В. ИВАНИЛОВ КОГДА СЖИМАЛОСЬ КОЛЬЦО ОКРУЖЕНИЯ

В. ИВАНИЛОВ

КОГДА СЖИМАЛОСЬ КОЛЬЦО ОКРУЖЕНИЯ

Неожиданно на улице Васильев столкнулся с Иосифом Мисюриным.

— Живой, здоровый? — обрадовался Васильев.

— Твоими молитвами, — шутливо откликнулся Мисюрин, энергично пожимая руку товарища. Были они знакомы давно. Оба работали в областном управлении милиции. Васильев — в уголовном розыске, Мисюрин — в ОБХСС. Но с началом боев за Сталинград потеряли из виду друг друга — у каждого были свои задания. Васильев действовал в одной из опергрупп по обезвреживанию вражеских наводчиков самолетов, сопровождал воинские подразделения. Как говорится, краем уха он слышал, что Мисюрину поручен контроль за мельницей № 3, которую коренные сталинградцы упорно называли мельницей Гергардта, хотя и была она национализирована с первых дней революции. Вплоть до 14 сентября, когда к центру города прорвались немцы, мельница обеспечивала войска и население мукой. А какое дали Мисюрину задание потом, Васильев не знал.

И вот почти через три месяца встретились они на улице Ленинска. Товарищам было о чем поговорить. Расспрашивали друг друга о сослуживцах, о том, что пришлось увидать, пережить за это время.

— Сейчас-то ты откуда? — опросил, наконец, Васильев.

— Да оттуда же, из Сталинграда. А ты?

— Только вчера вернулся, сдавал грузы.

— Не знаешь, зачем сюда потребовали? — поинтересовался Мисюрин.

Васильев пожал плечами. Он тоже не знал, зачем его вызвали в управление милиции, перебазированное в этот тихий районный городишко.

Заместитель начальника областного управления, в кабинет которого вошли Мисюрин и Васильев, начал с ходу:

— Небось, слыхали уже про окружение немецкой группировки? Так вот, задача наша теперь меняется. Будем помогать армии укреплять тыл. Немедленно собирайтесь и чтобы сегодня были в Татьянке. Там начальник управления Бирюков. Он вам подробно объяснит задание.

К вечеру Васильев и Мисюрин добрались до Татьянки, разыскали Бирюкова.

— Прибыли в ваше распоряжение, товарищ начальник!

Николай Васильевич поздоровался с каждым за руку, усадил, начал расспрашивать про семьи.

— Теперь недолго уж ждать осталось. Можете написать, чтобы готовились к отъезду в Сталинград.

Он заходил по комнате, возбужденный, в приподнятом настроении. Потом остановился и начал объяснять задание:

— По приказу наркома мы должны очистить прифронтовую полосу от всякой нечисти. Установить и задержать всех вражеских агентов и пособников оккупантов. Вы направляетесь в распоряжение начальника Красноармейского сельского райотдела милиции. Под его руководством и будете действовать.

В селение Цацу Васильев и Мисюрин прибыли вместе с двумя приданными милиционерами Грудкиным и Кубышкиным вслед за наступающими войсками. Еще постреливали последние немецкие автоматчики, дымились развалины. И сразу начались тяжелые полувоенные, полумирные будни. Спали урывками, прикорнув на жестком топчане в чудом уцелевшем флигельке, который одновременно служил и рабочим кабинетом, и спальней. В другой половине содержались задержанные.

Ежедневно набиралось столько различных дел, что порой, казалось, не было никакой возможности с ними справиться. Возвращались жители, проходили через селение беженцы, спеша в родные места. Одним нужно было помочь как-то подремонтировать жилища, другим — найти на ночь кров, разыскать родных, близких. И для всех организовать питание.

Правда, с продуктами оперативники на первое время вышли из положения. С помощью инвалида Бутенко, исполнявшего обязанности председателя сельсовета, им удалось разыскать несколько ям с зерном, заблаговременно спрятанным накануне прихода гитлеровцев. Это зерно выдавали жителям. Распаренной пшеницей подкармливали и вконец отощавших пленных.

Неподалеку от селения расположилась авиационная часть. Срочно нужно было строить капониры для самолетов и взлетные дорожки. А рабочей силы нет. Одни женщины и старики. К ним и обратились Мисюрин и Васильев за помощью. И женщины поддержали. Работу организовали в две смены. Те, у кого не было теплой одежды, одалживали ее у женщин, закончивших свою смену. Было очень трудно, но зато с какой радостью провожали они самолеты, улетавшие бомбить находившуюся б сталинградском «котле» фашистскую группировку.

