Национальная ассоциация и движение за парламентскую реформу в Англии в XVIII веке С. Б. Семенов

Абсолютное большинство английских исследователей политической истории Британии XVIII века традиционно рассматривают ее через призму борьбы партий тори и вигов. Эта традиция в английской историографии была заложена в XIX в., когда сформировались принципиальные основы двух противоборствующих интерпретаций – торийской и вигской. Историков двух направлений отличает как общий взгляд на генеральную линию развития британской политической системы в указанный период, так и оценки ее отдельных этапов. В наибольшей степени это относится к событиям 1760-1780-х гг., последовавшим за восшествием на престол короля Георга III.

Суть проблемы или, точнее, совокупности проблем, определившихся в историографической дискуссии, может быть представлена следующим образом. На протяжении правления первых двух королей Ганноверской династии в первой половине XVIII в. в Англии сложился определенный баланс политических сил. Власть безраздельно принадлежала партии вигов, которые, используя пассивность монархии, сумели ограничить прерогативу короны, укрепить влияние парламента и кабинета министров. В отличие от своих предшественников король Георг III проявлял очевидное стремление не только царствовать, но и править. Его активное вмешательство в политическую жизнь привело к отставке вигов, изменило политическое status quo и спровоцировало острую политическую борьбу.

Для торийских историков действия Георга III представляются справедливыми и конституционно обоснованными. По их мнению, виги, установившие в Англии олигархический режим, были ограничены в своих притязаниях молодым королем, который стремился править в интересах всего народа. Лишившись власти, виги встали на путь политического раскола и стимулировали обострение партийных противоречий, обвиняя своих политических оппонентов в возрождении торизма и королевского самовластия. Таким образом, именно на вигской оппозиции лежит главная ответственность за нарушение политической стабильности[313].

С точки зрения вигско-либеральной историографии, данные события имели прямо противоположный смысл. Начало царствования Георга III ознаменовалось своего рода дворцовой революцией. На место вигской партии, благополучно управлявшей страной на основе конституции и «революционного установления 1688 года», пришла дворцовая клика из числа бывших тори. Под предлогом борьбы против фракций она стала возрождать королевскую прерогативу и подчинять парламент – все это с широким использованием подкупов, запугивания и преследования неугодных лиц. В результате конституционный баланс был нарушен и само существование конституции поставлено под угрозу. Единственной силой, способной противостоять растущему влиянию королевской власти, стала партия вигов, которая взяла на себя нелегкое бремя защиты английской конституции и свободы от произвола [314].

Так в упрощенном изложении выглядели взгляды торийских и вигских историков XIX – начала XX вв. на борьбу партий в первые десятилетия правления Георга III. Новый поворот дискуссии дало появление работ Л. Нэмира и его последователей. Главная инновация школы Нэмира заключалась в утверждении тезиса о том, что политическая жизнь накануне и в первые годы правления Георга III «может быть полностью описана даже без употребления термина “партия”»[315]. Парламентские группы и фракции формировались не на основе принципов и политической платформы, а на основе патронажа и коррупции. Пребывание у власти давало возможность политическим лидерам значительно расширять число зависимых от них лиц путем раздачи синекур, пенсий и тем самым укреплять свое влияние. Этим успешно занимались виги в период своего правления. Вступление на престол Георга III ограничило возможности вигских лордов бесконтрольно распоряжаться государственной казной в собственных интересах, но не означало принципиальных изменений в политической структуре. По Нэмиру, виги действительно начали борьбу с королем и его окружением, но не против ущемления власти парламента, а против ущемления собственных прав контроля над ним; не за сохранение конституции и свободы английского народа, а за свободу «запускать руки» в государственную казну.

В концепции Л. Нэмира легко обнаружить модернизированную торийскую интерпретацию с характерным для нее осуждением вигской олигархии и оправданием притязаний Георга III. Однако более важным представляется другое. Нэмир поставил под сомнение сам факт наличия партий в Британии в середине XVIII в. – факт, который являлся аксиомой для торийских и вигских историков и составлял основу их концепций.

