Бледные проблески

Бледные проблески

Обо всех работниках родильного дома, с которыми Русову пришлось беседовать, нет смысла рассказывать. Но об Антонине Сергеевне нельзя умолчать.

Главный врач Галанина в городе пользуется широкой известностью. Многие женщины с нею знакомы лично, другие слышали о ней из уст соседок или подруг. Знал ее и Алексей, не раз видел. Красивая, даже очень, одета всегда элегантно. Слышал, что незамужняя, хотя ей за тридцать. Живет одна, в двухкомнатной квартире в центре.

Эти данные, пожалуй, больше должны интересовать запоздалого холостяка, нежели оперативного работника. Но Алексею нужны и они. На всякий случай.

Галанина явилась в горотдел по вызову со значительным опозданием. Высокая и стройная, она вошла в кабинет не спеша, с достоинством поздоровалась. Нежная белизна ее лица подчеркивалась пышными черными волосами, а греческий профиль, брови в разлет и живые карие глаза выдавали в ней южанку. Алексею казалось, что она заговорит обязательно с акцентом, но говор у нее оказался настоящий среднерусский, московский.

— Вы меня вызывали? — спросила она, свысока взглянув в сторону Русова. Потом присела на краешек стула, расстегнула чернобурку, небрежно сдвинула ее на плечи.

Про Веру Малинину рассказывала подробно, но как-то официально, словно писала характеристику для горздравотдела, и ее рассказ ничего нового не содержал.

— А что вы знаете про Лещеву?

При этом вопросе, как показалось Алексею, Антонина Сергеевна вздрогнула и даже побледнела. Она, очевидно, не ждала такого вопроса.

А может быть, Антонина Сергеевна и в самом деле почувствовала беспокойство, поскольку Лещева работала у нее, можно сказать, незаконно, не имея диплома.

— Как же вы приняли ее? Ведь она не имеет специального образования?

— Позвольте, у нее была справка, — поспешно ответила Антонина Сергеевна. — Справка, что она длительное время работала акушеркой, и характеристика из горздравотдела.

При этих словах, чтобы не усмехнуться, Алексей прикусил нижнюю губу. В деле находились материалы, из которых следовало, что Лещева Анна Ивановна немногим больше года назад освобождена из места заключения, где отбывала наказание за производство абортов, и приехала в Сыртагорск из заполярного города Воркуты.

Никаких данных об ее акушерском стаже не было. В свое время она окончила всего лишь шесть классов.

Алексей вспомнил прочитанный где-то забавный фельетон о фальшивой справочке и нечистых руках, но рассказать не решился. Да и рано еще так судить о Лещевой. Известно, что многие после отбытия наказания живут и трудятся честно. Между тем люди зачастую без всяких оснований думают о них с предвзятостью.

— Антонина Сергеевна, вы можете подробнее рассказать о ней что-нибудь? Как к работе относилась, к людям?

Галанина пожала плечами:

— Она была на хорошем счету, никаких замечаний. Уволилась по собственному желанию. Я, простите, и не знаю, что еще добавить.

— Ну а слабости у нее какие-нибудь были? Мне кто-то рассказывал, будто она что-то там нашептывала, колдовала. Может, сектантка какая-нибудь?

— Что вы, что вы! Какая сектантка! Это в медицинском-то учреждении?! Мы же все-таки взрослые. Стоит ли обращать внимание на всякие, извините, сплетни?

Может быть, ей и не стоит, а оперативному работнику приходится. И Русов всегда помнит об одной истине, что дым без огня бывает только при дымовой завесе.

Алексей извинился за причиненное беспокойство и сказал, что больше не задерживает. Антонина Сергеевна поднялась, с официальной учтивостью поклонилась. Но вдруг у самой двери обернулась:

— Неужели Анна Ивановна что-нибудь натворила?

— Нет, не натворила, — простодушно ответил Алексей, — она просто потерялась. Вы, может, знаете, где она? Или переписывается с кем-нибудь?

— Нет, нет. Что вы! Как уехала, так и все, — торопливо сказала Антонина Сергеевна и поспешно вышла.

«Вот как! — подумал Алексей. — А что же вас в таком случае тревожит?» — и пожалел, что так скоро окончилась эта беседа...

Нельзя умолчать, говоря о работниках роддома, и о Татьяне Николаевне Гарковской. Она — врач, председатель месткома, член партии. Полная, краснощекая, пышущая здоровьем, она вошла в кабинет стремительно и прямо спросила:

— Вы Русов? — Без приглашения присела к столу. — Ну что ж, допрашивайте.

Быстрым движением руки поправила взлохмаченную копну рыжеватых волос и устремила на Алексея большущие серые глаза с лукавой усмешкой.

