Основные концепции политики консерваторов и лейбористов в отношении России и их реализация в условиях нового мирового порядка Р. Р. Валеева

Война в Персидском заливе (1990–1991 г.), успешное завершение операции «Буря в пустыне» ознаменовали начало новой эпохи в международных отношениях. В составе коалиции многонациональных сил во главе с США были и союзники СССР по социалистическому лагерю, и Москва впервые поддержала Вашингтон. Действия вооруженных сил союзников по освобождению территории Кувейта от иракских войск стало в последующем прецедентом для военных операций на территории иностранных государств под предлогом распространения демократии. Как международные отношения в целом, так и двусторонние отношения государств развивались и подчас определялись условиями нового мирового порядка. Взаимоотношения Великобритании и России не стали исключением. Такие события, как распад Югославии, операция «Лиса в пустыне» (1998 г.), действия международного сообщества в Афганистане (2001 г.), война в Ираке (2003 г.), свержение режима Муаммара Каддафи в Ливии (2011 г.), гражданская война в Сирии (2011 г. – по настоящее время) меняли позиции Москвы и Лондона как по одну, так и по разные стороны «баррикад».

Взаимозависимость Лондона и Москвы в международной сфере усилилась в условиях нового мирового порядка, особенно после событий 11 сентября 2001 г., когда сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом на несколько лет стало одним из определяющих в международных отношениях и взаимодействии двух стран в области мировой политики.

В период 1992–2016 гг. в Великобритании сменилось 4 лейбористских, 2 консервативных и 1 коалиционное правительство. Каждое правительство имело свою концепцию внешней политики и видение ее реализации. Причем, сами партии как Консервативная, так и Лейбористская проводили внутренние реформы, модифицировались в соответствии с веяниями времени. Изменение партийной доктрины Лейбористской партии и переход к «Третьему пути» способствовали оглушительной победе Т. Блэра на всеобщих парламентских выборах в 1997 г. и приходу к власти лейбористского правительства после длительного периода нахождения «у руля» консерваторов (1979–1997 гг.). В то же время, в период правления Т. Блэра программа Консервативной партии претерпела изменения и сместилась в сторону умеренного либерализма[874]. Это дало первые плоды на муниципальных выборах 1 мая 2008 г., способствовало победе консерваторов во главе с Д. Кэмероном на всеобщих парламентских выборах 6 мая 2010 г. и формированию правительственной коалиции с Либеральными демократами Н. Клегга. А в результате парламентских выборов 7 мая 2015 г. Консервативная партия получила абсолютное большинство и сформировала однопартийное правительство. Д. Кэмерон инициировал проведение референдума о членстве Великобритании в ЕС 23 июня 2016 г., результатом которого стало решение о выходе из его состава. В обращении к нации после референдума Д. Кэмерон заявил о его легитимности, сообщил о шагах по постепенному и безболезненному выходу и о сложении с себя полномочий премьер-министра после избрания нового лидера Консервативной партии[875] – Т. Мэй.

Говоря об истоках формирования концепции внешней политики на российском направлении, рассмотрим взгляды руководства Консервативной партии Великобритании в 1992–1997 гг. на британо-российские отношения. Распад Советского Союза – одной из мировых сверхдержав, смена правящих режимов в странах соцблока, образование новых государств в Европе, события на Ближнем Востоке не могли не повлиять на изменения, как в мировой политике, так и в политике отдельных государств. Столь радикальные изменение застали «врасплох» правившую Консервативную партию во главе с Дж. Мэйджором. Среди основных проблем внешней политики Великобритании в 90-е гг. XX в. помощник Дж. Мэйджора по международным делам П. Крэдок выделил отсутствие у Великобритании четкой идеи относительно своего места в мире и конкретной стратегии[876]. Международная ситуация изменилась, но Лондон не смог быстро сориентироваться и выработать новую концепцию. При этом Великобритания хотела оставаться одним из главных игроков на мировой арене наряду со своим давним союзником США. Однако без изменения внешнеполитической концепции Великобритания не могла продолжать претендовать на роль влиятельной страны. В правящей партии понимали необходимость срочного изменения позиции и выработки новой конкурентоспособной внешнеполитической концепции.

