Показания журналиста Силенко

Показания журналиста Силенко

Молодой, с веселыми глазами, живым лицом и быстрыми жестами, украинский журналист Силенко, рассказал французскому правосудию о нравах советской печати. Но прежде, чем дать ему слово, председатель, опережая Нордманна, задал ему ставший обычным, вопрос:

— Почему вы бежали от красной армии?

Силенко: Да потому, что Сталин сказал, что все пленные — предатели. Французы, англичане, были в Германии, они вернулись к себе, их встретили чуть ли не как героев. Русским Красный Крест ни одной посылки не послал, русские у немцев дохли с голоду. А вернуться нельзя было — Сталин прямо так и заявил: нам пленные не нужны. Все они — трусы и изменники.

Силенко родился в 1921 году. Время коллективизации для него — время ареста его отца, выселение из родной хаты, блуждание в степи, в снегу.

— В те годы у нас в стране умерло 30 процентов населения. Трупы лежали до весны, на морозе. Колхозники пухли с голоду. А когда все кончилось, поставили на селе памятник Сталину.

Мэтр Гейцман: Расскажите суду о шпионстве в университетах.

Силенко красочно рассказывает, как не только в университетах, но в школах и пионерских отрядах процветает слежка товарищей друг за другом и особенно — детей за родителями. Затем он переходит к своей работе, как журналиста.

Он писал в харьковской газете «Электроэнергия».

Председатель: Что же вы там писали?

Силенко: Меня посылал редактор в цех. Я там записывал три-четыре фамилии рабочих, потом приходил и писал от имени этих рабочих рассказы об их счастливой жизни.

Председатель: Странная профессия!

Силенко: Эти рабочие потом читали подписанные их именами рассказы. Если они спрашивали: что это такое, им отвечали: а разве ты не счастлив? Мой товарищ писал за самого Алексея Стаханова. Комплект этой газеты за 1940 род имеется в Москве в библиотеке им. Ленина.

Мэтр Гейцман: Расскажите суду о немецко-советской дружбе.

Когда Силенко говорит о немцах, в голосе его начинает звучать страстная ненависть: видимо, он немало от них натерпелся.

До пакта с Гитлером население никаких симпатий к Германии не питало, но в Доме красной армии, в Кременчуге, начальство объяснило красноармейцам (среди которых был Силенко), что могущественная Германия теперь «наша союзница» и мы поставим англо-американскую буржуазию «на колени».

Адвокаты «Л. Ф.» опять начинают свои вопросы: когда, кем, куда именно был перевезен Силенко? Увезли его или он уехал?

Силенко: Увезли, в скотском вагоне. Поляки в Польше нам подали сквозь прутья хлеб… Я говорю о страдающем русском народе! Я на эшафот пойду за мой народ! Я говорю о России… Россия — не Политбюро…

Его молодой голос звенит. И когда он стихает, в этом зале, где его слушает столько людей — благожелателей и неблагожелателей — на минуту воцаряется странное молчание.

Председатель медленно переводит глаза на адвокатов:

— Нет больше вопросов?

Мэтр Нордманн бойким голосом объявляет, что прочтет сейчас статьи, которые, хоть не подписаны свидетелем, но он их, конечно, написал: следуют два отрывка из писаний «Матэн» и «Гренгуара», начала 30-х годов, о каннибальстве в России.

Мэтр Гейцман: Простите, но я совершенно не оценил вашего остроумия!

Публика шумно протестует.