Крушение Австро-Венгрии в 1918 году

1. Маневры Центральных держав в поисках мира. Крах Салоникского фронта и отпадение Болгарии

К августу 1918 года внутреннее положение в двуединой монархии резко ухудшилось. Хотя ситуацию с продовольствием благодаря оккупации Украины удалось временно нормализовать, а мятежи, вспыхнувшие в мае и в июне в чешских, словацких и венгерских частях, были быстро подавлены, крестьянские районы империи (особенно национальные) проявляли все большее недовольство.

Тем временем провал июльского наступления австрийцев на Пьяве и прорыв германского фронта под Амьеном 8 августа поставили Центральные державы в очень тяжелое положение. 14 августа на межсоюзническом совещании в Ставке германского командования в Спа австрийский министр иностранных дел граф Буриан заявил, что:

«Австро-Венгрия достигла предела своих сил, и… сомнительно, окажется ли она в состоянии выдержать предстоящую зимнюю кампанию».

Немцы, в принципе, соглашались, что надо искать выход из войны дипломатическим путем. Однако они противились немедленному официальному обращению к странам Антанты с предложением о заключении мира, опасаясь, что такой шаг откроет союзникам всю слабость Центральных держав. Германские военные все еще надеялись остановить и разгромить врага, а дипломаты предпочитали вести переговоры о мире тайно и с каждым из противников по отдельности. Комиссия германского рейхстага, уже после войны расследовавшая причины поражения, писала в своем докладе, что

«вплоть до 15 июля верховное командование… отказывалось вести мирные переговоры на основании расчета, что война кончится вничью»[126].

Однако 14 сентября 1918 года граф Буриан все же обратился к правительствам Антанты с официальным предложением собрать в одной из нейтральных стран конференцию для того, чтобы обсудить перспективы возможного мира и

«предпринять попытку выяснить, имеются ли основы для соглашения, которое могло бы отвратить Европу от катастрофы самоубийственного продолжения войны».

Но Антанта тотчас же отвергла эту идею. Соединенные Штаты заявили, что подобные основы уже изложены в «14 пунктах» Вильсона» и что они

«не могут и не желают вступать в переговоры о конференции по вопросам, относительно которых они уже столь ясно определили свою позицию».

Английский министр иностранных дел Бальфур, выступая 16 октября в отеле «Савой», откровенно выразил сомнение в искренности австрийского правительства:

«Я не могу заставить себя поверить, что неприятель честно предлагает нам прийти к соглашению на условиях, которые мы могли бы принять. Это не попытка договориться о мире, это попытка ослабить наши силы, которые они не могут сломить на полях сражений…»

27 сентября лидер оппозиции Асквит добавил:

«Каковы бы ни были побуждения графа Буриана, его нынешнее предложение не кажется мне сколько-нибудь деловым… У меня нет желания уходить в эти туманные дебри».

Италия заявила, что будет вести войну вплоть до освобождения всех земель, населенных итальянцами. Ну а французы вообще не сказали ничего внятного – они наконец-то перешли в наступление и теперь жаждали крови[127].

15 сентября союзники нанесли удар на Салоникском фронте. Имея в общей сложности 29 дивизий (10 греческих, 8 французских, 6 сербских, 4 английских и 1 итальянская) и порядка 770 тысяч человек личного состава[128], они не обладали здесь решающим превосходством над 17 болгарскими и австрийскими дивизиями, вместе со вспомогательными частями насчитывавшими в своем составе до 600 тысяч человек.

Но болгарская армия, чьи части составляли основу фронта, уже утратила боевой дух и не выдержала удара. В первый же день наступления оборона была прорвана на протяжении 15 километров, и дивизии союзников устремились на север, в глубь Сербии. Основную массу войск, введенных в прорыв, составляли сербские дивизии. К 20 октября прорыв уже имел 45 километров по фронту и 40 в глубину, 22 октября сербские войска вышли на линию реки Вардар и к городу Криволаку, а полоса прорыва достигла 150 километров. Связь между 2-й болгарской и 11-й «германской»[129] армиями была нарушена. В последующие дни 11-я армия, не успевшая отойти по тяжелым горным тропам, оказалась в окружении в районе Скопле и была принуждена капитулировать – в плен попали около 80 тысяч человек.

25 сентября Болгария запросила перемирия, еще через четыре дня это перемирие было подписано. Болгария выходила из войны, а в кольце обороны Центральных держав возникла огромная брешь. Хуже того – капитуляция Болгарии не просто делала Четверной союз тройственным, она ставила под угрозу коммуникации Австрии и Германии с Турцией. Против угрозы с юга срочно была повернута находящаяся в Румынии группа генерала Макензена, усиленная двумя австрийскими и четырьмя немецкими резервными дивизиями; в ее задачу входило восстановить фронт и остановить наступление союзников.