Однажды поутру посланный в сельсовет милиционер Грудкин неожиданно быстро вернулся и бережно положил на грубо сколоченный стол завернутого в одеяло ребенка.

— Ну и дела! — ахнул Мисюрин. — Где ты взял?

— Прохожу, значит, я мимо разбитого дома, — рассказал Грудкин. — Вижу, что-то сереет на снегу. Дай, думаю, взгляну. Развернул, а там, значит, это дите. Ну я, конечно, сюда бегом...

На несколько минут все четверо замолчали, пораженные неожиданной находкой. Каждый смотрел на ребенка, думая о своих детях. Эх, малыш, малыш, где же твоя мама? Упала ли она, сраженная пулей, или, отчаявшись, отказалась от тебя в надежде, что добрые люди не дадут тебе пропасть в эту лихую военную годину?

— Да, таких дел у нас еще не было, — задумчиво протянул Васильев. — Что прикажете делать с ним?

— А ну, Кубышкин, беги за председателем сельсовета! — приказал Мисюрин.

Узнав, в чем дело, Бутенко отставил костыль, сокрушенно поскреб затылок и потянулся за кисетом. Потом, вспомнив, что табаку давно нет, сунул его снова в карман старой шинелишки.

— Ума не приложу, куда пристроить дитя. Крошка такая. Разве кто согласится? Попробую, поговорю с солдатками. Может, уломаю какую...

— И я пойду с тобой, — поднялся Васильев. — Вдвоем сподручнее уговаривать.

Женщины понимающе сокрушались, слушая председателя сельсовета и работника милиции, но как только речь заходила о том, чтобы кто-нибудь взял ребенка, говорили: рады бы, да своих не знаем, чем прокормить. А с такой крошкой и вовсе наплачешься. Как ее тут выходишь? А, не дай бог, вдруг заболеет?

Так ни с чем и вернулся расстроенный Васильев. Время клонилось к вечеру. Ребенок жалобно попискивал, слабо сучил ручонками.

— Подождите, я, кажется, придумал! — обрадованно закричал милиционер Кубышкин. — Тут, в Цаце, моя тетка живет.

Послали его за теткой. Вскоре дверь флигеля открыла пожилая женщина, повязанная длинным платком. Мисюрин начал издали, дипломатично, стараясь разжалобить тетку. Но та сурово его оборвала:

— Ты мне зубы не заговаривай. Сама вижу, что к чему. Чай, не слепая-то. Ребеночек ить совсем крошечный. Возьму, коли такое дело. А мать найдется — пущай заберет.

Женщина старательно запеленала одеяло, ворчливо выговаривая работникам милиции:

— Надымили тут, чисто в кабаке каком. А малютку в обиду не дам. Будьте спокойные. Семерых таких вынянчила. А теперь сыны в Красной Армии.

Она взяла ребенка на руки.

— Может, вам чем-нибудь помочь надо? — спросил Мисюрин.

— А чем ты поможешь? Молока девчонке надо. Да где его теперь-то достанешь.

— Раздобудем! — заверил Мисюрин.

Когда дверь захлопнулась за женщиной, Васильев не преминул съязвить:

— Ну и язык у тебя, Иосиф. Чего ты мелешь насчет молока? Где его взять? Ты бы лучше уж корову-рекордистку пообещал. Так бы даже солиднее получилось.

Мисюрин с веселой ухмылкой сверкнул глазами:

— Зря, Леха, сердишься. Именно насчет коровы и есть у меня одна думка. Может, что и получится.

Он оделся, пристегнул пояс с пистолетом и ушел в ночь.

Пропадал он долго. Наступило утро, а Мисюрин все еще не заявлялся. Васильев не на шутку забеспокоился. Пара пустяков налететь где-нибудь на мину.

В тревоге прошел целый день. У Васильева все валилось из рук. Но к вечеру Мисюрин прямо вломился во флигель.

— Принимайте молочную ферму! — крикнул он с ходу.

Васильев выглянул в окно. У крыльца лениво помахивала хвостом привязанная веревкой корова.

— У военных выпросил, — пояснил Мисюрин. — Все равно прирезали бы на мясо. А наша крестница теперь будет с молоком.

...Дни летели со стремительной быстротой. Как-то в начале января сорок третьего года в Цацу заехал Бирюков.

— Как дела? — поинтересовался он у оперативников. Те обстоятельно доложили начальнику областного управления об обстановке. Узнав, что задержано два десятка пособников оккупантов, Бирюков сказал:

— Скоро с немецкой группировкой в Сталинграде будет покончено. А для них, — он кивнул в другую половину флигеля, где находились задержанные, — подготовлено уже надежное место. Так что их нужно доставить по назначению. Суд воздаст каждому предателю по заслугам. Отправьте завтра всех задержанных в Светлый Яр.