Некоторые аналитики считали, что место РФ во внешней политике Лондона в 1990-е гг. являлось незначительным. Так, бывший посол Великобритании в Москве Р. Брейтвейт (1991–1992 гг.) полагал, что для Лондона отношения с Россией «никогда не были очень значимыми». «Даже во времена холодной войны важны были не двусторонние отношения, а наша роль в формировании политики сотрудничества», роль моста между США и СССР[877]. По его мнению, в Великобритании чувство, что Россия является неотъемлемой частью Европы и соседом, с которым необходимо уметь жить в дружбе, «не очень сильно». Однако он отмечал значимость роли России в мировой политике и, по его словам, пусть «эта мысль непопулярна в Вашингтоне», для Великобритании важно «укрепление политико-военных двусторонних отношений», даже несмотря на определенную прохладу в отношениях, особенно в сравнении с европейским и американским направлениями.

В связи с произошедшими изменениями Дж. Мэйджору предстояло определить дальнейшую политику страны в отношении России. Дж. Мэйджор первым из западных лидеров выразил поддержку М. С. Горбачеву во время путча ГКЧП[878], совершил поездку в Москву после августовских событий 1991 г. и провел встречу с М. С. Горбачевым и Б. Н. Ельциным во время краткой остановки по пути в Пекин[879].

Дж. Мэйджор считал необходимым поддерживать Россию и помогать двигаться «к демократии и свободному рынку», так как ее развитие в данном направлении было в интересах Запада. Говоря о финансовой помощи, оказанной России Западом, в том числе Великобританией, он замечал, что новая для нашей страны роль страны-должника непривычна и унизительна. В связи с этим он считал, что Россия должна была быть включена в процесс принятия Западом решений. «Не считаться с Россией, когда она слаба, может быть не забыто, когда она снова станет сильной»[880].

В окружении премьер-министра были люди, имевшие непосредственный опыт взаимодействия с Россией и возможность влиять на внешнюю политику Великобритании, что также могло быть одним из факторов, сыгравших роль в формировании линии Соединенного Королевства в отношении РФ и, возможно, повлиявших на взгляды Дж. Мэйджора на выстраивание диалога с нашей страной. Среди личных секретарей и советников Дж. Мэйджора по внешней политике и безопасности можно назвать Р. Лайна и Р. Брейтвейта, в разное время работавших в британском посольстве в Москве, а впоследствии бывших послами Великобритании в России. Министр иностранных дел Великобритании в 1989–1995 гг. Д. Херд считал Россию важным партнером Великобритании. Он заявлял о полной поддержке России со стороны Великобритании и необходимости оказания помощи в проведении реформ, прежде всего – из стратегических соображений, ведь дестабилизация ситуации в России могла привести к эффекту домино во всем регионе. «Мы должны помогать России не из соображений сентиментальности и геройства, а из оценки наших собственных интересов», – заявлял министр[881]. Сменивший Д. Херда на посту министра иностранных дел М. Рифкинд (1995–1997 гг.) также считал необходимым продолжать оказание содействия реформам в РФ[882]. В дальнейшем руководство Великобритании не раз подчеркивало, как, например, государственный министр в МИД Н. Бонсор на одном из заседаний Палаты общин в 1996 г., что несмотря ни на какие проблемные моменты в двусторонних отношениях, Лондон будет продолжать оказывать поддержку программы реформ в России[883].

Концепция Консервативной партии в отношении России отразилась в ее предвыборном манифесте на всеобщих парламентских выборах в Великобритании 1992 г.[884] В нем обозначались следующие основные постулаты:

– недопущение политической дестабилизации ситуации на территории стран бывшего СССР;

– недопущение бесконтрольного распространения ядерного оружия;

– поддержка раннего членства РФ в Международном Валютном Фонде и Всемирном Банке;

– оказание содействия в стабилизации экономической ситуации в РФ.

В целом Дж. Мэйджор придерживался мнения о необходимости содействовать России в проведении политической и экономической реформ и выстраивать прочные британо-российские отношения, что подтвердила его последующая политика.

Политические отношения России и Великобритании в период консервативных правительств Дж. Мэйджора можно разделить на два этапа: 1-й этап – 1992–1994 гг. отношения развивались по нарастающей, 2-й этап – в 1995–1997 гг. интенсивность двустороннего диалога постепенно угасает.