В этих условиях даже германские военные согласились с тем, что надо просить мира. 3 октября 1918 года ставленник армии рейхсканцлер Гертлинг подал в отставку, в Германии было сформировано коалиционное правительство, в которое вошли представители всех парламентских партий; главой его стал известный либерал принц Максом Баденский. В ночь на 5 октября это правительство обратилось к Антанте с просьбой о заключении мира на условиях вильсоновских «14 пунктов». Вслед за Германией согласие на эти условия выразили Австро-Венгрия и Турция.

Чернин считает, что сам Вильсон, в принципе, был согласен на эти условия, но

«…уже был лишен силы, необходимой для проведения его воли против определенных желаний остальных трех членов Совета [четырех]».

Однако еще в своей речи от 27 сентября американский президент вполне ясно заявлял:

«Невозможно заключить мир с правительствами Центральных держав на основе каких-либо сделок и компромиссов, потому что мы уже имели дело с этими державами раньше и видели недавно, какие они заключили соглашения с другими государствами – участниками этой войны – в Брест-Литовске и Бухаресте. Мы убедились, что эти правительства бесчестны и не хотят справедливости. Они не соблюдают договоров, не признают никаких принципов, только силу и свои собственные интересы… Мы по-разному мыслим и говорим на разных языках».

В ответной ноте государственного секретаря Лансинга от 8 октября было совершенно недвусмысленно указано главное условие перемирия – отвод германских и австрийских войск со всех оккупированных территорий. Впрочем, их список не включал Украину и Прибалтику, зато в нем фигурировала Эльзас-Лотарингия, что немцы (кстати, вполне обоснованно) считали нарушением принципов мира «без аннексий и контрибуций».

12 октября германское правительство согласилось принять вильсоновские «14 пунктов» и объявило о своей готовности эвакуировать занятую территорию. Но союзникам этого уже было мало. Чувствуя, что враг находится на пределе своих сил, они постоянно увеличивали свои требования и тянули с окончательным ответом. Как пишет в своих мемуарах Ллойд-Джордж:

«К несчастью для Германии, эти миролюбивые рассуждения германского правительства совпали с новыми инцидентами, возбудившими негодование общественного мнения союзников; требования союзников приняли более жесткий характер».

Американцы, все еще сохранявшие репутацию миротворцев и принявшие на себя задачу говорить от имени союзников, недвусмысленно потребовали сатисфакции за подлинные и мнимые преступления германских военных. 10 октября в Ирландском море был потоплен почтово-пассажирский пароход «Лейнстер», на котором погибли 172 человека[130]. Англичане без всякого стеснения заявили, что погибших было 520[131]. По этому поводу министр иностранных дел Бальфур патетически возгласил:

«Я спрашиваю: показали ли те, которые заставили человечество побледнеть от ужаса своим варварством и зверскими жестокостями в Бельгии в начале войны, хотя бы в малейшей степени после четырех лет войны, что они в каком-либо существенном отношении изменили к лучшему характер своих действий? Они были зверями, когда начали войну, и, насколько я могу судить, остаются зверями до настоящего момента».

После этого случая от немецкой торпеды погибло всего лишь одно гражданское судно – маленький английский пароходик «Сент-Барчен» в 362 тонны, а 21 октября германское морское командование отослало всем своим подводным лодкам приказ немедленно прекратить нападения на пассажирские суда. Но союзникам было уже все равно – падшего противника требовалось добивать, пока он не согласится на все условия. Таким образом, обмен нотами продолжался, а тем временем войска союзников постепенно продвигались к границам Германии.

2. Начало распада Австро-Венгрии. Создание национальных органов власти

Германская армия еще оставалась боеспособна и могла продолжать сопротивление. Положение в Австрии было гораздо хуже – в первую очередь из-за национального брожения. Требовалось срочно что-нибудь предпринимать, чтобы остановить грозящий развал страны. В первых числах октября созданный в Праге Чешский национальный комитет потребовал прекратить вывоз продовольствия из Чехии и в знак протеста объявил о проведении 14 октября всеобщей однодневной забастовки, которая вылилась в массовые демонстрации под национальными флагами; многие участники этих выступлений требовали создания независимой республики.

12 октября вслед за Чешским был создан и Словацкий национальный совет. Еще раньше волна народных выступлений прокатилась по югославянским землям – Словакии, Далмации, Воеводине. Но особенно сильными были крестьянские волнения в Хорватии, принадлежавшей венгерской короне. 2 октября в Вене председателем «Югословенского клуба» (он объединял югославянских депутатов рейхсрата) была зачитана декларация, объявлявшая о стремлении политических партий Хорватии и Словении к созданию независимого государства. 6 октября в Загребе было объявлено о создании Народного вече сербов, хорватов и словенцев, объединившего депутатов провинциальных парламентов Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговины, Крайны, Истрии и Далмации – то есть земель, находящихся как в австрийском, так и в венгерском владении.

