Смерти вопреки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Смерти вопреки

В журнале «История СССР», издававшемся Институтом истории Академии наук, в статье «Люди бессмертного подвига» сообщалось о героях-авиаторах, которые, подобно капитану Николаю Гастелло, направили свои поврежденные самолеты на танки, орудия и другую технику, на боевые позиции и живую силу противника. В числе их было названо имя Анвара Гатаулина. В октябре 1944 года его экипаж выполнял задание в Латвии по фотографированию переднего края обороны противника… В районе городов Добеле-Ауце самолет был подбит зенитным огнем. Объятую пламенем крылатую машину летчик направил в расположение артиллерийских батарей врага.

В августе 1945 года А. Гатаулину было присвоено (посмертно, как значилось в Указе Президиума Верховного Совета СССР) звание Героя Советского Союза. Но герой остался жив. Бензобаки самолета взорвались раньше, чем машина достигла земли, пилота выбросило из кабины.

«…Как свидетельствуют документы, два члена геройского экипажа — летчики П. Хрусталев и Д. Никулин — погибли. На братском кладбище в городе Добеле установлен памятник Героям Советского Союза П. Хрусталеву и Д. Никулину Мы чтим память тех, кто освобождал Латвию от фашистских захватчиков, и рады принять у себя дорогого гостя Анвара Гатаулина», — сообщали в письме на родину героя городские власти.

В октябре 1944 года экипажи гвардейцев воздушной разведки 99-го Забайкальского авиаполка 15-й воздушной армии совершали полеты к Риге.

Командир экипажа Анвар Гатаулин получил новую, только что пригнанную с завода машину. В самолете еще не выветрился запах свежей краски. На боевое задание вылетел он со штурманом Павлом Хрусталевым. Предстояло сфотографировать Рижский порт. Их обстреляли зенитки кораблей и береговой обороны. Дважды пытались атаковать «мессеры». Вернулись без особых повреждений, разведсведения оказались ценными.

Следующий полет был еще более рискованным, командир полка решил заменить стрелка-радиста и отправил с ними вместо Надежды Журкиной начальника связи эскадрильи старшего лейтенанта Дмитрия Никулина. Надежду старались беречь. Герой Советского Союза Дмитрий Егорович Никулин был старше Анвара на 10 лет, до службы армейской работал колхозным бухгалтером. Его иногда и в полку шутки ради звали «бухгалтером».

Передовая на участке между латвийскими городами Добеле — Ауце встретила их плотным заградительным огнем. В работу немецких зенитчиков не вмешивалась наша наземная артиллерия: чтобы аэрофотоснимки были четкими, наземному командованию был отдан приказ на время прекратить артиллерийский огонь. Истребителей прикрытия им не выделили.

— Анвар! Первый заход начинаем, как условились. Разворот! — подал команду штурман Павел Хрусталев.

— Та-ак, хорошо. Еще чуток доверни влево. На боевом! Включаю фотоаппараты, — докладывает Хрусталев. — Дима, отстукивай: четырнадцать сорок три, приступил к выполнению задания.

— Передаю.

А самолет уже летит в сплошных разрывах зенитных снарядов, его швыряет из стороны в сторону. Расстояние между Добеле и Ауце почти сорок километров. «Пешка» пролетает их за 12–13 минут. Первыми двумя заходами приказано сфотографировать расположение своих войск, остальными четырьмя — оборону неприятеля. В общей сложности им отпущено на эти шесть заходов расчетного времени час двадцать минут. Риск огромен.

Яркая вспышка! Снаряд разорвался, казалось, у самого борта. Загудело в ушах, и Анвару показалось, что самолет словно столкнулся с чем-то в воздухе и начал переворачиваться вверх колесами. Штурвал вырвался из его рук. Анвар поймал его, с силой потянул на себя. Взглянув на левое крыло, он увидел там вместо мотора зловещий провал, в котором вибрируют, трепыхаются под напором тугой струи воздуха обрывки электропроводки, да за крылом стелется туманной полосой распыляемый бензин.