В 1992–1994 гг. динамика политических отношений России и Великобритании была положительной. Консервативное правительство Дж. Мэйджора методично реализовывало концепцию своей внешней политики в отношении РФ, проявляло инициативу и старалось наладить диалог. Это объяснялось поиском своего нового места в мире, определением положения российского направления в своей внешней политике, осторожным выжиданием, какие позиции займет Россия в мире, налаживанием отношений с ней из соображений осторожности и дальновидности, а также необходимостью порой отвлекать внимание от внутренних проблем видимостью успешности отношений с преемницей СССР. Необходимо выделить состоявшийся в октябре 1994 г. государственный визит Королевы Елизаветы II в Россию. Этот визит был в полном смысле слова историческим: первый за 86 лет визит главы британской короны в Россию после посещения в 1908 г. Эдвардом VII Таллина (тогда часть Российской Империи)[885].

В 1995–1997 гг. интенсивность отношений постепенно снижается. Это можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, стала проясняться ситуация с Россией: РФ в середине 90-х гг. была слаба экономически, в стране назревали серьезные национальные конфликты. Великобритания поняла, что Россия уязвима. Ее место на международной арене в середине 90-х гг. было не таким значимым, как у СССР, и постепенно Великобритания стала терять интерес к нашей стране. Во-вторых, популярность самого Дж. Мэйджора в собственной стране снижалась, и ему необходимо было сконцентрироваться на внутренней политике перед предстоявшими в 1997 г. парламентскими выборами. В-третьих, начавшаяся в декабре 1994 г. чеченская кампания, расхождения позиций сторон, по заявлению Д. Херда, привели к «серьезному шагу назад» в двусторонних отношениях, а также сказались на общей атмосфере охлаждения отношений в оставшийся период правления консерваторов[886].

Характерными особенностями британо-российских отношений в период правления Дж. Мэйджора можно назвать следующие. Во-первых, с распадом СССР российское направление было не столь важным в общей линии британской внешней политики. С третьего, после США и Европы, места отношения с Россией спускаются на пятое-шестое. Во-вторых, Великобритания при Дж. Мэйджоре уже не являлась связующим звеном между Востоком и Западом, как во времена М. Тэтчер. Скорее по отношению к России она действовала в рамках общей линии Запада. Однако в периоды обострения политической и экономической ситуации Дж. Мэйджор «более, чем кто-либо из западных лидеров», выражал поддержку российскому руководству [887].

Характеризуя британо-российские отношения, П. Крэдок в письме Дж. Мэйджору перед своей отставкой летом 1992 г. назвал их неопределенными и двусмысленными. С одной стороны, Россия представляла угрозу как обладатель ядерного потенциала. С другой, он называет РФ «партнером и даже клиентом» Соединенного Королевства[888]. Внешнеполитический советник считал, что Великобритания сыграла большую роль в «мирной трансформации и эволюции России» и «ведущую роль» в организации и предоставлении ей западной помощи[889]. Дж. Мэйджор способствовал вступлению РФ в МВФ, Совет Европы, при нем были заложены основы для процессов дальнейшего вступления в ВТО и трансформации клуба семи государств в «восьмерку».

Рассмотрение британо-российских политических отношений в 1992–1997 гг. показало, что в период правления Дж. Мэйджора они развивались достаточно динамично, а реализация концепции консерваторов в отношении России отличалась с британской стороны большим прагматизмом. В указанный период состоялось более 9 визитов глав государств друг к другу и 10 – на уровне министров иностранных дел, а также по парламентской линии, деятелей культуры, образования и др. Дж. Мэйджор и Б. Н. Ельцин активно развили тот потенциал отношений, который был заложен при М. Тэтчер и М. С. Горбачеве.

Приход к власти в 1997 г. лейбористов во главе с Т. Блэром ознаменовал новую эпоху во внешней политике Великобритании. Стараясь предсказать будущее лейбористского правительства, Дж. Янг заметил, что «идеологический багаж» новых лейбористов меньше, чем у их предшественников и это увеличивает гибкость позиции правительства по многим вопросам международной политики, в том числе и в отношениях с Россией. Кроме того он отмечал, что действия, оскорбляющие Россию, могут вызвать критику заднескамеечников[890]. Данное обстоятельство свидетельствует об определенной значимости, придаваемой общественностью отношениям с Россией.

Концептуальные подходы нового лейбористского правительства на российском направлении поначалу сложно было определить. В предвыборных манифестах Лейбористской партии на всеобщих парламентских выборах 1997 г. и 2001 г. об отношениях с Россией упоминается расплывчато, в общих рамках отношений с другими странами[891]. В предвыборном манифесте лейбористов 2005 г. о России не упоминается вообще[892].