Народное вече декларировало необходимость объединения всех южных славян в едином независимом государстве и провозгласило себя временной центральной властью в Хорватии, Словении и Далмации. При этом необходимо отметить, что председатель Веча, лидер словацкой Клерикальной партии Анте Корошец до самого последнего момента, то есть вплоть до конца октября, выступал как сторонник «триализма» и противился окончательному выходу из состава империи.

Впрочем, в отношении независимости от двуединой монархии среди югославянских политических организаций полного единства не существовало. Большинство крестьянского населения Хорватии, несмотря на свой католицизм, охотно поддерживали идею объединения с православной Сербией – вовсе не из-за славянского патриотизма, а в силу вполне прагматических причин: большая часть земли здесь принадлежала венгерским помещикам, а в Сербии помещичьего землевладения не было вообще.

Напротив, наиболее влиятельная в Хорватии Партия права, основанная еще во второй половине XIX века видным идеологом хорватского национализма Анте Старчевичем и выражавшая интересы городских имущих кругов, выступала за объединение всех хорватских земель. Партия права требовала для Хорватии статуса, аналогичного статусу Австрии и Венгрии, то есть образования в рамках империи Габсбургов «триединого» государства.

В свое время этот же проект выдвигал еще покойный эрцгерцог Франц-Фердинанд. Однако главным его противником стала Венгрия, боявшаяся девальвации своего положения в империи, а пуще того – не желавшая упускать из своих рук такую ценную жемчужину, как Хорватия. Более того, в конце сентября правительство Векерле предложило создать единую хорватскую автономию, присоединить к Хорватии (то есть к Венгрии) находившуюся под совместным управлением Боснию и Герцеговину, а заодно и населенные хорватами районы Далмации.

В эти дни Венгрия, дотоле часто фрондировавшая и то и дело вспоминавшая про 1848 год, оказалась вдруг самой яростной защитницей габсбургской монархии, поскольку выяснилось, что с распадом империи именно она теряет больше всего. В Австрии власть между национальными политическими элитами была распределена более равномерно: поляки и отчасти чехи имели в ней свою долю, а немецкие националисты сами время от времени заводили речь о присоединении к Германии. Кроме того, польская аристократия прекрасно понимала, что сильная центральная власть гарантирует ей контроль над землями Западной Украины, где поляки занимали привилегированное положение. В то же время венгерские землевладельцы и промышленники очень боялись потерять свои владения в Хорватии и Словакии, народы которых пользовались куда меньшими правами, чем национальные меньшинства в Цислейтании – на землях австрийской короны.

В сентябре 1918 года Иштван Тисса, потерявший пост премьер-министра, но оставшийся одним из самых влиятельных венгерских политиков, предпринял поездку в Хорватию и Боснию. Ничего утешительного он там не увидел и на одной из встреч с боснийскими делегатами заявил:

«Вы думаете, монархия умерла? Знайте, что прежде чем мы погибнем, у нас найдется достаточно сил, чтобы уничтожить вас!»

Если бы Тисса знал, сколько ему еще осталось жить!..

В этих условиях 16 октября 1918 года император Карл выступил в австрийском парламенте с манифестом «К моим верным народам Австрии», в котором предложил провести перестройку монархии на федеративных началах.

«Австрия должна стать союзным государством, в котором каждый народ должен образовать на своей территории собственное государство… Созванные из депутатов рейхсрата каждой нации национальные советы должны регулировать взаимные интересы и осуществлять связь с моим правительством».

Фактически это была декларация о роспуске двуединой монархии и о создании на ее месте чего-то нового. Однако остановить спонтанный «парад суверенитетов» было уже невозможно. 19 октября Чешский национальный совет объявил, что он не будет вести с правительством Австрии никаких переговоров и что чешский вопрос уже более не является вопросом внутреннего устройства Австро-Венгрии.

Еще 16-го числа, сразу после опубликования императорского манифеста, венгерский премьер-министр Векерле объявил в парламенте об отмене дуалистической системы и о переходе Венгрии к персональной унии с австрийской короной. Иштван Тисса потребовал сохранения верности германскому союзнику и призвал к продолжению войны до заключения совместного мира.

Однако часть венгерского политического истеблишмента уже пыталась найти покровительство у победителей. 17 октября лидер венгерской «Партии независимости и 1848 года» Михай Карольи, выступая в венгерском парламенте, призвал к отставке правительства Векерле, отделению от Австрии, объявлению о независимости и переходе Венгрии на сторону Антанты. Характерно, что при этом он заявил, что обитатели венгерских владений в Хорватии и Трансильвании должны «отказаться от чрезмерного шовинизма». В ответ румынские депутаты заявили, что не признают венгерское правительство правомочным говорить от имени Трансильвании. 19 октября во Львове было провозглашено создание Западно-Украинской центральной рады, ее члены (украинские депутаты рейхсрата и представители украинских партий) потребовали создания западноукраинского государства и передачи власти австрийскими чиновниками.

