Глава 17. Развилка
Глава 17. Развилка
Проснувшись, Ральф долго с недоумением смотрел на выгоревшее полотно над головой. За время их путешествия он привык спать под открытым небом, и ему понадобилось время осознать, что теперь они в лагере Вернона. Чем закончилась вчерашняя попойка, Ральф не помнил, но было ясно, что он перебрал: болела голова и сильно хотелось пить.
— Проснулся?
Ральф приподнялся на локте и увидел Кронта, который на пороге щепкой счищал грязь с сапог.
— Есть… воды? — незнакомым хриплым голосом спросил Ральф.
Кронт бросил ему фляжку:
— Что-то ты бледноват, высокородный. Даже зеленоват, я б сказал.
— Да, как-то дурно… Я сильно напился вчера. Не помню даже, чем все закончилось. Надеюсь, я ничего про Вернона не сморозил?
— Не. Ты ж живым проснулся! А Вернону ты, кажется, понравился. И ребятам. Особенно после того, как выпил одним махом полбутылки на спор.
— Полбутылки? Самогона?
— Ага. Причем спокойно так, будто сок. Правда, потом выблевал все в костер.
— Какой кошмар!
Кронт засмеялся:
— Да ладно тебе. Главное — мы живы, и мы в банде. Дерьмо, я вчера был уверен, что Вернон тебя прирежет. Он, конечно, никогда высокородных не любил, но тогда у него прям руки чесались кишки тебе выпустить. Ты молодец, упираться не стал. Ничего, наплюешь на эту дурацкую клятву.
— Тогда меня выгонят из клана и из рода.
— Если узнают… Ну, нас еще и поединок ждет, забыл? Хотя, глупо из-за этого дурака Иеронима драться.
— Я обещал Велене.
— Да-а… Все эти форпостовцы такие мстительные… Впрочем, неважно. — Кронт придвинулся ближе и зашептал. — Слушай, а как твой нож? Еще спрятан?
Ральф ощупал сапоги — он спал не разуваясь:
— Да, здесь, — также тихо ответил он.
— Хорошо. Пусть там и будет.
Ральф, слегка пошатываясь, вышел из палатки. В лагере было тихо: многие еще отсыпались после вчерашнего. Парочка наемников суетилась у костра, кто-то пошел за дровами — из леса доносился звук мерных ударов топора.
Оглядевшись, Ральф побрел к озеру — туда вело множество узеньких тропинок, которые петляли между кочками, щуплыми деревцами и кустами можжевельника. Топкий берег был укреплен березовыми бревнами. Осторожно ступая по гати, Ральф подошел к кромке воды, присел на корточки. Озеро казалось сонным, оно не сразу отразило склонившегося к нему человека.
Ральф плеснул в лицо водой — она была рыжеватой, с частичками ила, но приятно холодной. Бинты на ладонях намокли, раны зажгло, но Ральф почувствовал себя взбодренным. "Надо будет перевязать", — подумал он и, кивнув на прощание Снежному, вернулся в лагерь.
Проходя мимо коновязи, он потрепал по холке своего вороного, который выглядел очень довольным — в его кормушку щедро насыпали овса.
— Ральф Коэн!
Вернон, улыбаясь, шел навстречу. Теперь он гораздо больше походил на благородного господина, чем вчера вечером: чуть влажные волосы были тщательно расчесаны, вместо старого одеяла с плеч свисал черный плащ дорогого сукна, грудь прикрывала искусно сплетенная кольчуга, а пояс сверкал серебром и аметистами. Ральф с раздражением подумал, что сам он выглядит оборванцем, которому самое место на паперти. Сюзерен легкой улыбкой приветствовал его и стал задумчиво гладить вороного, не торопясь начать разговор.
— Что вам угодно? — спросил Ральф, склонив голову — ему не хотелось, чтобы Вернон прочел в его глазах ненависть.
— Пока — ничего. Просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь после вчерашнего вечера.
— Неплохо, благодарю вас.
Вернон усмехнулся:
— Насколько я знаю, в Империи принято добавлять "мой господин", когда говоришь с сюзереном.
Ральф едва не зарычал, как злобный пес, но заставил себя сдержаться и спокойно сказал:
— Простите, мой господин, я ни в коем случае не хотел быть невежливым.
