15. Троицин день

В первый год «под немцем» наши нас не бомбили. Как странно звучит теперь такая фраза, чтобы нас, советских людей, наш мертвый Севастополь, могла бомбить наша краснозвездная крылатая гордость. Примерно год мы прожили во внезапно наступившей непривычной тишине. Тишина казалась плотной, устойчивой и навсегда.

Стала выходить хилая желтенькая местная газета. В ней сообщалось о победном марше доблестных воинов «Вермахта» по нашим землям, теперь уже очень далеко от нас. Но иногда к нашему одинокому домику подползали слухи: «Немцев бьют». Однажды отец, вернувшись после очередного выхода в море к рыбным ставникам, рассказал, что к ним на причал подошел немецкий офицер и попросил немного свежей рыбки. Дали, чего уж тут. Офицер присел на перевернутую лодку, достал пачку эрзац сигарет, предложил рыбачкам и закурил сам. Немец немного говорил по-русски. Произошла беседа жестов и ломанного русского языка. Прежде всего: «Ну, что война? Долго? Когда?». Немец открыл офицерский планшет с картой. Показал карандашом: «Сталинград. Гитлер капут!» Небрежно бросил карандаш на планшет, и он по наклонной, издавая граням, звук маленького танка, прокатился через всю карту к границам Германии. Отец в рассказе подчеркнул понимание немого символичного жеста. Я запомнил.

Докурив сигарету, немец встал, подозвал денщика и передал ему пакет с рыбой, небрежно коснулся двумя пальцами козырька фуражки. Четким механическим шагом, стройный, элегантный и даже красивый, но все равно враг, «ЧУЖОЙ!», двинулся по тротуару между развалин и растворился в их перспективе навсегда.

Вскоре после этого начались бомбовые налеты нашей авиации. Это были уже не слухи, а явное подтверждение: «Наши идут!». Мне кажется, что сначала бомбили только по ночам, при ярком мертвящем свете специальных осветительных ракет на парашютах. А запомнился мне навсегда массированный дневной налет, о котором и хочу рассказать.

13 июня 1943 года был православный праздник Святой Троицы. Стоял нежаркий, ясный день начала лета. К середине дня вся родня собралась на улице Батумской, у бабушкиной сестры Ефросиньи Ольхиной, чтобы по обычаю предков отметить этот день. Ждали моего отца, который утром ушел в море с рыбацкой артелью.

Еще оставался целым единственный двухэтажный домик на четной стороне улицы Батумской, на самом верху холма. Здесь в полуподвале и жила семья Ефросиньи Васильевны. Противоположная сторона была вся разрушена, и нам детям, моим братьям и сестрицам, был виден весь город: главный холм, Северная сторона, внутренний рейд, равелин и часть морского горизонта. Я заметил первым, как из-за обреза горизонта появилась первая эскадрилья двухмоторных штурмовиков. Очень быстро они оказались над нашими головами. На крыльях были четко видны радостные красные звезды. Полет самолетов казался торжественным и грозным, они несли долгожданное возмездие. В окружении зенитных разрывов пролетели немного дальше и начали пикировать над Южной бухтой. Послышались множественные взрывы, и из-за главного городского холма поплыли черные дымы. Отбомбив, самолеты уходили на северо-восток, в глубину полуострова. Они быстро уменьшались, превращаясь в темные черточки. Появилась еще группа самолетов со стороны Северной. Кто-то сказал: «Звездный налет». Все высыпали на улицу. Впервые бомбежка вызывала радость. Моя тетка Надежда, человек отчаянной смелости, кричала: «Родненькие, милые, дайте им! Дайте!». Вдруг один из самолетов последнего звена, еще не бомбивший, вспыхнул пламенем и, прочертив в небе дугу черного дыма, упал среди развалин где-то в районе школы на улице Советской. Горестный вздох вырвался из груди у всех наблюдавших. В тот же миг мы увидели в небе раскрывшийся купол парашюта. Быстро снижаясь, он опустился возле Памятника Погибшим кораблям. Что произошло дальше, нам не было видно. Отец в это время вел баркас и находился на траверзе Константиновского равелина. Он потом рассказал: было видно, как к памятнику бегут немецкие автоматчики. Темная фигурка летчика вытянула руку. Было ясно, что он стреляет из пистолета. Потом взрыв гранаты, и все стихло.

К обгоревшим останкам самолета по ночам неизвестные люди возлагали свежие цветы (говорили, что это дело рук подпольщиков). Немцы их убирали, но с ночи они появлялись вновь. После прихода наших я посещал это место, останки самолета еще долго лежали не убранными. Перед тем, как писать эти строки, я прошел по тем местам. Все застроено частными домами. Никакой памятной доски я не нашел.