А 20 октября в Вене была получена нота от президента Вильсона[132] – с отказом начать переговоры о мире. Соединенные Штаты заявляли, что о «четырнадцати пунктах» в их первоначальной форме речь идти не может, поскольку американское правительство уже признало независимость чехословаков и югославян. Антанта требовала капитуляции и создания на базе двуединой монархии некой абстрактной «Дунайской федерации».

После этого австрийские депутаты рейхсрата (210 из 497) тоже решили проявить себя. 21 октября они собрались на отдельное заседание собрание и объявили о создании Временного национального собрания Австрии – «демократического и подлинно народного государства», как гласила резолюция, предложенная социал-демократами.

3. Крушение фронта в Италии и восстания в хорватских частях. Революция в Австрии

Тем временем 24 октября началось наступление союзников на Итальянском фронте между реками Брента и Пьяве и в районе горы Граппа. Силы Антанты насчитывали здесь 57 дивизий против 63 австрийских, однако австрийские части были крайне ослаблены (многие дивизии имели по 5 батальонов)[133] и крайне деморализованы последними событиями в стране.

Особенно остро проявлялись национальные противоречия. Сразу же после начала наступления венгерские части просто взбунтовались – они отказались сражаться и потребовали возвращения на родину. Вслед за ними начали покидать фронт чешские и немецкие части. Еще 23 октября на военно-морской базе Фиуме восстал 79-й пехотный полк, состоящий, в основном, из хорватов. Он разоружил венгерские части, поднял национальный хорватский флаг и объявил о своем присоединении к Югославянскому комитету. Восставшие заняли центр города, вокзал, правительственные учреждения; они выпустили заключенных из тюрем и арестовали королевского прокурора. 25 октября произошло восстание в 42-й пехотной дивизии, состоявшей из сербов и хорватов и ранее отведенной в тыл из-за своей ненадежности. Вслед за этим взбунтовались еще несколько полков, укомплектованных югославянами, а 27 октября вспыхнуло восстание хорватских частей в главной военно-морской базе Пола.

В свою очередь, венгерские части тоже потребовали заключения мира и возвращения на родину: на тирольском участке фронта взбунтовались 25-я пехотная и 27-я гонведская дивизии, отказавшиеся выполнять приказы и угрожавшие вооруженным сопротивлением командованию. 26 и 27 октября произошли восстания в чешских и даже немецких частях – правда, это были не боевые подразделения, а тыловые охранные полки.

Удержать фронт в этих условиях стало невозможно. Попытка австрийского командования 27 октября организовать контрудар, опираясь на наиболее боеспособные части, окончилась неудачей. Теперь итальянцев задерживала только переправа войск через вздувшуюся от дождей реку Пьяве.

29 октября фронт был окончательно прорван. Положение стало безнадежным. Австрийский командующий, герой Капоретто генерал Бороевич фон Бойна, отдал приказ отступать из Венеции к горам. Но было уже поздно – 30 октября итальянцы заняли Витторио-Венето и Азиаго, пленные теперь исчислялись сотнями тысяч. В тот же день австрийское командование выслало на фронт парламентеров для переговоров о перемирии[134].

События на фронте стимулировали политическую активность в тылу. 28 октября восставшие хорватские части заняли Загреб, изгнав оттуда немногочисленные венгерские подразделения. В ночь на 29 октября срочно собравшееся в Загребе Народное вече СХС в отсутствие Корошеца объявило об окончательном разрыве с империей Габсбургов и провозгласило создание независимого государства сербов, хорватов и словенцев. Оно заявило, что прекращает вывоз продовольствия в Австрию и Венгрию, и потребовало немедленной капитуляции перед Антантой, а также передачи новообразованному государству всего австрийского военно-морского флота, благо, большая его часть и так уже была захвачена хорватскими моряками. В тот же день хорватский Сабор в Загребе объявил о разрыве соглашения 1868 года и о том, что Хорватия примыкает к провозглашенному несколько часов назад государству СХС.

29 октября в Вену пришли известия о восстании солдат и моряков в Триесте, а на следующий день в самой австрийской столице начались массовые демонстрации рабочих и солдат. Кое-где уже формировались отряды Красной гвардии. Только что созданное «коалиционное» правительство Ламмаша больше не контролировало ситуации. Временное национальное собрание объявило о создании австрийского Государственного совета, государственным канцлером стал социал-демократ Карл Реннер. Одновременно был создан венский Совет рабочих и солдатских депутатов, руководителем которого стал освобожденный из тюрьмы Фридрих Адлер. Таким образом, в столице образовалось даже не двоевластие, а троевластие.