Согласно внешнеполитической программе новых лейбористов, одним из главных приоритетов было установление высокого уровня отношений с объединенной Европой и поддержка «особых отношений» с США. В первой программной речи по внешней политике, произнесенной 11 ноября 1997 г., новый британский премьер определил приоритеты своего правительства: 1) энергичная европейская политика, которая бы «покончила с 20-летней изоляцией страны»; 2) сильный трансатлантический альянс, которому будет способствовать конструктивное сотрудничество Великобритании с Евросоюзом; 3) сильная оборона; 4) свобода торговли (Великобритания будет выступать против протекционизма); 5) решение транснациональных проблем, включая охрану окружающей среды, борьбу с терроризмом и преступностью, защиту прав человека[893].

Как обозначено в третьем докладе Комитета по международным делам палаты общин (сессии 1999–2000 гг.), на одном из заседаний в парламенте Министерство иностранных дел представило следующую позицию по связям с Россией: «отношения с Россией, ее стабильность и развитие остаются важными для Соединенного Королевства… Оно уже сделало много, чтобы помочь в сложном процессе трансформации: Соединенное Королевство сильно заинтересовано в дальнейшем удовлетворительном развитии»[894]. В отчете по исполнению этих предложений Р. Кук отметил, что Форин-офис будет «поддерживать и, там, где интересы Соединенного Королевства это оправдывают, увеличивать усилия» по достижению «прогресса в ключевых областях отношений»[895]. При этом Т. Блэр считал, что для Запада важны отношения с Россией, развитие диалога и улучшение двусторонних отношений с важным стратегическим «форпостом» между Европой и Азией являются существенной необходимостью. Одним из стратегических выводов премьер-министра был «императив привлечения России ближе к Западу»[896]. И все же основным акцентом Лейбористской партии было стремление к улучшению отношений с Европой. Впоследствии активная европейская политика сменилась более серьезным акцентом на трансатлантических отношениях. Российское направление внешней политики при Т. Блэре можно скорее отнести в раздел сотрудничества «с остальными странами мира», такими как Китай, Индия, регион Ближнего Востока.

Британо-российские отношения в период правления Т. Блэра делятся на 3 этапа: 1-й этап – 1997–1999 гг. – период прохладных отношений; 2-й этап – 2000–2003 гг. – период наивысшего подъема; 3-й этап – 2003–2007 гг. – период постепенного охлаждения.

Отношения России и Великобритании при Б. Н. Ельцине и Т. Блэре в 1997–1999 гг. можно охарактеризовать как «слабое взаимодействие». Великобритания, будучи ближайшим союзником Вашингтона в Европе, не стала нашим значимым партнером: взаимопонимание между ней и российским государством не было таким, как в отношениях РФ с Германией и Францией. У сторон периодически возникали разногласия по вопросам мировой политики и двустороннего взаимодействия. В связи с агрессией НАТО против Югославии в 1999 г. взаимодействие двух стран было приостановлено. Россия в знак протеста прервала контакты с Великобританией по военной линии и перенесла назначенный на май 1999 г. визит министра иностранных дел РФ И. С. Иванова. После объявленной российской стороной паузы визит И. С. Иванова состоялся в июле 1999 г.

Двусторонние отношения конца правления консерваторов и начала правления лейбористов во главе с Т. Блэром изменились после прихода к власти в 2000 г. В. В. Путина. Великобритания начинает считаться с мнением России и, если не ставить его во главу угла, то хотя бы учитывать возможную реакцию российской стороны. Если отношения Т. Блэра и Б. Н. Ельцина были нейтральными, то с приходом В. В. Путина они начинают идти по нарастающей. Лидеры встречались в ходе двусторонних визитов и переговоров в рамках различных международных мероприятий более 20 раз[897]. Пик отношений пришелся на период 2000–2003 гг. В июне 2003 г. состоялся первый за 159 лет государственный визит главы российского государства в Великобританию.

Позиция Т. Блэра по установлению более тесных отношений с Россией была, на наш взгляд, объяснима и преследовала определенные цели. Т. Блэр, стремившийся закрепить роль Великобритании в качестве ключевой державы на мировой арене, хотел заслужить репутацию «главного знатока Кремля», сыграть роль «моста» между Россией и США. Глава британского кабинета министров содействовал утверждению российского президента в клубе мировых лидеров. В установлении близких отношений с Москвой, по мнению А. А. Громыко, сыграл роль и определенный элемент соперничества Великобритании с европейскими странами[898]. В начале 2000-х гг. авторитет Т. Блэра среди европейских лидеров постепенно снижался. Его обещания стать ближе к Европе, присоединиться к «евро» так и остались предвыборными репликами, в связи с чем роль Великобритании в Европе снижалась. А роль главного «специалиста» по России и способам установления с ней «цивилизованных отношений» придавала британскому лидеру солидный вес[899]. В результате на определенное время Лондон превратился в основного партнера России на европейском направлении.

