы превратились в больницы. Неясно, однако, как эвакуировали раненых во время массового бегства из Яффы, когда многие жители пытались вплавь добраться до кораблей, стоявших на рейде у входа в гавань. До сих пор неизвестна судьба большинства жителей Яффы. По словам Хаима Лазара, в конце битвы за Маншию бойцы «Эцель» сложили штабелями десятки тел арабов на площадке рядом с пляжем для передачи Красному Кресту[173].

Оставшиеся в городе поднимали флаги разных государств в надежде, что их спасут. Литературное свидетельство о страшной участи защитников Яффы, сдавшихся в плен, находим в произведении Биньямина Таммуза «Соревнование по плаванию». Рассказчик, еврейский боец «Хаганы», возвращается в родной Тель-а-Риш, восточный пригород Яффы, и смотрит на дом с байяром, где в детстве он купался вместе с арабскими ребятишками. Во время боя был схвачен, а затем казнен арабский боец, один из бывших друзей рассказчика, однажды победивший его в состязаниях по плаванию. «Западный ветер нес с собой запахи Яффы, – пишет Таммуз, описывая акцию отмщения «Хаганы» в Тель-а-Рише. – Но затем подул ветер с другой стороны, из района Холон, и принес с собой запах белых домов»[174].