В современной английской историографии взгляды школы Нэмира подверглись некоторой переоценке. На протяжении 1970-1980-х гг. было опубликовано несколько работ, в которых нэмировская концепция была подвергнута критике за то, что она значительно упрощает историческую действительность[316]. По мнению авторов этих работ, неправомерно сводить политическую борьбу в Британии XVIII в. к столкновению личных амбиций и корыстолюбия политиков. Последние руководствовались определенными принципами и идеологическими воззрениями, которые оказывали воздействие на их политические действия. Л. Нэмир был близок к истине, отмечая отсутствие принципиальных идеологических расхождений между тори и вигами, поскольку и те, и другие признавали итоги революции 1688–1689 гг. и легитимность Ганноверской династии. Но он ошибался, отрицая существование партий и партийных противоречий: они сохранились, хотя их характер изменился.

Несомненно, вопрос, поднятый в дискуссии о партиях в Британии во второй половине XVIII в., является существенно важным не только для адекватного воспроизведения английской истории того времени, но и с точки зрения исторической перспективы, ибо формирование партийно-политической системы составляет одно из важнейших направлений в политической истории нового времени. Однако можно заметить, что современные английские историки, стремясь переосмыслить взгляды своих предшественников, остаются в целом в русле историографической традиции двухпартийной истории и поле их исследования ограничено государственно-политическими институтами. Споры о парламентских партиях долгое время заслоняли от историков процессы, происходившие на периферии политической жизни, а точнее, за стенами Вестминстера и Уайтхолла. Между тем их изучение дает новое направление поиску истоков партийной системы.

Наиболее ясно эту мысль высказал английский историк Э. Блэк, занимавшийся изучением деятельности внепарламентской оппозиции в Англии в 1760-80-х гг. «Истоки современной политической организации и правительства, – писал он, – должны находится где-то между 1760 и 1830 гг. Я полагаю, что мы слишком долго пытались найти ответ на эту проблему в исследованиях парламентских выборов и парламентских деятелей…Ядро партийных платформ, партийной структуры и партийной пропаганды следует искать в эволюции национальных экстра-парламентских организаций, пытавшихся обеспечить в избирательных округах выборы депутатов, приверженных определенной программе, и организовать сторонников этой программы в парламенте». Один из мэтров английской историографии Г. Баттерфилд также отмечал, что в Британии во второй половине XVIII в. мы можем обнаружить «нечто подобное современной политической партии, в которой избиратели и избранные дают обещание придерживаться общей программы или системы политики». Эта организация «способствовала превращению партий восемнадцатого века, основанных на “связи”, в современную разновидность партии». Наконец, аналогичное замечание мы находим в работе еще одного авторитетного специалиста по истории XVIII в. Й. Кристи, который писал, что в Англии того времени была создана организация, которая «должна была принять роль, отчасти подобную роли современной политической партии: оглашать политику, мобилизовать избирателей в ее поддержку и, насколько возможно, разубеждать людей голосовать за кандидатов, которые выступают против или равнодушны ко всей программе»[317].

И Э. Блэк, и Г. Баттерфилд, и Й. Кристи имели ввиду одну и ту же организацию, а именно Национальную ассоциацию для борьбы за парламентскую реформу. Несмотря на недолгий срок своего существования (Ассоциация была создана весной 1780 г. и фактически прекратила деятельность весной 1785 г. после неудачной попытки У. Питта-младшего провести билль о реформе), она сыграла значительную роль в политической борьбе того времени и, как можно судить по приведенным замечаниям британских исследователей, оставила заметный след в политической истории страны. В любом случае ее история представляет интерес.

Идея создания подобной организации возникла в результате осмысления опыта деятельности внепарламентской оппозиции в конце 60-х – начале 70-х гг. XVIII в. Тогда в Англии развернулось общественно-политическое движение, первоначальной целью которого была борьба против злоупотреблений, допущенных в «деле Уилкса», а затем – за реформу избирательной системы. Это движение известно в историографии как ранний английский радикализм. Радикалы организовали массовую петиционную кампанию, создали свою политическую организацию и разработали широкомасштабную программу парламентской реформы. В силу ряда причин движение постигла неудача, но его опыт стимулировал развитие радикальной политической теории, и в 70-х гг. появилось несколько публицистических сочинений, в которых было дано идейное обоснование программы реформы. Она включала требования сокращения срока парламентских полномочий, борьбу против коррупции на выборах, исключения из парламента лиц, занимающих правительственные должности, а также обеспечение «справедливого и равного представительства народа». Под последним радикалы понимали всеобщее избирательное право для мужчин, ежегодные выборы в парламент, тайное голосование, ликвидацию гнилых местечек и расширение представительства в парламенте графств и крупных городов, распределение избирательных округов соответственно количеству избирателей.