Беседа с нею протекала непринужденно, Алексей просил ее охарактеризовать то одну, то другую сотрудницу роддома. Она делала это охотно, обрисовывая кратко и метко, с комическими деталями. На вопрос, почему Лещеву называли колдуньей, Гарковская вдруг рассмеялась:

— Какая она колдунья! Это бабы болтают! Если муж, к примеру, изменит, то, пожалуйста, к Анне Ивановне. Она подует, поплюет — и готово: муж до гроба будет верен.

— А с кем она была в близких отношениях?

— С кем?.. Сперва с Антониной Сергеевной. Запрутся, бывало, в кабинете и о чем-то шушукаются. И что у них за разговоры были? А потом она все больше с Малининой. Вера-то простенькая, разинет рот и слушает.

О взаимоотношениях главного врача с Лещевой Алексей слышит впервые. Какие общие интересы связывали интеллигентную Антонину Сергеевну с ее малограмотной подчиненной?

Русов не видел Лещеву, нет у него и фотографии, но, по рассказам опрошенных, он хорошо представляет ее внешность: высокая, статная, сорока трех лет, со скуластым лицом и большими черными глазами, с решительными движениями. О характере ее говорили разное: одни — властный, другие — мягкий, голос у Лещевой то твердый, то задушевный и вкрадчивый. Не исключено, конечно, что такая могла найти слабинку в душе одинокой женщины, хоть и главного врача. Может быть, об этом и не хотела сказать Антонина Сергеевна?

На исходе был третий день, а дело не подвигалось. Никто не знал, куда уехала Малинина. Пора докладывать начальнику. Но что? Никакого конкретного плана в голове у Русова не созрело. Единственно, что он считал разумным, это начать поиски не с конца, как поступил Степан Романович, а с начала, с момента отъезда. Но на многочисленные расспросы товарищей Алексей отвечал преувеличенно бодро:

— Нет таких тайн, в которые невозможно проникнуть, и нет таких преступлений, которые нельзя раскрыть.

Это была ирония над собственным бессилием.

И вот он в кабинете начальника. Русов сидит у приставного столика, а подполковник Миленький на своем обычном месте. Он молча читает материалы, делая какие-то пометки карандашом. Потом поднимается, выходит из-за стола и начинает ходить от окна к двери. Коротконогий, грузный, он кажется неуклюжим, но поворачивается проворно, как по команде, поскрипывает хромовыми сапогами. Солнце из высокого окна падает на его крепкую фигуру, поблескивает золотом пуговиц и серебром погон.

«Ведь наверняка придумает что-нибудь!» — наблюдая за его движениями, думает Алексей.

Хорошо, что поблизости есть опытный начальник!

— Лещева без роду, без племени. Ищи мужа, — проговорил Миленький и остановился посредине кабинета, вопросительно глядя на Русова.

Алексей недоуменно вскинул брови. Что угодно, но такого решения не ждал. Никаких ведь сведений не было о муже.

— А ты прикинь, — продолжал подполковник, — возраст ее... связи... Ищи. Должен быть.

На первый взгляд подобное пророчество казалось необоснованным. Но подполковник Миленький умен, зря не скажет, и Алексей задумался.

— Вообще-то, есть логика, — согласился он через минуту.

В тот же день Русов связался по телефону с Воркутой и долго доказывал начальнику уголовного розыска, что у Лещевой должен быть сожитель, не могла она после заключения ни с кем не сойтись, намекал на способности этой женщины втереться в доверие к порядочному человеку. Собеседник на другом конце провода, наконец, заинтересовался доводами Русова и пообещал сделать все возможное.

Сам Алексей поначалу не очень-то верил, что муж Лещевой реально существует. Ведь стоило отвлечься, подумать здраво, то получалась довольно странная логика. Вышла на свободу — и сразу замуж! Временами Алексей смеялся над умозаключениями начальника и собственным легковерием.

«Может, так, а может, этак. Одни предположения. Не сильно!» — говорил он сам себе.

Однако не прошло и недели, как из Воркутинского горотдела милиции пришло официальное сообщение о том, что Лещева после отбытия наказания сошлась с гражданином Шорцем Петром Яковлевичем, который через два месяца ушел от Лещевой и выехал в Ростовскую область к сестре. Вскоре и Лещева отправилась в Сыртагорск.

«А я сомневался, Фома-неверующий, — упрекнул себя Алексей. — Впрочем, это тоже логично, что у начальника больше логики. На то он и начальник».

Сообщение окрылило Русова, появилась уверенность в успехе. Тут же сочинил телеграмму в адресное бюро Ростова-на-Дону и через несколько дней получил ответ:

«Шорц Петр Яковлевич прописан в Богдановке Каменского района, Лещева по прописке не значится».

— Ну, вот и все, значит, в дорогу! — внезапно пришло решение. — И немедленно. И прежде чем к Шорцу, надо пройти по следам Малининой и Лещевой...