Вернон положил ему на плечо руку в кольчужной перчатке:
— Я всегда презирал традиции, Ральф. Традиции благородных кланов, — он фыркнул. — Самая бесполезная и глупая вещь! Можешь называть меня просто «Вернон», и на «ты». Ладно?
— Как скажешь.
— Вчера я был с тобой слишком резок. Ты уж извини. Я так хорошо спал, а меня подняли, я в таких случаях всегда раздражительным делаюсь.
— Я тебя понимаю, — чуть улыбнулся Ральф.
— Теперь я рад, что вчера все мирно закончилось — все-таки приятно пообщаться с умным образованным человеком. А как твои раны?
— Раны?
— На руках. Ты так вчера вцепился в этот меч… Впрочем, это хорошо и правильно, настоящий рыцарь не должен бояться боли и крови.
— Я… просто я задумался и не рассчитал… А раны должны скоро зажить… не раны, а царапины даже… я вот шел делать перевязку…
— А, ну тогда не стану тебя задерживать.
Вернон учтиво поклонился — так, будто он имел дело с равным по званию в столичном дворце, а не с собственным вассалом посреди дремучего леса. Ральф, абсолютно сбитый с толку внезапной переменой в поведении сюзерена, ответил на поклон и поплелся к палатке.
Не успел он отойти и пары шагов от коновязи, как дорогу ему преградил большой черный пес. Он не рычал, только стоял и внимательно смотрел на Ральфа умными темно-ореховыми глазами. Тщательно расчесанная шерсть была твердой, как проволока, высокие жилистые лапы выдавали неутомимого бегуна. "Помесь восточной пастушьей и имперской сторожевой", — подумал Ральф. Он протянул руку псу. Тот неторопливо обнюхал, тыкаясь мокрым носом, а потом отошел. Свернулся клубком на земле и заснул.
Кронт и Велена пили чай, обмениваясь угрюмыми взглядами, когда вернулся Ральф.
— Ну что, высокородный, уже можешь поесть? — весело спросил Кронт.
— Нет, есть я не хочу. А вот чаю выпил бы.
Ему плеснули теплого напитка из котелка, и Ральф с наслаждением вдохнул запах трав.
— Что вы заваривали? Так пахнет.
— Чабрец, — ответила Велена. — Вернон дал.
— Вернон?! Я только что говорил с ним. Он сказал, что вчера его из-за нас разбудили, потому он и обозлился. А сейчас изо всех сил старался показаться вежливым и дружелюбным.
— Ну, насколько я знаю, Вернон всегда был немного неуравновешенным, — задумчиво сказал Кронт. — Но если он пытался быть дружелюбным с тобой, высокородный… Тут только два варианта: или он задумал что-то мерзкое, или у него еще худшее похмелье, чем у тебя.
— Почему?
— Он ненавидит аристократов. Терпеть их не может. Думаю, он и в Дарос воевать поехал только из чувства противоречия — раз уж благородные господа решили, что им там делать нечего, значит там самое место для него.
— Но почему? Его что, обманули, предали?
— Ты что не знаешь? Не слышал этой истории? Все же говорили!
— Откуда я могу знать, что творится в каждой провинции! — фыркнул Ральф.
— Авендан провинция?! Тогда уж твой Коэн и вовсе глухое село!
— Ладно, рассказывай, если есть, что рассказать.
Кронт подсел к нему ближе и зашептал — потом и Велена подобралась к ним из своего угла.
— На самом деле, — говорил Кронт, — он незаконнорожденный выродок. Его отец однажды возвращался домой пьяный в дымину и не придумал ничего лучше, чем затащить в постель первую встретившуюся девку. Все бы ничего, но вышло так, что под руку ему попалась собственная сестра. Ладно, и такое случается — когда у верноновой мамаши стал намечаться живот, ее, конечно, стали отпаивать всякими взварами. Но плод травиться почему-то не желал. А может, его мать эти напитки тайком выливала. В общем, через девять месяцев она родила, и в тот же самый день младенец был объявлен демонским порождением. Ведь как жрецы Света говорят: от мерзости может родиться только мерзость, то бишь, от такой связи ребенок либо сразу мертвый, либо уродец с хвостом и перепонками. А поскольку маленький Вернон на вид совсем здоровый был, посчитали, что тут сам Архет расстарался, или еще какой демон.
