«ПРЕОДОЛЕЙ СОБЛАЗН СТРАНИЦЫ…»

(о стихах Павла Нерлера)

Меняются эпохи, культуры, значимость народов и стран, — неизменно понимание красоты поэтической словесности. Это понимание твердо и прочно опирается на незыблемость двух опор — важности, точности, необходимости слова и его неповторимой музыки, причем ее неповторимость всегда таинственна, ее невозможно построить искусственно, придумать, расчислить.

Как сильно изменился быт человека со времен, скажем, индийской «Махабхараты», библейских преданий или поэм Гомера, и как мало изменился сам человек, он точно так же взыскует правды, ревнует, завидует, хочет познать добро и зло, свет и тьму, любит, жертвует собой, он так же могуч и беспомощен, как стародавние герои древности. Искусство бессмертно, потому что бессмертны духовные поиски человека. Не в этом ли одна из причин того, что нам, русским читателям, одинаково близки Державин, Батюшков, Пушкин, Некрасов, Блок и другие поэты Серебряного века, и совсем уже молодой Бродский, и одинаково чужды беспомощные, пусть в свое время шумные, виршеслагатели, будь то последователи графа Хвостова или Крученых, Ратгауза или Лебедева- Кумача.

Все истинные поэты, не только великие, но даже скромного дарования, — наши современники, собеседники, а лишенные божественной искры утонули в Лете, даже в том случае, если они, согласно паспортным данным, числятся среди живых.

Читатели русских стихов избалованы величием, глубиной мысли и художественной гармонией родной поэзии. Остаться в русской поэзии даже третьестепенным ее деятелем — огромная, неслыханная, почти невозможная честь.

Все вышесказанное необходимо повторять и повторять, когда заходит речь об имени новом, о поэте пока мало известном, предлагающем читателям свою первую книгу.

Вряд ли имя Павла Нерлера много скажет любителям поэзии (хотя они имели случай познакомиться с ним по периодическим изданиям), разве что вспомнят это имя как принадлежавшее автору серьезных исследований о Мандельштаме.

Стихи для печати Нерлер отбирает скупо, придирчиво. Когда-то Мария Петровых, столь ценимая Мандельштамом, призывала: «Умейте домолчаться до стихов». Нерлер следует завету Петровых:

Преодолей соблазн страницы

И зуд настойчивый отринь,

И все, что жаждет отразиться,

Рукою твердою задвинь.

Как нужна молодому поэту твердая рука, преодолевающая соблазн страницы! И мы верим признанию нашего автора: «Меж зеленью вод и холмами двухтысячелетних могил / Я с греками дружбу водил». Это строки навеяны южной, лермонтовской Таманью, но та же точность и ясность слова не покидает автора и среди тундры:

Здесь каждый вздох кочкарником оброс, Пушится ягель и болото мшится, Грибная мякоть ломко шелушится, И не молчит стоярый кровосос.

Опыт географа дает поэту возможность бродить по Сибири «уремный мед с багульником мешая» и понять, оказавшись в Горном Бадахшане, что «горные мышцы Памира / Такая ж рабочая лира, но только в высоких руках».

Трогательны и серьезны стихи Нерлера о своем наставнике в поэтическом ремесле Аркадии Штейнберге, превосходном лирике, блестящем переводчике Мильтона и оригинальном живописце. «Учитель мой веселый» (так обращается Нерлер к мастеру с тяжелой судьбой, но никогда не унывающему и напоминает нам о его смерти, тоже лишенной уныния, на берегу привольной реки:

Все кончено? Конечно! И твой ясный Прощальный взгляд стремнина отнесла, И смерть твоя, как жизнь, была прекрасной, Ты сам хотел такую — у весла.

Хороши переводы Нерлера из Рильке. Переводчик нашел собственный почерк, чтобы передать движение необычной немецкой строки. Находка в том, что удалось воспроизвести экспрессию Рильке:

Какой скрипач нас трогает смычком!

Постоянный в своих странствиях — от Кавказа до Памира, от невских вод до тундры, автор столь же постоянен и в своей лирической привязанности.

Вольные, воздушные строки поэта внушают уверенность в его поэтическом будущем:

Не ради славы стоит стих слагать, А ради отражений и тумана…

1996

Публикуется по изд.: Нерлер П. Ботанический сад. Книга стихов.

(1970–1987). М., 1998. С. 5–7.