Однако постепенно расхождения между сторонами начинают усиливаться, особенно по иракскому вопросу. Охлаждение отношений достигло апогея в конце 2006 г., когда на арене двусторонних связей появилось дело Литвиненко.

В основе негативных изменений лежали причины, наиболее существенными среди которых, на наш взгляд, являются следующие. Успехи России в начале XXI в. во внутренней политике и на международной арене, особенно в отстаивания национальных интересов, насторожили субъекты международных отношений, в том числе и Соединенное Королевство, которые привыкли к слабой Российской Федерации 90-х гг. XX в. Западные страны и Великобритания опасались, что Россия будет играть весомую роль на международной арене и в мировых хозяйственных связях и диктовать условия мировому сообществу, как и во времена СССР[900]. Наконец, политика правительства новых лейбористов и руководства России внесла вклад в охлаждение взаимоотношений. В. А. Гусейнов отмечает, что Лондон, декларируя проведение четкой и последовательной внешней политики, старается утвердиться в глазах союзников как твердый защитник национальных интересов страны, Евроатлантического альянса и ЕС, а Россия «как нельзя лучше подходит для демонстрации такой твердости». Москва «отчасти по объективным причинам, отчасти из-за того, что при принятии серьезных государственных решений верх берут сиюминутные и корпоративные интересы», порой, в свою очередь, бывает также бескомпромиссна в своей внешней политике[901]. В 2007 г. отношения из политической сферы перетекли во взаимодействие в торгово-экономической и международной областях.

В концептуальных подходах правительств Т. Блэра и их практическом применении в отношении РФ имелись определенные сходства с курсом правительств М. Тэтчер. Это – доминирование «особых отношений» с США при определении внешнеполитических концепций двух лидеров. Правительства Т. Блэра и М. Тэтчер поддерживали инициативы Вашингтона и шли в фарватере его внешней политики. Стремление разных, на первый взгляд, британских премьеров играть роль моста между «более сильными» сторонами. М. Тэтчер и Т. Блэр хотели, чтобы Великобритания играла более значительную роль на международной арене. Поэтому они не только претендовали на роль посредника в отношениях между Европой и США, но и видели себя в роли медиатора между Кремлем и Белым Домом, стремясь, повысить роль Великобритании в определении мировых процессов. И им это удалось.

Таким образом, стремление партии «Новых лейбористов» внести свежую струю во внешнюю политику сыграло большое значение в установлении нового формата взаимоотношений Великобритании и России. Проявление гибкости в чеченском вопросе со стороны британского премьер-министра говорило о более мягкой позиции в отношении России, и вместе с другими объективными и субъективными причинами способствовало переходу от вялотекущего состояния в 1997–1999 гг. к улучшению двусторонних отношений в 2000–2003 гг. Однако расхождения в иракском вопросе, выражение Великобританией бескомпромиссности в деле Литвиненко привели к уменьшению взаимодействия и охлаждению в 2003–2007 гг.

Некоторые аналитики полагали, что внешняя политика лейбористов во главе с Г. Брауном будет значительно отличаться от курса Т. Блэра. Так, С. Ли считал, что новый премьер больше дистанцируется от Европы и сконцентрируется на американо-британских отношениях[902]. Другие, как например, В. Богданор предполагали, что, несмотря на смену тона и стиля, радикальных изменений в курсе не произойдет[903]. Действительно, Г. Браун продолжил политику предшественника во внешней политике, рассматривая ее сквозь призму экономических вопросов и глобальных изменений. Он продолжил курс Т. Блэра на европейском и американском направлениях, успешной в первом случае, но менее удачной во втором. Российскому направлению внешней политики при Г. Брауне за все время пребывания у власти новых лейбористов уделяется меньше значения, чем во времена консервативного Дж. Мэйджора.

Развитие российского направления в период правления Г. Брауна можно разделить на два этапа: 2007–2008 гг. сопровождался дальнейшим охлаждением отношений, сменившись постепенным стремлением руководства Великобритании к их улучшению в 2008 – начале 2010 гг.