— Ребята, меня сильно ранило, — прохрипел в наушниках слабеющий голос Никулина.

— Потерпи, Дима, потерпи! Отработались мы, поворачиваем домой! — крикнул Анвар и скосил глаза на Хрусталева. Тот сидел побледневший. Анвар с трудом вывел самолет из хаотического падения, снова бросил взгляд на левую плоскость и увидел языки пламени. Он подал сектор газа до упора, и мотор взревел басовитой сиреной.

— Паша, что с тобой! — взглянул Анвар на Хрусталева.

— Разворачивай, горим! — отозвался тот, продолжая глядеть на приборную доску.

— Дима, как у тебя? — Ответа не было.

— Дима! Никулин! Потерпи, развернусь! До наших три километра!

Кабина быстро наполнялась дымом, по полу ползло к ногам жаркое пламя.

А самолет никак не разворачивался в нужном направлении, терял высоту, угрожая вот-вот свалиться в штопор.

Штурвал раскалился. Пламя мечется по кабине. В наушниках сплошной шум и треск. Жгучая боль вгрызается в руки и ноги Анвара.

— Дима, ты слышишь меня? Прыгай без промедления!

Но тот уже не мог ответить.

Анвар потянулся, ударил Павла по плечу.

— Паша, прыгай!

Штурман повернулся к правому борту, приподнялся и с силой рванул красную ручку аварийного сброса фонаря, толкнул его головой. Освежающая струя ветра ударила в лицо Анвару. Павел хлопнул его на прощание рукой по плечу, перевалился через край кабины и, объятый пламенем, исчез за бортом.

Анвар посмотрел вниз. Сердце пронзила боль. Хрусталев падал к земле огненным факелом.

— Теперь, очевидно, все! — выдохнул Анвар. Самолет падал, переворачиваясь с крыла на крыло.

Кажется, куда-то исчезла, притупилась боль в обожженных руках и ногах, почти не слышен рев мотора. Всем нутром он ощущает каждый метр падения к земле, и сердце, словно хронометр, отстукивает последние секунды. Он с силой потянул штурвал на себя, повернул его полубаранку влево и изо всех сил надавил правой ногой на педаль. Увидев впереди, на земле, враз выровнявшейся по горизонту, затянутые маскировочной сетью штабеля зеленых ящиков с артиллерийскими снарядами, он направил самолет к последней цели. Это произошло 10 сентября 1944 года близ города Добеле.

Перебинтованного, с трудом приходящего в сознание Анвара Гатаулина долго везли на автомашине. Наконец он увидел аэродром. Его ввели в блиндаж. За столом три немецких офицера. Они с нескрываемым интересом разглядывали пленного. Седой полковник кивнул лейтенанту-переводчику: начинайте допрос.

— Кто вы такой, для нас не секрет. Имеется препроводительный рапорт. Итак, «Десятого октября в двенадцать сорок три по Берлинскому времени со стороны неприятеля на высоте двух с половиной тысяч метров появился разведчик типа ПЕ-2. По нему был открыт интенсивный зенитный огонь. В тринадцать пятнадцать прямым попаданием снаряда он был подбит, загорелся и потерял управление.

На высоте пятьсот — шестьсот метров выбросился один из членов экипажа с парашютом. Он упал в расположение второго батальона и оказался мертвым. Документы и награды его прилагаются. Полетных карт при нем не обнаружено. На высоте сто пятьдесят — двести метров самолет-разведчик взорвался в квадрате семнадцать-шестнадцать, в шести километрах юго-западнее Добеле, вызвав пожар на складе боепитания. В момент взрыва самолета из него был выброшен второй член экипажа, который при падении пытался раскрыть парашют. Последний не успел наполниться воздухом, и человек упал на лес. Поисковая группа обнаружила его в бессознательном состоянии.