В этот же день, 30 октября император Карл, рассчитывая спасти флот от неминуемой капитуляции перед союзниками и все еще надеясь на верность созданного в Загребе правительства короне Габсбургов (в этом его убеждала предыдущая политика Анте Корошеца), выполнил требования Народного веча СХС и объявил о передаче всего Флота открытого моря в распоряжение хорватов – благо, к этому времени они и без того контролировали большинство кораблей. Одновременно речной флот на Дунае был передан Венгрии, которая все еще декларировала верность короне. 31 октября в Пола командующий австрийским флотом и будущий венгерский диктатор адмирал Хорти официально передал флот и крепость новым властям, флаги двуединой монархии были заменены хорватскими национальными штандартами[135].

Тем временем император и правительство в Вене постепенно теряли остатки власти и авторитета. Но, даже несмотря на создание Красной гвардии и Советов, влияние левых лидеров социал-демократии (3 ноября они объявили о создании Коммунистической партии Австрии) было здесь достаточно незначительным, и постепенно их выступления сошли на нет. В итоге возникло правительство, стоявшее несколько левее центра, буржуазные либералы были вынуждены поделиться властью с социал-демократами (от Реннера до Адлера-младшего), но революция оказалась предотвращена.

3 ноября австрийское командование подписало капитуляцию. 11 ноября после сообщений о событиях в Германии и отречении кайзера Вильгельма император Карл заявил о своем окончательном отказе от участия в государственных делах. На следующий день Австрия была провозглашена республикой, одновременно лидеры Временного национального собрания объявили о том, что она присоединяется к Германской республике.

4. Революция в Венгрии

События в Вене прошли гораздо спокойнее, чем в Будапеште. 25 октября после известий о начале наступления Антанты и о восстаниях в армейских частях правительство Векерле ушло в отставку. В тот же день в Будапеште был создан Венгерский совет во главе с Михаем Карольи, в его состав вошли также радикалы во главе с Оскаром Яси и несколько социал-демократов. Национальный совет выдвинул требование независимости Венгрии, разрыва союза с Германией, заключения немедленного мира и отзыва войск с фронтов.

Однако, как и в 1848 году, венгры провозглашали свободу для себя, но не для других. Всем «невенгерским народам» Транслейтании было обещано право на самоопределение, но лишь в рамках «территориальной целостности Венгрии». Последнее, в частности, предполагало, что выход к Адриатике (то есть хорватский Фиуме и сухопутный путь к нему) должен был остаться в руках Венгрии.

Лидеры Национального совета прекрасно понимали, что легитимность их притязаний на Словакию и Хорватию исходит из унии 1867 года – то есть от австрийского императора[136]. Поэтому в качестве гарантии территориальной целостности Транслейтании в Будапеште все еще рассматривали императора Карла. 27 ноября император назначил нового венгерского премьера – графа Яноша Хаддика, и Национальный совет вступил с ним и с императорской делегацией в переговоры о будущей форме национального устройства.

Парадоксально, но факт: признавая развал империи и провозгласив независимость, венгерские националисты были согласны сделать своим королем австрийского императора, от которого уже отреклась сама Австрия, лишь бы не терять привилегии и земли, которые им гарантировала империя.

Тем временем в городских низах, измученных голодом и неопределенностью, зрело недовольство, угрожавшее бунтом. Ситуация в Будапеште очень напоминала положение в Петрограде непосредственно перед Февральской революцией, однако здесь левое крыло социал-демократов, предчувствуя надвигающиеся события, постаралось взять их под свой контроль. Еще 24–25 октября в Будапеште были созданы Совет рабочих и Совет солдатских депутатов. Пользуясь параличом государственной власти, рабочие крупнейших заводов столицы постепенно вооружались. На состоявшемся 27 октября совещании лидеров рабочих с руководством левых социал-демократов вооруженное восстание было назначено на 4 ноября.

Однако все произошло гораздо раньше. 28 октября у Цепного моста полиция расстреляла многотысячную демонстрацию, двигавшуюся к резиденции эрцгерцога Иосифа, где проходили переговоры между премьером, императорскими эмиссарами и представителями Национального совета. Погибли два человека, около 70 были ранены. В ответ на это 29 и 30 октября прошли еще более массовые демонстрации. Толпы рабочих, солдат из столичного гарнизона и просто городских жителей требовали отставки правительства графа Хаддика, разрыва с монархией и провозглашения республики. Попытка военного коменданта столицы генерала Лукачича разоружить наиболее революционные части Будапештского гарнизона лишь спровоцировала бунт: восставшие солдаты 32-го пехотного полка захватили Восточный вокзал и стоявшие на нем эшелоны с оружием и боеприпасами. К ним тут же присоединились рабочие, начавшие вооружаться трофеями.

Брошенные на подавление мятежа части отказывались стрелять, и в ночь на 31 октября повстанцы в буквальном смысле захватили вокзалы, почту и телеграф, а также гарнизонные казармы и ряд правительственных учреждений. Из тюрем были освобождены политические заключенные. Днем 31 октября солдаты ворвались в пригородный особняк Иштвана Тиссы и расстреляли бывшего премьера, с которым ассоциировались все беды войны. В столице была объявлена всеобщая забастовка, город фактически перешел под контроль восставших.