Один из главных вопросов, вставших перед радикальными мыслителями и реформаторами, заключался в том, как добиться осуществления парламентской реформы в рамках сложившейся конституционной и парламентской практики.

В ходе петиционной кампании 1769–1770 гг. королю и парламенту были представлены петиции с требованиями политических преобразований, под которыми поставили свои подписи не менее 60000 человек, то есть приблизительно более одной четверти всех избирателей Англии. Однако все они остались без ответа. Этот опыт показал, что власть игнорирует требования народа, от имени которого выступали радикалы, а традиционные методы давления на власть, как-то петиции и демонстрации, не достигают результата. Для тех, кто хотел добиться реформы, проблема способов ее достижения становилась вопросом первостепенной важности, поэтому идея создания специальной организации для проведения парламентской реформы не случайно была выдвинута сразу в нескольких произведениях радикальных авторов.

Традиционно автором этого проекта считается Джеймс Бург, который в 1774–1775 гг. опубликовал трехтомный трактат «Политические исследования», ставший своеобразной библией раннего английского радикализма. Однако первым эту идею предложил в 1771 г. Обадайя Хьюм в памфлете «Исторический очерк об английской конституции»[318]. Как это часто бывает, имя первооткрывателя оказалось забытым, а все лавры достались его преемнику. Это произошло отчасти благодаря громадной популярности трактата Бурга, и большинство участников радикального движения почерпнули идею Национальной ассоциации из его книги. Трактат О. Хьюма был менее известен современникам и почти забыт историками, поэтому в работах по истории радикализма в связи с созданием Национальной ассоциации обычно упоминается только имя Дж. Бурга.

Если невозможно провести реформу сверху, посредством обычной законодательной процедуры, нужно добиться ее снизу – в этом заключался главный смысл проекта О. Хьюма. В сложившейся ситуации единственной возможностью для народа Англии получить удовлетворение своих жалоб является объединение его в «законные ассоциации для защиты своих конституционных прав и свобод». Они должны быть созданы в каждом торговом городе и во главе всех должен встать Лондон. Кроме того, следовало бы организовать «конституционные клубы» в каждом приходе. Все эти организации должны поддерживать между собой постоянную связь, чтобы «согласованно действовать в интересах общего блага». Главной целью этих ассоциаций должна стать парламентская реформа. Они будут ее добиваться, голосуя только за кандидатов, которые дадут соответствующие письменные обязательства своим избирателям. Новая организация (ибо «ассоциации», связанные общими целями и взаимными обязательствами, можно рассматривать как отделения или секции единой организации) должна была взять на себя функции политического объединения электората и противостоять традиционным партиям и местному «влиянию»[319].

Как многие участники движения в конце 1760 – начале 1770-х гг. и сочувствующие им, Бург был разочарован результатами петиционной кампании и общими итогами деятельности внепарламентской оппозиции. Одной из причин неудач он считал избранную тактику действий: «Инструкции, петиции и тому подобное являются для королевского двора хорошим способом отвлечения внимания, поскольку они знают, что такими средствами ничего не будет сделано против их власти»[320]. Бург возлагал надежды на предстоящие парламентские выборы и на то, что вновь избранные честные и неподкупные депутаты в соответствии с клятвой, данной избирателям, примут законы о реформе. Однако неутешительные для радикалов итоги выборов 1774 г. заставили его отказаться от этой идеи. И в третьем, последнем томе «Политических исследований», опубликованном в 1775 г., Джеймс Бург предложил всем сторонникам реформы создать новую политическую организацию – Великую национальную ассоциацию для восстановления конституции.