Налеты нашей авиации на немецкие военные объекты участились. Бомбить стали и днем, и ночью. Предварительно самолеты развешивали в небе «лампы» – осветительные ракеты на парашютах. Отыскать несгоревший парашютик осветителя было мечтой мальчишек. Привязав к его стропам тяжелый предмет, можно было бросать его с высоты. Парашют медленно плыл в воздухе и плавно опускался на землю.

Днем самолеты обычно появлялись со стороны моря, оттуда, куда садилось солнце. Мне со стороны дома на улице Спортивной было хорошо видно, как они появлялись из-за горизонта, летели над Херсонесом, ориентируясь на купол собора Святого Владимира, потом у меня над головой и далее, по направлению к Сапун-горе.

Однажды я вышел на улицу, передо мной расстилалась привычная панорама западной окраины города. Четко был виден на фоне моря Владимирский собор. Вдруг его верхнюю часть окутало облако пыли и дыма, через несколько секунд до меня долетел звук взрыва. Когда пыль осела, и дым рассеялся, стало видно, что над храмом больше нет округлого купола. Я побежал рассказать все видимое домашним. Отец вышел на улицу, посмотрел и потом объяснил мне, что немцы взорвали купол, так как он был ориентиром для наших самолетов. Немцы, у которых на форменных бляхах поясных ремней было написано: «С нами Бог», взорвали жилище Бога.

Спустя несколько месяцев после освобождения города я побывал внутри храма. Пролез через разрушенное окно, большая железная дверь была основательно забита. Внутри под куполом большая груда камней, через нее кое-где виднелись плитки старинного кафельного пола и обилие остатков человеческой физиологии. Люди потеряли, забыли и попрали чувство святости места. Когда я поднял голову, то увидел в центре купола рваный зияющий проем и растерзанные останки росписи. Почему-то было страшно.

Долгие десятилетия храм ждал своего восстановления. Наконец, это произошло! Во всем великолепии и снаружи, и внутри красуется величественный собор равноапостольного Святого князя Владимира. А мы люди живём так, как и прежде.

12 июня 2011 года именины города Севастополя совпали с днем Святой Троицы. То, что я здесь рассказал, произошло 68 лет назад плюс один день. Храни нас всех, Господи!

Уже после выхода в свет второго издания мемуаров, моя коллега Врач Васильева Е.И. прислала мне письмо, в котором рассказала о том, что памятник лётчикам всё же существует. Далее привожу отрывки из её письма.

В сентябре 1943 г. над оккупированным городом появились советские самолеты. С радостью, тревогой и надеждой следили за ними севастопольцы. Началась бомбежка вражеских объектов: затонула баржа с цементом, доставленным для строительства фашистских оборонительных сооружений, загорелось здание морской комендатуры, разрушено железнодорожное полотно… Вражеским зенитчикам удалось сбить один советский самолет. Он упал во дворе школы № 2. Как потом установили, погибли штурман В. Надеждин, радист И. Правдивый, торпедист А. Борисов. Гвардии старший лейтенант В. К. Скробов успел выпрыгнуть с парашютом, но был схвачен фашистами и после допросов и пыток отправлен в концлагерь. Оттуда летчик бежал и через два месяца вновь вылетел на задание. Погибших членов экипажа фашисты зарыли во дворе школы, сровняв могилу с землей. Однако на следующее утро на этом месте был насыпан холмик, на котором лежали цветы. Так повторялось изо дня в день: гитлеровцы разрушали могилу, а подпольщицы Женя Захарова и Аня Маченас, рискуя жизнью, ухаживали за ней до самого ареста. Они погибли в фашистском застенке в апреле 1944 г.

Прошли годы. Красным следопытам детской туристской станции, которые долго вели поиск, стремясь установить имена погибших, удалось найти командира экипажа В. К. Скробова, а затем и родных павших героев. И в 1976 году во дворе Севастопольской детской туристской станции (бывшей школы № 2) сооружен скромный памятник. Автор памятника – художник И. А. Белицкий. Памятник представляет собой глыбу красного гранита. На лицевой стороне выбито: «Здесь 26-IХ-1943 г. при выполнении боевого задания погиб экипаж самолета ИЛ-4 5 гвардейского минно-торпедного авиационного полка», ниже перечислены фамилии членов экипажа.

Приведенный здесь отрывок принадлежит следующей организации:

При копировании материалов, пожалуйста, ссылайтесь на нас.

Всё сходится с написанным мною, кроме даты. День гибели лётчиков 26.09.43 действительно был воскресным, но по церковному календарю это было предпразднество Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня.

По поводу количества моторов у самолета ИЛ-4. Я проверил справочники. Самолёт ИЛ-4 наименование получил в марте 1942 г.: «двухмоторный дальний бомбардировщик». Штурмовиками самолёты называются от родоначальника – ИЛ-2. Так что, в повествовании у меня по этому поводу ошибок нет.