В этих условиях Национальный совет прекратил переговоры с правительством и 1 ноября объявил о переходе власти в свои руки. Он поздравил народ с победой революции и призвал солдат возвратиться в казармы. Лидеры социал-демократов в целом поддержали новую власть, Советы рабочих депутатов были признаны органами экономического управления при Национальном совете, и 2 ноября будапештские Советы призвали рабочих сдать оружие.

Тем временем среди политиков шли бурные дебаты о будущем устройстве страны. Социал-демократы требовали срочного созыва Учредительного собрания, но в конце концов обошлись и без него – 16 ноября 1918 года Венгрия была провозглашена республикой.

5. События в Чехии, Словакии и Польше

На территории Цислейтании распад империи произошел быстрее и куда более безболезненно, чем на землях венгерской короны. Этому способствовали достаточно широкие права местных политических элит, а также наличие национальных фракций в австрийском рейхсрате. Именно эти элиты во многих случаях брали на себя функции государственного управления при развале прежнего имперского аппарата.

Так произошло в Чехии, где в течение недели, с 21 по 28 октября, представители императора Карла вели переговоры с лидерами Национального комитета и представителями чешской эмиграции в Швейцарии, пытаясь спасти хотя бы формальное единство империи. Однако после известий о поражении на фронте в Праге начались массовые народные демонстрации, требовавшие ликвидации Габсбургской монархии и провозглашения независимости.

28 октября, видя полное бессилие императорской власти, Национальный комитет объявил о взятии власти в стране и призвал народ сохранять спокойствие и воздерживаться от вооруженных выступлений. Некоторое время дискутировался вопрос о сохранении монархии, предполагалось даже объявить Чехию независимым королевством, возведя на престол кого-нибудь из оставшихся в живых князей дома Романовых. Но в конце концов под влиянием эмигрантских лидеров (в первую очередь Бенеша и Масарика, пользовавшихся безусловным авторитетом в Чехии и за рубежом) 14 ноября была объявлена республика и провозглашена временная конституция. Президентом страны был избран лидер младочехов профессор Томаш Масарик, в то время еще находившийся в США. Министром иностранных дел стал глава лондонской эмиграции Эдуард Бенеш.

Тем временем начались волнения и в Словакии. Впрочем, здесь национальные лидеры не требовали независимости – обеспокоенные в первую очередь притязаниями Венгрии, они хотели лишь присоединения к Чехии и создания двуединого федеративного государства.

В Польше отделение произошло менее спокойно – в частности, потому, что ее территория была разделена между Австрией и Германией, а сами поляки при этом претендовали на власть над Западной Украиной и частью территорий венгерской короны

25 октября в Кракове польскими депутатами рейхсрата была создана Ликвидационная комиссия, объявившая своей задачей ликвидацию отношений Австрийской Польши с Габсбургской монархией. В противовес краковской комиссии 7 ноября в Люблине при участии буржуазных партий было создано Временное народное правительство под руководством лидера Социал-демократической партии Галиции и Силезии Игнацы Дашинского, оно провозгласило планы национализации шахт и крупной промышленности, а также заявило о подготовке к экспроприации крупной и средней земельной собственности и о передаче земли в руки крестьян под контролем государства. Однако 10 ноября в Варшаву, все еще оккупированную немцами, был доставлен освобожденный германскими властями из Магдебургской тюрьмы лидер правого крыла Польской социалистической партии Юзеф Пилсудский. 14 ноября люблинское правительство передало власть ему, а 18 ноября в Варшаве было сформировано правительство ППС во главе с Енджи Моравчиком. Пилсудский был объявлен «временным начальником государства».

Наиболее серьезный оборот приняли события в Галиции. В ночь на 1 ноября 1918 года во Львове вспыхнуло восстание, поднятое украинскими националистическими организациями. Очень быстро под контролем повстанцев оказалась значительная часть Западной Украины – Перемышль, Станиславов, Коломыя, Тернополь, Рава-Русская. 13 ноября здесь была провозглашена Западно-Украинская народная республика (ЗУНР), но 1 декабря ее правительство во главе со Станиславом Голубовичем подписало соглашение об объединении с УНР – Украинской народной республикой Петлюры.

2 ноября вспыхнуло восстание в Черновцах – буковинском городе, относящемся к землям венгерской короны. Созданное здесь народное вече, несмотря на требование умеренных политиков присоединиться к Австрии или Румынии, объявило о том, что Северная Буковина желает присоединиться к Украине. Такие же декларации о присоединении к Украине выдвинули и ряд народных собраний в ряде городов Закарпатья.