Великая национальная ассоциация должна была объединить большую часть нации, для чего Бург предлагал создать в каждом приходе комитеты для составления списков желающих вступить в Ассоциацию. Членами могут стать все «друзья свободы», занесенные в приходские налоговые списки. Во всех графствах Англии, Ирландии и Шотландии, а также в американских колониях для координации деятельности должны быть созданы «головные комитеты». Возглавить Ассоциацию мог бы король или «независимая знать», но, скорее всего, «великий, богатый и независимый город Лондон». После того, как списки будут составлены, и станет очевидно стремление подавляющего большинства граждан к реформе, в чем Бург абсолютно уверен, Ассоциация приступит к выполнению своих задач. Они заключаются в укреплении общественного доверия, выяснении мнения народа о состоянии общественных дел, предоставлении властям петиций о необходимости принятия соответствующих актов парламента и, наконец, в том, чтобы «разбудить и держать в готовности силу нации с целью оказывать давление на правительство»[321].

Основная идея этого проекта была вполне понятна: не жалобами и петициями, а прямым действием народ может защитить и обеспечить свои права. В то же время предложенный план содержал много неясностей. Какой будет окончательная форма Ассоциации? Какое место она займет в рамках существующей политической системы и как будет соотноситься с государственными органами – короной, парламентом, кабинетом министров? Дж. Бург сознательно обошел стороной эти вопросы и очертил лишь общие контуры идеи, «предоставив мудрости последующих времен определить детальные шаги, которые будут предприняты ассоциацией для достижения великой цели». От детализации проекта его удерживало опасение, что «более робкие читатели» будут встревожены необычностью и радикализмом данного предложения и «сделаются менее расположенными присоединиться к Великой национальной ассоциации»[322]. Что касается более смелых читателей, а их оказалось много среди радикалов, то они поняли и оценили грандиозный замысел Джеймса Бурга. И в начале 1780-х гг., когда в Англии вновь развернулось массовое движение за парламентскую реформу, проект создания Национальной ассоциации нашел практическое воплощение.

Инициатива движения исходила одновременно из двух центров. 20 декабря 1779 г. один из лидеров лондонских радикалов Джон Джеб в своем обращении к избирателям Мидлсекса, опубликованном затем в виде памфлета, предложил им выступить инициаторами создания массовой общенациональной организации, которая могла бы восстановить реальные права народа. Для этого предполагалось первоначально составить списки жителей нескольких графств и крупных городов и определить пропорциональное их количеству число депутатов, полномочных представлять их интересы. Затем из этих депутатов следовало образовать постоянно действующие комитеты, которые будут поддерживать между собой связь и привлекать к сотрудничеству другие графства, пока наконец «большинство [жителей] королевства не будут действовать сообща по единому плану». После этого представители комитетов соберутся для выработки ремонстрации парламенту, которая после ее одобрения комитетами может рассматриваться как «общее постановление объединенных графств». В отличие от всех принятых ранее петиций, данный документ будет действительно выражать мнение всего народа, и он зазвучит для членов парламента, как «распоряжение патрона своему уполномоченному», как «приказ хозяина слуге». Если же и этот голос не будет услышан, тогда в графствах нужно будет создать новые комитеты с более широкими полномочиями. Ассамблея депутатов этих комитетов получит полное и законное право распустить действующий парламент. Более того, она сможет внести необходимые изменения в конституцию о порядке выбора депутатов палаты общин и о созыве будущего парламента, то есть проведет парламентскую реформу! После одобрения палатой лордов и королем ее решения станут законом страны[323].