— Бедный младенец, — пробормотала Велена.
— Ну, его-то как раз не тронули. А вот его мать благородные господа быстренько порешили. Я толком не знаю, что случилось, говорят, ее клан вызвал и казнил, тайно. А отцу записки стали слать, чтоб убил проклятого выродка. Вернонов папаша тоже не из самых сдержанных был, он пообещал надрать всем задницы и заперся в своем замке. И, когда однажды накурился дурман-травы, ему в голову пришла идея, как всех соклановцев поставить на место. Он вызвал из города судью с помощником, заставил составить завещание. И на следующий день выпустил себе кишки у городской стены. По слухам, при этом он дико ржал. Кстати, случилось это недалеко от ворот в долину, если мне память не изменяет, может, поэтому Вернон так сюда и рвался. В общем, когда соклановцы прочитали документ, с ними едва истерика не случилась. Там было слезное признание в том, что, дескать, младенчик был только инструментом и будущей жертвой, а демонские силы и проклятие достались его папаше. Помимо покаяния, было написано, что все имущество отходит Вернону, естественно, кроме личных вещей богохульного отца, которые, по традиции, принадлежат церкви. Ну, соклановцы и родственнички пробовали и так вертеть и этак, но ничего не добились. Младенца отволокли в храм — там, ему, конечно, ничего не сделалось, и им пришлось признать, что демонской крови в нем нет.
Кронт отпил чая и продолжил:
— Ну вот, будущего наследничка воспитывали какие-то тетки по материнской линии. Особой любви они к нему не питали, и, конечно, быстро объяснили, что он — мразь, демонский ублюдок. Им было бы очень на руку, если б Вернон вырос слабоумным психом, с таким-то всегда может неприятность случиться. Не знаю, делали они что-то специально, или у них так само собой выходило, но молодой Вернон был жутко нервным. Но идиотом он не стал… на беду родственничкам. Они начали помирать один за другим, причем, заметь, очень так аккуратно, тихо, без улик. А потом Вернону стукнуло двадцать лет, он вступил во владение наследством, набрал себе головорезов и зажил как хотел. Сказка со счастливым концом, а?
— Смотря для кого, — криво улыбнулся Ральф.
Он допил остывший чай и занялся ранами. Размотал грязные и мокрые бинты, налил на царапины немного хэнкова самогона и перевязал заново — для этого пришлось разодрать чистую льняную рубашку на длинные узкие полосы. История Вернона не шла у него из головы, теперь он даже немного сочувствовал сюзерену. Ральф, конечно, понимал, что одни детали просто выдуманы пересказчиками, а другие, наоборот, забыты, и всей правды, пожалуй, не знает даже сам Вернон.
Остаток дня изгнанники бесцельно прослонялись по лагерю, то и дело поглядывая на далекий остров. Им не терпелось разузнать о выходе из долины, но спрашивать Вернона было бы неосмотрительно. Ральф попытался разговорить наемников, но те упорно избегали всякого упоминания об острове, озерном храме, а уж тем более тайном ходе.
Кронт заявил, что все очень подозрительно, но перед обедом Вернон отозвал его в сторонку и вручил кожаный мешочек, объяснив, что это аванс. Новенькие имперские золотые сверкали ярче солнца, когда их пересчитывали в палатке. Кронт, поразмыслив, сказал, что Вернону, видимо, действительно нужны верные люди, вот он и старается.
Вечером изгнанники втроем играли в карты. В палатке было так тепло и уютно, что их долгое путешествие по долине стало казаться Ральфу тяжелым сном. Кронт неторопливо тасовал, время от времени прикладываясь к фляге — они играли без ставок, и он заявил, что намерен напиться, раз уж не может просадить аванс. Ральф почти отошел от последствий вчерашней попойки, в обед он поел жареного мяса, после немного вздремнул и сейчас чувствовал себя просто прекрасно. Ему было жаль видеть забившуюся в угол Велену — она мрачно смотрела перед собой, о чем-то размышляя. Ральф втянул ее в игру, надеясь, что это развеет девушку, но она оставалась все такой же задумчивой, пропускала взятки и забывала козырей.