Купол парашюта и стропы запутались в ветвях дерева и тем воспрепятствовали удару о землю. Документов, наград и полетных карт при нем не обнаружено. После оказания первой медицинской помощи пленный направляется для допроса».

Анвар не шелохнулся.

— Как видите, ваше задание и ваша часть нам хорошо известны. Мы не будем требовать от вас шифры, коды, позывные, которые в настоящее время уже изменены. Нам необходимо знать, специально ли вы направили самолет на склад боеприпасов или это случилось от вас независимо?

Полковник, поглядывая на Анвара, что-то снова спросил у переводчика. Тот утвердительно кивнул головой. Указав на расположенные на столе ордена и полуобгоревшие документы, он сказал:

— Это награды и документы вашего штурмана старшего лейтенанта Хрусталева Павла Ивановича. А вы командир звена гвардии старший лейтенант Анвар Гатаулин!

Пленный вздрогнул.

— Вы, кажется, удивлены? Существует досье на ваш полк и его личный состав.

Переводчик подошел к тумбочке, достал бутылку с коньком, плеснул в стакан.

— Подбодритесь!

Анвар отрицательно мотнул головой.

— Господин полковник спрашивает, почему вы так упорно молчите? Напрасно! Мы знаем, вы родились в 1923 году на Урале, окончили в 1942 году в Омске военно-авиационное училище.

Анвар был потрясен осведомленностью немцев. Лица сидящих перед ним начали расплываться, как в тумане. Полковник сказал что-то переводчику, тот торопливо встал из-за стола, налил из бутылки полный стакан минеральной воды, подал ее Анвару:

— Пейте!.. Итак, что еще есть о вас в этом досье? Могу прочитать: «В самолетовождении достиг мастерства. Имеет сто восемь боевых вылетов, успешно провел пятнадцать воздушных боев». Вы не слушаете меня? Мы понимаем ваше состояние. Успокойтесь.

Потрясенный, ошеломленный, Анвар, как во сне, слушал переводчика.

— Следовательно, если ваш штурман Павел Хрусталев сгорел в воздухе, а вы сидите перед нами, значит, третьим членом экипажа был сержант Сергей Клименков?

Анвар, услышав это, понял, что о гибели Дмитрия Никулина, Героя Советского Союза, они не знают. Пусть будет так. Он утвердительно кивнул головой.

— Господин полковник желает перейти к деловому вопросу. Он считает вас доблестным летчиком и предлагает вам перейти на службу фюреру и великой Германии. В случае согласия вас немедленно отправят в госпиталь люфтваффе, затем месячный санаторий…

— Нет! Никогда! — Анвар отрицательно мотнул головой. — Я Родину не предаю!

— Не спешите с ответом. Подумайте, для большевиков вы уже изменник и навсегда потерянный человек. Они предают анафеме попавших в плен, вам это известно?

Анвар поднял глаза и твердо сказал:

— Переведите: Анвар Гатаулин не предаст Родину! Умру в концлагере.

…Тюрьма в окрестностях Риги, концлагерь в Любеке. Он боролся за то, чтобы выжить, вернуться к своим. Случилось так, что он уцелел и мог бы снова летать. В первый побег Анвара не взяли, он натужно кашлял, это могла услышать охрана. Анвар чуть не плакал, разрезая для товарищей два ряда колючей проволоки. Наутро побег обнаружили. Беглецов через несколько дней поймали. Второй побег он организовал сам. Устранили часового, замели следы, добирались до линии фронта.

Война закончилась для него на том роковом боевом вылете. В августе 1945 года Гатаулину стало известно, что Указом Президиума Верховного Совета СССР ему и Павлу Ивановичу Хрусталеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В полку его считали погибшим, но герой оказался жив. Он вернулся в строй, и радость друзей и товарищей была безграничной.

Через годы он приехал на братское кладбище в городе Добеле, к памятнику, установленному его боевым друзьям Павлу Хрусталеву и Дмитрию Никулину. Он поклонился праху тех, с кем шел на подвиг.