Однако в планы правительств Антанты не входило создание независимой Украины: в России англичане и французы поддерживали Деникина и Колчака, воевавших за «единую и неделимую», в Польше – Пилсудского, претендовавшего на Галицию и Силезию, в Чехословакии – Бенеша и Масарика, потребовавших присоединения Закарпатья. Даже Румыния, в третий раз за три года сменившая ориентацию, выдвинула претензии на свою долю от военной добычи. Первоначально возмутились даже видавшие виды англичане, но в итоге Румыния все же была поощрена Буковиной и Трансильванией[137]. Союзники также признали румынскую оккупацию Бессарабии, несмотря на протесты эмиссаров белого движения Милюкова и Маклакова, а также находившихся к Париже представителей бывшего кишиневского «Сфатул Цэрия».

8 ноября 1918 года румынские войска вошли на территорию Северной Буковины, разогнали местное вече и жестоко подавили всякие попытки сопротивления. В конце ноября Антанта дала Бенешу санкцию на оккупацию Закарпатской области. В июне 1919 года с разрешения союзников польская армия вступили на территорию Восточной Галиции, остатки армии ЗУНР отступили на Волынь и перешли на сторону большевиков (впоследствии они вновь переметнулись к Петлюре).

Очевидно, по причине сделанных полякам крупных уступок спор между Польшей и Чехословакией из-за угольного района Тешинской Силезии был решен союзниками в пользу последней без проведения плебисцита, хотя в окрестностях Чески-Тешина большинство населения составляли поляки. Точно так же пограничная с Германией Судетская область была передана Чехии, хотя подавляющее большинство ее населения составляли австрийцы, то есть немцы-католики. Уже в 1921 году, невзирая на результаты референдума, Польша получила большую часть Верхней Силезии, 60 % населения которой голосовали за оставление в составе Германии[138]. Таким образом, победители, сами того не зная, готовили почву для будущих национальных конфликтов, послуживших толчком к новому переделу Европы…

6. Образование Государства СХС и его объединение с Сербией

Тем временем в Хорватии, Далмации и Иллирии продолжали развиваться события, приведшие к созданию объединенного государства южных славян – Югославии. Особо значительную роль в возникновении этой страны сыграли хорваты, что ныне, по прошествии многих лет, представляется удивительным.

Однако в 1918 году этому имелись свои причины. Основную массу хорватских владений Венгрии составляли крестьяне, они были католиками, но говорили на одном языке и не видели большой разницы между собой и своими соседями – православными сербами. Все-таки национализм является порождением городской среды и возникает, как правило, в среде интеллигенции и полуинтеллигенции, которая наиболее склонна к идеям национальной исключительности и поискам «особых путей развития» для своих народов[139]. Увы, идеи такой исключительности очень часто следуют рука об руку с идеями национального превосходства. А в Хорватии, Далмации и особенно Боснии, где православные, католики и мусульмане живут бок о бок и говорят на одном и том же языке, подобные идеи крайне опасны, ибо могут привести к большой крови, как это случилось в 40-х годах, а затем и в конце XX века.

Однако в 1918 году все обстояло строго наоборот. Большинство хорватских лидеров приветствовали идею создания на бывших землях Австро-Венгрии объединенного государства сербов, хорватов и словенцев. Сторонников объединения с Сербией было чуть меньше, но их тоже хватало, тем более что в присоединении к Сербии хорватские крестьяне видели залог проведения аграрной реформы. Даже Алоизий Степинац, впоследствии ставший архиепископом Хорватии, столпом национализма и духовным покровителем фашистского НГХ[140], даже он в свое время перебежал к русским, вступил в югославянский легион и воевал против австрийцев на Салоникском фронте. Лишь много позже, в 1941 году, он напишет:

«Хорваты и сербы – это два разных народа… которые нельзя соединить иначе как чудом Господним Схизма – величайшее проклятие Европы, большее зло, чем протестантство! В нем нет места ни морали, ни принципам, ни истине, ни справедливости, ни честности!»

Отсюда логически вытекало, что в борьбе со «схизматиками»-православными не должно быть места «ни морали, ни принципам, ни истине, ни справедливости, ни честности». Но до этих времен еще предстояло дожить.

Кроме прочего, для объединения с Сербией в 1918 году у хорватских лидеров имелись и политические причины. Согласно Лондонскому соглашению 1915 года, которым Антанта переманила Италию на свою сторону, итальянцы претендовали на часть Истрии, Словении и Хорватии, а также на все далматинское побережье Адриатики, вплоть до черногорской границы[141]. Немалую роль сыграло и желание хорватов оказаться в стане победителей, а не в лагере проигравших вместе с Австрией и Венгрией.