— Велена! Тебе ходить! — Кронт чуть дотронулся до плеча девушки, она вздрогнула и выронила карты. — Да что с тобой?
— Ничего. Плохое предчувствие, вот и все, — тихо пробормотала она.
— Ха! Да у меня плохое предчувствие все это время, пока мы по долине шатаемся! Я уже к нему как к родному привык! — осклабился Кронт.
В этот момент в палатку ворвался Оскер, встрепанный, с красным от бега лицом.
— Собирайтесь! Быстро! — приказал он, тяжело дыша.
— Что случилось-то? — спросил Кронт.
— Разведчики доложили, что видели тварей в лесу. Мы все плывем на остров. Давайте, быстрей, нет времени на сбор шмоток!
Оскер вытолкал всех троих из палатки, даже не позволив взять мечи. В лагере царил хаос: наемники суетливо носились туда-сюда с оружием и ворохами одежды в руках, испуганно ржали лошади у коновязи, кто-то, ругаясь последними словами, заливал костры чаем из котелка.
— А наше оружие? — Ральф обрадовался, что хоть спрятанный нож при нем.
— Потом…
Оскера оборвал низкий протяжный вой.
— Дерьмо… — пробормотал Кронт.
— Ну, бегом к переправе! По этой тропе, ну!
Они побежали. В сумерках кусты можжевельника казались фигурами странных существ, а кривые ветки берез и осинок — когтистыми лапами. Усыпанная сосновыми иголками тропа вела вдоль озера, с которого ползли белые клочья тумана.
Ральф приостановился на миг, обернулся — за ними, изрядно отстав, бежали наемники. "Хорошо хоть мы не одни", — подумал он.
Справа завыли твари.
Несколько раз Ральф спотыкался о корни и падал, но страх заставлял вскакивать и бежать дальше, забыв о боли. Ноги скользили по гнилым иголкам, сердце колотилось, как бешеное, в боку кололо. Ветка березы хлестнула по лицу, чуть не выколов глаз. По лбу текла липкая струйка крови, Ральф вытирал ее ладонью на ходу.
— Переправа! — заорал Кронт.
Впереди у воды были видны огни факелов и суетливо копошащиеся люди. Тропа тут разветвлялась на две — одна вела прямо к озеру, другая забирала вправо.
Кронт, удвоив скорость, понесся к переправе, Ральф и Велена поспешили за ним.
Сначала ничего не изменилось, а потом воздух стал стремительно густеть. Огоньки впереди замерцали и потухли, по тропе потекло что-то черное. Ральф едва успел отпрыгнуть в сторону, как перед ним образовался темный поток. Молочно-белый туман струился над водой, поднимаясь все выше. Скоро изгнанников окутала влажная белесая мгла, такая плотная, что вытянутую руку не было видно.
Ральф чувствовал, как сапоги увязают в грязи, он попробовал шагнуть в сторону и тут же по колено провалился в болотную жижу. Кое-как высвободив ногу, он достал спрятанный нож — единственное оружие, которое у него было.
— Велена? Кронт?
Туман, словно вата, заглушил его крик.
В темноте что-то захлюпало, зачавкало, застонало человеческим голосом. Ральф сжимал в руке охотничий нож, понимая, что тот не защитит его от тварей из долины, если они сюда сунутся. Жутковатые завывания и всплески заставляли Ральфа вздрагивать, он едва удержался от желания безумно кинуться вперед, в туман и мрак.
Влажный воздух пах болотными травами и гнилью, у ног плескалась черная вода. Поначалу казалось, что стоит всего лишь дождаться утра, и лесной морок исчезнет, но скоро Ральф потерял счет времени и отчаялся. "Я могу тут и вечность простоять, и ничего не изменится", — хмуро подумал он. Шагнул чуть в сторону, осторожно нащупывая землю — она оказалась твердой, — прошел еще немного и остановился передохнуть. Впереди зашуршало, но быстро стихло. Ральф решил двигаться дальше, но не смог: его ноги уже выше щиколоток погрузились в болото. Он в панике рванулся, ухватился руками за какой-то сук, невидимый в тумане. Ноги оказались свободны, он радостно вскрикнул — тут ветка, за которую он держался, сломалась, Ральф тяжело рухнул вниз и по пояс провалился в трясину.