Способ достижения цели, который Джеб предложил избирателям Мидлсекса, а через них – всем жителям Англии, по существу был попыткой реализации идеи Джеймса Бурга о Национальной ассоциации. И хотя ни в устном, ни в опубликованном тексте «Обращения» не упоминалось имя автора «Политических исследований», тождество двух проектов не вызывает сомнений. В обоих случаях речь шла о создании особого внеконституционного органа, стоящего наравне с существующими государственными структурами; органа, который сможет не только контролировать законодательную власть, но и исполнять ее функции. Как и Бург, Дж. Джеб не предполагал упразднение институтов короны и палаты лордов и сохранял их в качестве элементов конституционной системы, но по существу и по форме его проект означал создание альтернативной системы правления посредством прямого действия народа. Ассамблея депутатов по справедливости и законно станет высшим законодательным органом, поскольку ее голос «в прямом смысле будет голосом общин этой страны». Базовым действующим принципом этой системы должен стать принцип народовластия. Джеб предельно радикализировал его смысл, утверждая, что народ имеет право на любые политические преобразования вплоть до роспуска парламента и изменения конституции. В опубликованном тексте «Обращения» Джеб писал: «Дух английской свободы не только дает право, но поощряет и побуждает каждого человека в этом государстве свободно исследовать недостатки конституции, ошибки правительства и поведение лиц, занятых в его различных департаментах». В критические моменты общественного развития это право иметь свое мнение по важнейшим политическим вопросам превращается в обязанность действовать, распространять и пропагандировать свои взгляды, предпринимать шаги по искоренению допущенных властью нарушений. Сейчас настало такое время, когда нельзя «сидеть в преступном бездействии, ожидая, что наши права будут [нам] возвращены благодаря самодеятельным усилиям наших друзей из аристократии или неожиданно признаны короной», нужно «не рассуждать, а действовать», и «голос народа должен стать гласом, внушающим страх дурному правительству»[324].

Следует еще раз обратить внимание, что последние высказывания нашли отражение лишь в опубликованном тексте «Обращения к избирателям Мидлсекса». Но и в том виде, в котором оно прозвучало на собрании 20 декабря, проект Джона Джеба выглядел ультрарадикальным. Едва ли не каждый его пункт вступал в противоречие с существующими правилами и традициями. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить его с некоторыми высказываниями Уильяма Блэкстоуна, авторитетнейшего и, заметим, весьма либерально настроенного юриста того времени. Его капитальные «Комментарии к законам Англии» отражали если не бесспорный, то, во всяком случае, общепринятый взгляд на ключевые проблемы конституционного устройства. Так, рассуждая о возможности толкования «неписанной конституции», Блэкстоун не допускал и мысли о том, что это будет позволено народу. По Блэкстоуну, исключительное право комментировать и объяснять конституционное установление принадлежит «депозитариям законов, живым оракулам», то есть правоведам-законникам, и уж никоим образом не частным лицам или самодеятельным организациям, пусть даже выступающим от имени народа[325].

Обращаясь к вопросу об ответственности депутатов перед избирателями, Блэкстоун писал, что каждый член парламента, избранный от одного избирательного округа, в реальности представляет интересы всего королевства и потому не связан обязательством испрашивать совета своих избирателей по каждому конкретному вопросу, а должен руководствоваться собственными разумениями и принципами[326]. Того же мнения придерживался Э. Берк. Он заявлял, что парламентарии обязаны следовать желаниям народа, поскольку они в «бесконечном долгу перед своими избирателями, которые возвысили их таким выдающимся доверием». Но они должны идти впереди своих избирателей, с «сыновней любовью, но без рабского страха» и «проводить их [народные] интересы сообразно своим собственным убеждениям»[327].

Как программа действий проект Дж. Джеба мог показаться абсолютно утопичным: слишком уж необычны и смелы были его предложения. И, тем не менее, одна из главных идей «Обращения» – создание общенациональной ассоциации – неожиданно оказалась жизнеспособной. Независимо от Джеба и одновременно с ним она была выдвинута группой йоркширских джентри во главе с Кристофером Уайвилом. Они стали организаторами проведения петиционной кампании и создания ассоциации графств для проведения парламентской реформы. С этой целью 30 ноября 1779 г. в Йорке было проведено собрание графства, где была принята петиция парламенту и создан специальный корреспондентский комитет, которому поручалось вести переписку с другими графствами и избирательными округами королевства «для [оказания] эффективного содействия целям петиции и поддержки этой похвальной реформы и иных подобных мероприятий, которые могут способствовать восстановлению свободы парламента». Комитету было поручено разработать план Ассоциации «для поддержки этой насущной реформы на законной и конституционной основе»[328]. Вслед за Йорком в первые месяцы 1780 г. подобные комитеты были созданы в других графствах Англии, а в марте того же года в Лондоне состоялась первая конференция Национальной ассоциации.