В то же время у вновь образованного государства СХС не имелось сил не только для защиты своих границ, но и для установления внутреннего порядка. Отступающие через Хорватию германские и австрийские войска вывозили с собой государственное имущество, угоняли транспорт, паровозы и подвижной состав. В сельской местности тут и там вспыхивали крестьянские бунты, издольщики и арендаторы громили и жгли помещичьи усадьбы, грабили ростовщиков и торговцев, причем уже без различия национальности. Они отказывались подчиняться Народному вечу в Загребе, «так как наступила свобода», доносили местные власти в Загреб. Никаких военных сил у новых властей не было, а немногочисленные отряды, организованные из солдат разбегающейся австро-венгерской армии, зачастую сами разбредались по домам, чтобы не опоздать к дележу земли.

1 ноября 1918 года сербская армия без боя вступила в Белград, очищенный австрийскими и германскими войсками два дня назад. Но еще 31 октября в Загреб для переговоров с Народным вече прибыл представитель сербского Генерального штаба подполковник Душан Симович[142]. Попутно с выполнением дипломатической миссии Симович начал формировать из оказавшихся здесь военнопленных сербов полк, неожиданно для хорватских политиков оказавшийся здесь едва ли не единственной твердой опорой власти, способной навести порядок. Вскоре хорватские власти были вынуждены просить о вводе сербских войск, вышедших к старым границам страны, на бывшую территорию Австро-Венгрии для предотвращения беспорядков, а также возможного противостояния итальянцам.

Тем временем 6 ноября в Женеве председатель Народного вече СХС Анте Корошец встретился с премьером Пашичем, Анте Трумбичем, бывшим депутатом австрийского рейхсрата и лидером антигабсбургского крыла Партии права. 10 ноября они подписали совместную Женевскую декларацию, по которой Народное вече декларировало стремление объединиться с Сербией, а в ответ на это Сербия признавала независимость государства СХС. Было решено начать подготовку к созданию объединенного временного правительства.

Однако на следующий день вице-премьер Сербии Стоян Протич выступил с протестом против декларации, заявив, что Пашич не имел права подписывать подобные документы без санкции правительства и регента Александра. Одновременно почти то же самое в Загребе заявил и заместитель председателя Народного веча Светозар Прибичевич, он сказал, что Женевская декларация не согласована с Народным вечем и не имеет юридической силы.

Корошец и Трумбич бросились за поддержкой к французам, но Клемансо холодно сообщил, что югославский вопрос может быть решен только на грядущей мирной конференции. 15 ноября Министерство иностранных дел Франции заявило, что отказывается признавать государство СХС и считает необходимым создание на Балканах единого сербского королевства под скипетром династии Карагеоргиевичей. Вслед за Францией от официального признания государства СХС увильнули и Англия с Соединенными Штатами.

Тем временем беспорядки в сельских районах разрастались, начиная приобретать черты организации. Крестьяне уже не только жгли помещичьи имения – они добрались и до местных налоговых управлений, а кое-где стали создавать свои органы власти. Представители Веча с тревогой сообщали в Загреб, что в провинции «появились большевики». Одновременно продолжалось итальянское наступление в Иллирии и Далмации.

В этих условиях 14 ноября местные органы власти в Далмации объявили о присоединении к Сербскому королевству. Лидерам Народного веча и Югословенского комитета оставалось лишь сделать то же самое. 24 ноября 1918 года государство СХС прекратило свое существование, власти в Загребе торжественно объявили о его добровольном вхождении в королевство Сербию. На следующий день такое же решение приняла и народная скупщина Воеводины в городе Нови-Сад.

Логическим завершением этого процесса стало присоединение Черногории. В ходе октябрьского наступления эта страна была освобождена сербскими войсками, однако порт Каттаро успели захватить итальянцы, объявившие о поддержке находившегося в эмиграции короля Николы. Во второй половине октября в Черногории прошли выборы в народную скупщину, организованные унионистами при поддержке сербов. Не удивительно, что на них победили сторонники объединения. 26 ноября 1918 года скупщина Черногории (заметим, собравшаяся не в столице, а в приграничной Подгорице) объявила о низложении династии Негошей и об объединении с Сербией.

29 ноября официальная делегация Загреба прибыла в Белград для переговоров о воссоединении бывших земель Австро-Венгрии с королевством Сербия. Первоначально представители Народного веча пытались выторговать некоторые уступки автономиям Словении и Хорватии, однако премьер Пашич и регент Александр твердо стояли на прежней позиции – будущее государство должно быть унитарным. В итоге 1 декабря 1918 года делегации подписали соглашение в том виде, в каком его предложило сербское правительство. Вечером следующего дня было официально объявлено о создании единого югославского государства – Королевства сербов, хорватов и словенцев.

Премьер-министром нового государства стал бывший вице-премьер серб Стоян Протич, его заместителем – председатель Народного веча СХС Анте Корошец, министром иностранных дел – лидер Югословенского комитета Трумбич. Для Пашича был приготовлен пост главы делегации Королевства СХС на Парижской мирной конференции.

С 1929 года это государство стало называться Югославией

Владислав Гончаров