В. Псурцев. Минеры в… семнадцать лет
В. Псурцев. Минеры в… семнадцать лет
Шел военный сорок четвертый. После разгрома врага на Курской дуге фронт отодвинулся на запад. Жители сел и деревень нашей области возвращались на родные земли. Пригревало весеннее солнышко, парила земля, куда ни глянь — глаз радовали плодородные поля. Наголодавшимся в оккупации людям не терпелось приступить к севу. Однако…
Посреди мирной тишины то здесь, то там раздавались взрывы: отступая, враг буквально нашпиговал смертоносными минами курскую землю. Гибли в первую очередь дети.
Невпроворот работы саперам, да где взять их? Бойцам инженерных частей некогда было задерживаться в тылах, их фронтовое дело — обеспечивать дороги наступления. И тогда «излечивать» землю в освобожденных областях Родина призвала семнадцатилетних мальчишек.
Мы, допризывники, получили военкомовские повестки. Прибыв в Курск, узнали, что зачислены в специальные отряды по разминированию. Нас одели в военную форму, поставили на продуктовое довольствие.
Прошли краткосрочный курс обучения. Его вела женщина — младший лейтенант Комок. В первых числах апреля выехали в Дмитровский район.
Сорок парнишек да наш командир — младший лейтенант И. Ковалев. До станции Камаричи ехали поездом. А дальше — семьдесят километров — пешим строем. Под строевые песни.
Вскоре повели отсчет обезвреженным минам.
В один из дней разминировали балку, поросшую негустым орешником. Как сейчас вижу это место. Я прочесывал траву на дне балки, мои товарищи — Митрохин и Быстров — наверху. И вдруг — взрыв, крик Феди Митрохина. Подбегаем к нему, видим: парнишке оторвало кисть правой руки, опалило глаза. Вынесли раненого с минного поля, кликнули санитарку нашей команды Шуру Силакову. Перебинтовали Митрохина, отправили в райбольницу. Слава богу, Федя вскоре снова стал видеть.
А через неделю получили ранения еще шесть ребят, в том числе тяжелое — Вася Чернов, помощник нашего командира. Беда подстерегла Василия у немецкого блиндажа в виде «шпрингмины». Это мина-«лягушка», преподлейшая штуковина: начинена она была шрапнелью. Заденешь стальной усик — и подпрыгивает эта гадина до уровня груди, разрывается на множество смертельных кусочков. Вот Вася и попал на нее…
Никогда не забыть мне нашего пути в больницу. Грудь парнишки, изувеченная шрапнелью, болела нестерпимо. Надо скорей на операцию, а не погонишь лошадей — каждое резкое движение для раненого в тягость. Прооперировали Чернова. Все, что мог, сделал сельский врач. И все же к утру наш товарищ умер.
Ранило Василия Рудакова, Ивана Ефремова… Подлечившись, они снова встали в строй, обезвреживали все новые и новые мины. Работали до седьмого пота, понимая, что каждая неликвидированная мина — это чья-то вероятная смерть.
Очистив от мин Дмитровский район, перешли в Хомутовский. И там дела для нас хватило с избытком. Мин было столько, что однажды даже произошел такой эпизод. При всей серьезности темы я бы назвал его курьезным.
Стащили мы с бывшей «нейтралки» мины в три кучи, набралось их в общей сложности около тысячи. Мины были противотанковые — «Хольц-42», этакие штучки килограммов по десять каждая. Взорвали их все разом. А когда пришли в деревню, жители встретили нас с укором: «Что же вы делаете, окаянные? Разве можно такую встряску устраивать! Стекла в окнах повыпадали, двери и те иные с петель соскочили…»
Всего за весну и лето наша команда минеров обезвредила несколько десятков тысяч различных мин. Сам я лично ликвидировал их 4800 штук.