На собрании в Йорке идея Ассоциации прозвучала довольно невнятно: нечто вроде общественного движения, призванного подвигнуть парламент к насущным политическим преобразованиям. В резолюции йоркширского комитета, принятой 21 января 1780 г. уточнялось, что задача Ассоциации заключается в том, чтобы «способствовать принятию постановлений о сокращении парламентского срока и о равномерном представительстве народа». Методы достижения этих целей определялись как «законные и мирные»: голосовать на выборах только за тех кандидатов, которые дадут публичное обещание бороться за эти законы[329]. Тогда же К. Уайвил, один из главных создателей Ассоциации, сообщал в частном письме, каким ему видится ее будущее: «Я верю, что в этом королевстве сохранилось еще достаточно энергии и патриотического духа, чтобы создать Партию отечества, способную совладать с короной и спасти конституцию» [330]. Таким образом, речь шла не просто об учреждении общественной организации для продвижения ряда реформ, но о создании новой общенациональной партии, свободной от корысти, погони за властью и прочих пороков парламентских фракций и выражающей интересы всей страны. Хотя Уайвил избегал ссылаться на литературные авторитеты, в его видении Ассоциации мы вполне можем заметить аллюзию гаррингтоновских идей. Наверное, он был знаком с трудами политических философов, составлявшими «джентльменский» набор образованного человека того времени, в том числе и работами Гаррингтона. Возможно, что именно под влиянием Гаррингтона сформировались взгляды Уайвила на Ассоциацию, когда он писал о ней, как о «партии отечества». Но, скорее всего, они выкристаллизовались из глубин ментальности провинциального дворянства, вобрав в себя все его недовольство, предубеждения и протест: против коррупции, засилья денежных интересов, фракций, роста королевской прерогативы и министерского влияния, против ослабления экономической, социальной и политической роли джентри. Провинциальные сквайры, свободные землевладельцы – вот, по мнению Уайвила, соль соли земли, вот кто способен выражать действительные интересы нации, вот где должны черпать свою силу и убежденность депутаты парламента. Поэтому у Уайвила не возникало и тени сомнения в законности предпринимаемой акции и он очень мало внимания уделял ее обоснованию. В ответ на упреки противников Ассоциации он отвечал: «Я не только считаю бесспорной законность действия депутатов [Ассоциации], но я также убежден, что без некоторых подобных мер по сохранению постоянного согласия среди людей, их усилия удовлетворить общественные жалобы мирным путем всегда будут безуспешны»[331].

Исходя из опыта организаций 1770-х годов, Уайвил разработал механизм политического действия Ассоциации. «Все, что она в действительности означает, – писал он, – … это поддерживать петиции, обязывая не голосовать за того кандидата в парламент на будущих выборах, который не обещает поддерживать реформу, предложенную петицией. Когда эта цель будет достигнута, и если страна обратит внимание на то, чтобы сократить сроки парламента или увеличить количество депутатов от графств, вероятно, будет предложен тот же способ поддержки» [332]. Таким образом, главная политическая функция Ассоциации, по Уайвилу, должна была заключаться в том, чтобы контролировать и направлять процесс формирования депутатского корпуса, не вмешиваясь в собственно законотворческий процесс. С этой точки зрения, Ассоциация никоим образом не посягала на прерогативу парламента, и все упреки ее противников в этом отношении были совершенно беспочвенны. Вся дальнейшая деятельность Уайвила в качестве одного из руководителей Ассоциации подтверждает этот вывод. Нигде и никогда он не проявил намерения расширить обозначенные им самим границы полномочий Ассоциации и придать ей большую значимость. Все его усилия сводились к активизации ее деятельности, к тому, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше сторонников, но не более того.