Новый глава лейбористского правительства довел отношения с Россией до «оледенения» в первый же год правления. В политической сфере диалог государств зашел в тупик. Г. Браун отказывался идти на компромисс в деле Литвиненко, закрытии отделений Британского Совета в России. Россия также не сдавала своих позиций. По мнению В. А. Гусейнова, такое состояние дел относилось не столько к «кризису британо-российских отношений, сколько к кризису британской внешней политики на российском направлении». Концептуально яркий запал в отношениях, сложившийся в период правления Т. Блэра, себя изжил. В годы Г. Брауна среди руководства партии не было ясности в видении места российского направления и перспектив развития в этой сфере.

Некий идеологический кризис сказывался на развитии политических отношений.

Однако нельзя не отметить некоторое увеличение внимания месту российского направления в последний год правления Г. Брауна, что в ряду других причин может быть связано с изменениями в российско-американских отношениях в тот период, началом их «перезагрузки». Хотя Лондон начал делать шаги навстречу Москве еще в 2008 г., но именно в 2009 г. лейбористы стали проявлять стремление к их улучшению, ярким примером которого стал официальный визит Д. Милибэнда в Россию в ноябре – первый визит министра иностранных дел Великобритании в Россию с 2004 г. Важность этого события становится еще более понятной, если учесть, что с момента прихода Г. Брауна к власти стороны встречались лишь в рамках международных мероприятий, и не посещали друг друга с визитами. Кроме того, постепенное смягчение подхода было также связано с пониманием значимости и неизбежности взаимодействия Великобритании с Россией, как на двусторонней основе, так и в мировых делах.

Важно выделить не только отличительные особенности, но и единую неизменную линию Соединенного Королевства в отношении нашей страны. Для поддержки этой линии в Форин-офисе назначено официальное лицо – постоянный заместитель министра, который был призван обеспечивать преемственность внешней политики Лондона независимо от того, какая партия находится у власти. Этот факт подчеркивает надпартийный характер британской внешней политики в отношении Российской Федерации.

Можно выделить определенные сходства в политике Г. Брауна и Дж. Мэйджора. Оба лидера пришли на смену блистательным и харизматичным М. Тэтчер и Т. Блэру. Оба политика продолжили курс своих предшественников в отношении России, развили и углубили их, но в диаметрально противоположном направлении. Дж. Мэйджор принял от М. Тэтчер курс на улучшение отношений СССР, а с становлением новой России продолжил политику расширения сфер сотрудничества и усиления развития кооперационных связей в двусторонних отношениях и в мировой политике. Натянутость отношений России и Великобритании из-за Ирака, дела Литвиненко и других проблем при Т. Блэре Г. Брауном не была преодолена, но и еще более усугубилась.

Если при Дж. Мэйджоре российское направление находилось на одном из первых мест после американского и европейского, то при Т. Блэре и особенно при Г. Брауне, оно относилось Лондоном к разряду «сотрудничество с остальными странами мира». Это можно понять и по структуре Форин-офиса[904]. Страновое распределение по департаментам еще раз подтверждает, что основными направлениями являлись американское и европейское. Российское направление относилось к отделению в составе Политического департамента МИД Великобритании. Этот отдел занимался также странами Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии, проблемами международной безопасности, международными институтами, вопросами прав человека и демократии. Таким образом, Россия причислялась к числу важных с экономической точки зрения, но «проблемных» стран, требующих пристального внимания, ведения дел с опаской к их внутри– и внешнеполитическим шагам. Объединение российского направления, Центральной Азии и Кавказа в единое отделение также это доказывает.

6 мая 2010 г. в Великобритании состоялись всеобщие парламентские выборы. Прогнозы большинства аналитиков себя оправдали, и победу в них одержала Консервативная партия, сформировавшая правительственную коалицию с партией либеральных демократов. В предвыборных манифестах Консервативной и Либерально-демократической партий о России упоминалось лишь по одному разу и в разном ключе. Консерваторы призывали к прекращению финансовой помощи таком странам, как Китай и Россия, перенаправив средства «наибеднейшим странам, с акцентом на развитии в рамках Британского Содружества»[905]. Либеральные демократы говорили о необходимости увеличения роли и большего вовлечения Великобритании в политику Европейского Союза, что будет способствовать повышению влияния Лондона «в определении отношений ЕС с такими странами, как Россия, Иран и урегулировании на Ближнем Востоке»[906].

