Не грустить и не прощаться раньше времени

Помнится, прихожу с очередными результатами КТ к Деминой. “Елена Андреевна, я прочитал про препарат SGN-35 в иностранной медицинской периодике”. “Да, тут есть о чем поговорить”. Обычно рак лечат просто: колют цитостатики, которые препятствуют росту любых быстро делящихся клеток. Из-за этого выпадают волосы, портится кожа, но прекращают делиться клетки опухолей. На некоторое время, ведь они умеют адаптироваться. Есть шанс, что опухоль окажется не очень злой и будет выбита первой же линией цитостатиков. Их подбирают так, чтобы они действовали на большинство пациентов. Пока никто не умеет подбирать их специфически, индивидуально. Поэтому большинству помогает, а кому-то – нет. И здесь есть два пути: европейский и американский. В европейском – всех лупят ВЕАСОРРом, который напрочь сносит, среди прочего, репродуктивную систему. Причем для мужчин это окончательный исход, так что надо запасать и замораживать семя. Для женщин все не так безнадежно, но у нас не принято говорить об этом вслух.

Рожать можно и после ВЕАСОРРа… Более того, даже во время лечения. В кабинете у Деминой стоит фотография маленькой девочки: “Мы ее спасли! Все говорили, чтобы мать делала аборт – на последних месяцах беременности! Но мы ее спасли!” Женские яичники можно защищать на время химиотерапии определенными препаратами, но они стоят денег. Наше государство денег на это не выделяет, так что зачастую пациентки даже не узнают о том, какую возможность они теряют. Все женские консультации в случае беременности при лимфоме ссылаются на приказ Минздрава – настаивать на аборте. Это при том, что есть работающие технологии сохранения ребенка. Тот самый Минздрав, который не в состоянии вовремя переложить бумажку с квотой с одного стола на другой, предписывает пациенткам убивать своих нерожденных детей и не думает защитить их репродуктивную функцию для будущего. Если есть в мире министерство смерти – то, по моему твердому убеждению, это Минздравсоцразвития РФ. “Вылечили – скажите спасибо, – объясняют мне врачи, – а то, что стали инвалидом от этого лечения… Ну, кто ж тут виноват?”

У нас нет ни клиник, ни опыта, ни средств для потока трансплантаций. Многие наши пациенты ездят в Германию, Израиль для этой процедуры, потому что в России трансплантации от донора – передовые технологии последних дней. В Израиле этим занимаются ряд клиник, и туда непрерывно течет людской поток. В России – Москва, Питер. Я знаю три клиники с ограниченным потенциалом трансплантаций. У нас нет толковой системы доноров костного мозга.

В США людей не делают инвалидами, применяя более щадящий ABVD. Для тех, кому он не помогает, существует развитая система трансплантаций костного мозга. А чтобы подготовиться к ней, ведется миллион исследований по новым препаратам, умеющим среди клеток организма выбирать раковые и уничтожать именно их по уникальным генетическим маркерам этих клеток. В США недавно был разработан и впервые за 10 лет зарегистрирован новый препарат для лечения лимфомы Ходжкина – брентуксимаб. Тот самый SGN-35 – под таким кодом он проходил клинические испытания. Поэтому тут, в мире, где вторая линия химиотерапии – не блеф, а реальность, подтвержденная опытом и технологиями, удивляются прогнозу в полтора-два года.

Да, мой препарат стоит 150 тысяч долларов на годичный курс. В США его покрывает средняя страховка, которая есть у большинства работающих американцев. Местные страховки умудряются покрывать и трансплантации за 300 тысяч долларов. Более того, местные пациенты мне объясняют: “Вы знаете, даже если нет денег, то все равно лечат – ищут возможности, предлагают ссуду, есть много клинических исследований, много благотворительных фондов”. В стране, где, как нас учили, “все – за деньги”, даже в условиях платной медицины умудряются лечить людей, которых у нас в бесплатной сперва делают инвалидами, а потом списывают на покой. Чего только не узнаешь о жизни, вот так – случайно. Забавно даже, сколько людей будут рассказывать мне, что я не прав и не знаю, как все обстоит на самом деле.

18 января 2013 года