В своем понимании политической роли Ассоциации Уайвил принципиальным образом расходился с радикалами и, в первую очередь, с Джебом. Последний рассматривал Национальную ассоциацию как орган прямого народоправства, высший по отношению ко всем другим государственным институтам. Он и его радикальные единомышленники усматривали в Ассоциации не просто удобный инструмент для реализации определенных политических целей, но и возможность действительного воплощения демократических принципов в политической жизни. Эти принципы гласили, что каждый человек от рождения в полной мере обладает всеми правами, которые делают его полноправным членом общества, а в государственных делах верховным сувереном является народ. Перед лицом этих истин отступали на второй план всякие иные соображения, в том числе и политическая целесообразность. С точки зрения политических реалий такой подход был абсолютно утопичен, поскольку он игнорировал существующие государственные институты и сложившиеся политические отношения. Дж. Джеб, ставя Ассоциацию выше парламента, по сути предлагал вернуться к институту народных собраний или противопоставить антинародному парламенту народный антипарламент. Как в первом, так и во втором случае это было невозможно.

Сравнивая эту интерпретацию идеи Ассоциации с первоисточником, трактатом Джеймса Бурга, представляется, что ближе к оригиналу был все-таки Уайвил. Бург имел в виду тот же умеренный вариант, который предлагал йоркширский лидер. Но Дж. Джеб, Дж. Картрайт и другие радикалы руководствовались принципами, тогда как Уайвил – соображениями политической целесообразности. На это различие указывал Джон Картрайт, когда писал: «Умеренность на практике может быть похвальна, но умеренность в принципах отвратительна. Можно ли доверять человеку, который умеренно честен, или уважать женщину, которая умеренно добродетельна?»[333]. Ту же мысль высказывал Дж. Джеб в письме К. Уайвилу: «Я всегда готов от всего сердца поддержать любой реальный план, хотя он непосредственно и в полной степени не продолжает мою идею… Но я никогда не приму линию поведения, которая предполагает одобрение тех принципов, которые я отрицаю»[334].

Но и Джеб, и Уайвил были едины в том, что практическая деятельность Ассоциации должна заключаться в мобилизации электората с целью избрания депутатов на основе определенной политической программы, что по существу делало ее ничем иным, как прообразом современной массовой политической партии, осуществляющей связь между электоратом и властью. Парадоксально, но факт: подчеркивая общедемократический, внепартийный характер своей организации, демонстративно отделяя себя от парламентских групп, лидеры Ассоциации создавали то, что, говоря современным языком, может быть названо политической партией.

Учредительная конференция Национальной ассоциации прошла в Лондоне в марте 1780 г. В ней приняли участие представители 12 графств и 4 городов[335]. Главным итогом конференции стало решение о создании Национальной ассоциации. Ее целями объявлялось обеспечение тщательного расходования общественных средств; увеличение количества депутатов парламента от графств не менее, чем на сто мест; учреждение ежегодных парламентов. В преддверии предстоящих парламентских выборов всем сторонникам Ассоциации предлагалось голосовать только за тех кандидатов, которые поддержат эту программу. Все это было изложено в меморандуме, текст которого был разослан в графства[336].

А в сентябре 1780 г. состоялись парламентские выборы, которые стали смотром сил движения. Времени на подготовку и проведение избирательной кампании у внепарламентской оппозиции почти не было. Возможно, поэтому они не принесли ей убедительной победы. И если в отдельных случаях кандидаты от оппозиции одержали верх над креатурами правительства, то в других избирательных округах они потерпели сокрушительное поражение. Реально оценивая ситуацию, вряд ли можно было ожидать большего. Движение только прошло стадию организационного оформления и лишь в отдельных местах могло сыграть организующую роль.

Как и на выборах 1774 г., внепарламентская оппозиция внесла ряд инноваций в порядок выборов. Прежде всего это относилось к обязательствам кандидатов подписывать инструкции избирателей с обещаниями бороться за проведение парламентской реформы и призывами к избирателям голосовать только за своих кандидатов. В тех условиях, когда привычным было голосовать за человека, а не за программу, это было почти революционно и – почти безнадежно.

Наиболее очевидных успехов реформаторам, как можно было почти безошибочно предугадать, удалось добиться там, где и до этого их влияние было достаточно сильно: в столичном округе и в Йорке. В целом на двенадцать мест от столичных округов было избрано девять депутатов, так или иначе связанных с Ассоциацией и поддержавших программу реформы. Это был очевидный успех реформаторов, хотя он и не является достаточным основанием для далеко идущих выводов о широком распространении радикальных настроений и желании реформы в столице. В такой же степени их успеху способствовало и общее недовольство политикой администрации Норта, и традиционная оппозиционность столицы.

