С. С. Аверинцев

Дорогой и глубокочтимый Семен Израилевич! К моему живейшему сожалению, мое бренное тело должно в это время находиться в другом пространстве, но я хотел бы, чтобы мой голос был там, где в этот день находится мое сердце, при этом празднестве. Я хотел бы выразить мою живейшую читательскую благодарность. Я всю свою жизнь Ваш читатель. Я полюбил Ваши стихи с первого взгляда, с самых первых, скудных, разрозненных публикаций. Я запоминал Ваши стихи наизусть и вспоминал их в вагоне метро и в других жизненных обстоятельствах, перебирая их снова и снова, строка за строкой. В позднее время к этому добавилось переживание личного общения с Вами. Это большая радость в моей жизни. Видеть Вас, видеть Инну Львовну, Ваш дом — это для меня радость. Ваши стихи — это стихи человека много пережившего, видевшего много бед, но это стихи, наполненные глубокой благодарностью. Ваши глаза прямо и бестрепетно смотрят на ужас мира, но Ваш взгляд претворяет все это в предмет для благодарности, в отражение Божьих слов о сотворенном мире: «Тов меод» («очень хорошо»). Бог увидел созданное и увидел, что оно было очень хорошо — тов меод. Это благодарное и просветляющее видение, которое не имеет ничего общего с подслащиванием и приукрашиванием жизни, как она есть. Это великое и редкое благо.

Должен сказать, что от души удивился, прочитав в благожелательном отзыве поэта Юрия Кублановского замечание о том, что Вашей поэзии будто бы недостает юмора. Я редко встречал в поэзии наших дней такой глубокий юмор, соединяемый, — как и приличествует настоящему юмору, например, в Евангельских притчах, — с самой глубокой серьезностью, как в Вашем давнем уже стихотворении «Странники» с этой заключительной строкой: «Горе нам, не будет больше странствий». Вот эти люди, которые так скорбно жили в египетском рабстве, которые прошли через блуждания по пустыне 40 лет. И вот, наконец, они подходят к Земле обетованной, но их сердца не радуются, их сердца смущаются: «Горе нам, не будет больше странствий». Это очень глубокое слово о странностях человеческих чувств, и это слово очень серьезное, очень глубокое, но оно полно юмора. Юмора, призывающего нас, конечно, не к смеху, а к совсем другому, другой, более тонкой реакции.

Спасибо за все. Спасибо за Вашу человеческую доброту, спасибо за верное и совестливое служение Вашему поэтическому делу, а за Ваше дарование благодарность отходит к Богу, к небесам. И от всего сердца желаю Вам жизни до библейского срока, 120 лет. Желаю Вам и прежде всего самому себе эгоистически желаю Ваших новых стихов. Желаю Вам сил. И, разумеется, невозможно желать, искренне желать Вам всякого блага, не распространяя этих пожеланий на Инну Львовну. Конечно, это может быть только так.

Спасибо за все.