Коалиционное правительство Д. Кэмерона – Н. Клегга поначалу пошло по пути улучшения британо-российских отношений, в том числе и на заложенных при правительствах Т. Блэра и Г. Брауна основах. Однако, после краткого потепления в 2010–2013 гг., ввиду как имевшихся неразрешенных проблем, так и ввиду расхождения в вопросах мировой политики диалог вступил в фазу очередного охлаждения.

В 2014 г. отношения несколько осложнились в связи с событиями в Крыму. Хотя, по мнению российского посла в Лондоне, одним из важных факторов сотрудничества на мировой арене, стимулировавших активное взаимодействие двух стран, стали параллельные председательства России в «двадцатке» и Великобритании в «восьмерке» в 2013 г., однако уже в 2014 г. Россия была исключена из «группы восьми», причем Великобритания была одной из инициаторов и самых активных сторонников ее исключения. Острота момента особенно понятна, если учесть, что в 2014 г. Россия была председательствующей страной и саммит «восьмерки» планировался 4–5 июня в Сочи, но был оперативно перенесен в Брюссель.

В марте 2014 г. в рамках «вопросов премьер-министру» в палате общин Д. Кэмерон заявил, что действия России в отношении Крыма являются «совершенно неприемлемыми»[907]. Присоединение Крыма к России рассматривалось как аннексия. Кроме того, в отношении России были введены экономические санкции, на что в Кремле ответили зеркальными действиями. Ввиду обострения ситуации в восточных районах Украины был введен второй пакет санкций. Следующее расширение санкций произошло в связи с авиакатастрофой, падением Boeing 777 в Донецкой области 17 июля 2014 г., причиной которого, по мнению западных лидеров, в том числе Д. Кэмерона, стали действия пророссийских повстанцев.

24 февраля 2015 г., выступая в Комитете по связи Палаты Общин, британский премьер уведомил о решении направить британский военный персонал на Украину «для обеспечения совета и спектра тренировок, начиная от тактической разведки до логистики и медицинского обслуживания». Не исключая возможность более деятельной помощи совместно с США, он сказал, что пока, по решению Совета национальной безопасности, британская сторона ограничится поставками оборудования нелетального характера и обучением персонала[908].

Ситуацию в ДНР и ЛНР в Лондоне рассматривали не иначе как «агрессию России на Украине». В отношении жителей этих территорий в печати использовался термин «сепаратисты».

Стоит заметить, что из ведущих европейских держав Великобритания занимала наиболее жесткую позицию в отношении РФ. Британский премьер заявлял о необходимости расширения и усиления санкций, полном эмбарго на поставки оружия в Россию, критиковал Францию за готовность поставлять вертолеты Mistral, сделка по которым впоследствии была расторгнута.

В противоположность официальной позиции правительства консерваторов и либерал-демократов, часть общественности Великобритании придерживалась иной точки зрения[909].

Помимо украинского кризиса, в рассматриваемый период активно разворачивались события в странах Ближнего Востока и Магриба. В Лондоне с восторгом относились к событиям Арабской весны и свержению правящих режимов в Египте, Тунисе, Йемене. В Москве же эти события вызывали серьезные опасения. Великобритания в союзе с США выступала за свержение режима М. Каддафи, способствовала вооружению повстанцев и в составе сил международной коалиции участвовала в нанесении авиаударов по позициям правительственных войск. Россия же выступала за сохранение территориальной целостности Ливии. Кроме того, как справедливо отмечал А. Мухин, директор московского аналитического Центра политической информации, если на Западе М. Каддафи изображался жестокой, хотя и клоунской фигурой, то Россия всегда рассматривала его как надежного союзника[910]. Гражданская война в Ливии, крупнейший по числу жертв среди конфликтов в ходе Арабской весны, привела к фактическому развалу страны, дестабилизации ситуации в других странах региона.

Позиции двух стран по сирийскому вопросу расходились. По мнению премьер-министра Великобритании, ответственность за происходящее лежала на президенте Б. Асаде, а британская сторона поддерживала оппозицию[911]. Россия придерживалась точки зрения, что ответственность за конфликт лежит на повстанцах и поддерживала президента Б. Асада. Россия выступала против иностранного военного вмешательства в пользу какой-либо из сторон конфликта. Что касается Великобритании, то британское правительство поддерживало позицию США, что использование режимом Б. Асада химического оружия станет «красной чертой», после пересечения которой Запад может рассмотреть вариант военной интервенции[912]. При том, что Лондон и Москва оказывали содействие разным сторонам конфликта, руководство двух стран заявляло, что хотя позиции и разнятся, основной целью является урегулирование конфликта. Единым плацдармом для общих действий являлось Женевское коммюнике, «в разработке которого, наряду с другими странами, активное участие приняли Россия и Великобритания»[913].