В Йоркшире в комитет от Ассоциации были выдвинуты две кандидатуры: сэр Джордж Сэвил, известный своими заслугами перед движением за реформу, и Генри Данкомб, член комитета с момента его основания. На общем собрании графства 5 сентября кандидатура Сэвила была выдвинута официально, и он в своем обращении обещал бороться за отмену семилетнего билля и увеличение представительства от графств на сто депутатов. Оба были избраны членами парламента.

Таким образом, парламентские выборы 1780 г. продемонстрировали, с одной стороны, ограниченность влияния реформаторского движения, а с другой – некоторое распространение и укоренение идей реформы. В ряде мест кандидаты открыто выступали на выборах как сторонники реформы, сделав ее требование своей политической платформой, и в ряде случаев они добились успеха.

Ситуацию, сложившуюся к началу 1781 г., можно было оценивать двояко. С одной стороны, за короткий промежуток времени внепарламентская оппозиция добилась определенных успехов. Была организована и проведена масштабная политическая акция, петиционная кампания, в ходе которой созданы постоянно действующие комитеты; предпринята попытка создать общенациональную политическую организацию, согласовать основные принципы и цели ее программы. И хотя вновь созданная Ассоциация не получила всеобщей поддержки и формирование ее отделений и одобрение программы не было повсеместным, она превратилась в реальную политическую силу. Это продемонстрировали парламентские выборы 1780 г., на которых несколько кандидатов от Ассоциации были избраны в парламент. Наконец, Ассоциация получила поддержку со стороны ряда ведущих политиков и парламентских групп, что расширяло потенциальные возможности ее политического действия.

Безусловно, среди всех современных ей политических организаций Ассоциация более всего соответствует современным представлениям о партии. По своим целям, задачам, по тем методам, которые использовались членами Ассоциации для их достижения, эта организация опережала свое время. Не осознавая того, лидеры Ассоциации закладывали основы для современной партийно-политической системы. И все же, в подобной оценке Ассоциации есть опасность модернизации ее функционально-политической роли. Понятно желание английских историков закрепить право первородства современной партийной системы за национальной историей, учитывая то обстоятельство, что в то время в мире нигде еще не было ничего подобного. Но век партий еще не наступил, как не существовало еще ясно выраженной общественной потребности в них. Предвосхищая будущее, в контексте своего времени Ассоциация была тем, чем она была, а именно общественным движением, направленным на достижение демократических политических целей. Как представляется, подобная оценка более исторична, и, главное, она соответствует собственным представлениям создателей организации.

Независимо от возможностей ее реализации идея Национальной ассоциации в условиях Британии XVIII в. приобретала революционный смысл. Как практическая мера, направленная на создание альтернативнои политическом структуры, она означала мирную революцию или, если угодно, конституционный переворот, поскольку предполагала изменение конституционного порядка через голову существующих государственных органов. Это понимали некоторые современники. Так, например, выражая мнение ее противников, анонимный автор в «Лондонской хронике» утверждал, что Ассоциация имеет целью «ниспровергнуть конституцию», а авторы протеста из Сассекса добавляли, что создание Национальной ассоциации, о которой шла речь на собраниях, «очевидно имеет тенденцию возобладать над легислатурой»[337].

Практическая деятельность Ассоциации, несмотря на ее ограниченное социальное и локальное влияние, явилась вызовом традиционной двухпартийной системе. На политической сцене Англии появилась третья сила, которая взяла на себя роль выразителя интересов сообщества в противовес своекорыстной политике государственных деятелей. И в этом отношении история Национальной ассоциации представляет интерес не только с точки зрения развития партийной системы, но и как пример оформления организационных структур гражданского общества. И создание Национальной ассоциации, и ее деятельность являются образцом гражданской инициативы, направленной на корреляцию взаимосвязей общества и власти посредством создания негосударственной политической организации. Сначала в Англии, а затем и в других странах подобные организации стали одной из важнейших составляющих современной политической структуры.