Наутро, сложив в полевую сумку дела, Васильев вместе с двумя милиционерами построил задержанных, к колонна тронулась по заснеженной дороге в путь. Алексей рассчитывал к вечеру прибыть на место. Но случилось непредвиденное...

Через несколько часов двое задержанных в кровь растерли ноги. Пришлось вместе с милиционером пристроить их на попутную машину. А потом неожиданно занемог еще один. С трудом усадил Васильев его со вторым милиционером на переполненный грузовик.

К вечеру он с остальными задержанными остался один. Васильев удобнее поправил на поясе наган, расстегнул кобуру. Тревожные мысли не покидали его. Шутка ли, одному остаться в этой заснеженной степи с такой шайкой. Быстро надвигалась ночь. В колонне начался глухой ропот.

— Шире шаг! — крикнул Васильев. — Скоро будет селение. — Он в этом вовсе не был уверен. Дорогу знал понаслышке, сам по ней никогда не ходил.

К ночи мороз усилился. Легкая кожанка не спасала от пронизывающего ветра. Под ногами скрипел снег. Казалось, не будет конца этому пути в глухой безлюдной степи. Алексей вынул из кобуры наган, переложил его за пазуху. Напряженно всматривался в спины идущих впереди людей, готовый к любой неожиданности.

Но вот откуда-то спереди ветер донес негромкий лай собаки. Колонна зашагала бодрее. Через несколько минут подошли к одинокому дому, невесть как оказавшемуся в этой глухомани.

Навстречу вышла хозяйка.

— Пусти переночевать, замерзли вконец.

— Заходите, — пригласила она в дом. — Сейчас я вас кипяточком напою.

В планы Васильева не входило устраивать задержанным королевские почести, но деваться было некуда.

— Вы не больно, пожалуйста, на нас обращайте внимание. Мы люди не гордые. Дадите уголок — и на этом спасибо скажем. До утра отогреемся, а там — снова в путь, — заметил Васильев.

— Пополнение для армии сопровождаете? — поинтересовалась хозяйка.

— Стройбат, — уклонился от вопроса Васильев.

Задержанные, согревшись кипятком, вскоре разразились храпом. А может, притворялись. Васильева самого валила с ног усталость, сон слипал глаза. Впереди длинная зимняя ночь...

Хозяйкин сын, шустрый мальчишка, лет десяти, с любопытством наблюдал с печи за пришедшими.

— Дядя, скоро в Сталинграде бои закончатся? — спросил он.

— Скоро, малыш, скоро.

— А вы почему не ложитесь спать? — допытывался мальчик.

— Мне нельзя. Я тут старший.

Но тот не унимался:

— А мне можно с вами не спать?

Это было кстати.

— Ну что ж, давай. Если я начну дремать, а дяди будут вставать, ты кашляни. Понял?

— Ага.

Несколько раз за ночь то один, то другой задержанный пытался незаметно пробраться к двери. И в ту же минуту на печи простуженно кашлял мальчишка, а потом раздавался строгий голос Васильева: «Назад!..»

Ночь прошла без происшествий. Спозаранку колонна ушла в промерзлую степь. Прощаясь, Васильев нежно погладил русоволосую головку спящего мальчика и тихо произнес:

— Спасибо, сынок.

К вечеру колонна добралась до Светлого Яра. Когда задержанных водворяли в помещение, один из них, злобно сверкнув глазами, процедил:

— Твое счастье, начальник, что ты с мальчонкой придумал нас караулить. А то был бы тебе ночью каюк.

Васильев сдержанно заметил:

— Я предусмотрительный...

* * *

Недавно мне пришлось побывать в Жирновске. Начальник отделения вневедомственной сторожевой охраны при Жирновском РОМ капитан милиции Иосиф Тихонович Мисюрин в тот вечер допоздна задержался на службе. Разговорились. Меня интересовали здешние ветераны милиции.

— Я сам ветеран, — сдержанно улыбнулся Мисюрин. — Считай, четверть века уже отслужил.

Незаметно разговор перешел к минувшей войне. Иосиф Тихонович особо остановился на тех днях, когда сжималось тугое кольцо окружения вокруг немецкой группировки под Сталинградом.

А потом его рассказ дополнил старший инспектор областного управления охраны общественного порядка майор милиции Алексей Петрович Васильев.

Так воскресли эти эпизоды героического прошлого.