Кроме того, в конце лета 2013 г. парламент проголосовал против «гуманитарной интервенции» в арабскую республику вследствие чего правительство сообщило, что не будет вмешиваться в ход боевых действий в Сирии.

Однако в 2013 году переговоры международных посредников по Сирии зашли в тупик, в том числе из-за противоречий между Россией и Великобританией.

В мае 2015 г. было объявлено о возобновлении переговоров между Москвой и Лондоном по урегулированию ситуации в Сирии. Представитель пресс-службы премьер-министра сообщил, что по итогам телефонного разговора В. В. Путина и Д. Кэмерона достигнута договоренность о встрече политических советников двух стран по сирийскому вопросу[914]. Главная сложность состояла в различиях позиций в отношении участников переговоров: Россия выступала с поддержкой Б. Асада, а Великобритания отказывалась от его участия в переговорах. При этом обе страны высказывались в пользу контактов с умеренной сирийской оппозицией.

Не стоит переоценивать значение этого телефонного разговора двух лидеров. По мнению сотрудника Института востоковедения РАН Б. Долгова, Россия и Великобритания придерживаются диаметрально противоположных позиций, и говорить о слаженных действиях преждевременно[915]. По его мнению, возобновление Д. Кэмероном обсуждения сирийского вопроса с Москвой являлось своеобразным внешнеполитическим пиар шагом, и было необходимо ему для повышения симпатий общественности. Кроме того, появление на арене боевиков ИГИЛ вывело сирийский кризис за рамки регионального конфликта, стало, как заявили в МИД РФ, «угрозой безопасности и стабильности Ближнего Востока в целом». Необходима консолидация всех сил, борющихся с ИГИЛ как сирийской армии, иракских вооруженных сил, шиитских ополченцев и их различных формирований, так и объединения всей международной коалиции. Президент Института Ближнего Востока Е. Сатановский считал, что желание Д. Кэмерона возобновить переговоры с РФ говорило о том, что Британия зашла в тупик.

На протяжении кризиса Москва и Лондон придерживались диаметрально противоположных позиций. Тем не менее, ввиду обострения ситуации на Ближнем Востоке в связи с действиями боевиков ИГИЛ, к США и соответственно Великобритании как его ближайшему союзнику начинает приходить понимание невозможности разрешения кризиса без участия РФ и необходимости работать совместно. Встреча В. В. Путина и Б. Обамы 28 сентября 2015 г., последующее заявления Д. Кэмерона о необходимости диалога с Москвой явились тому подтверждением. Кроме того, по итогам встречи объявлено о согласовании вопроса участия российских ВВС в воздушных ударах по позициям боевиков ИГИЛ в Сирии, в соответствии с обращением главы арабской республики Б. Асада к Президенту РФ. Изменилась позиция западных стран по вопросу отстранения Б. Асада от власти.

В целом, во внешней политике Д. Кэмерона отмечается строгое следование в фарватере политики США. Эта тенденция прослеживается гораздо четче и последовательней, чем в политике лейбористов при Т. Блэре и Г. Брауне. По мнению доцента РГГУ О. Павленко, внешняя политика Соединенного Королевства начинает терять самостоятельность[916].

7 мая 2015 г. состоялись Всеобщие парламентские выборы в Великобритании и Д. Кэмерон был переизбран в парламент и сформировал новое правительство, состоявшее полностью из консерваторов. В провозглашенной королевой Елизаветой II тронной речи обозначались основные направления политики нового правительства, в которой российское направление продолжало рассматриваться с жестких позиций[917].

В июле 2016 г. главой Консервативной партии избрана Т. Мэй, ставшая новым главой правительства. Назначение Т. Мэй премьер-министром Великобритании, на наш взгляд, не позволяет надеяться на изменение концепции консерваторов в отношении России. Основной проблемой перед новым руководством страны является разработка программы действий по наименее безболезненному выводу страны из ЕС и поддержание имеющихся международных обязательств страны. В этих условиях, выработка новой концепции консерваторов в отношении России не является приоритетной. Изменится ли концепция внешней политики Консервативной партии в отношении России, покажет история.