Утрата и возрождение монархического правосознания

Первая государственная власть, по мнению испанского мыслителя Ортеги-и-Гасета, рождается в обществе именно в тот момент, когда религиозно оформляются его представления о мире. Именно тогда и только тогда появляется первый постоянный авторитет и первая постоянная государственная функция в виде управляющего «священнофункциями», т. е. царя-жреца, верховного понтифика. Такой правитель действительно является царем милостью Божией, а не в силу особых физических и интеллектуальных заслуг. Он избран свыше, а не многомятежным выбором от «человеков». «Первоначальная легитимность, прототипная, единственная, компактная, насыщенная, всегда принадлежала у всех народов Царю по милости Божией. В чистом виде другой нет», — свидетельствовал Ортега-и-Гасет. Он же подчеркивал, что «монархическая лигитимность первородна, образцова и прототипна. Поэтому она единственная является первоначальной, и в скрытом виде она продолжает присутствовать под всеми другими формами».

Полная и безоговорочная легитимность власти — это всегда и только монархия. В определенном роде, в своем максимально возможном «чистом химическом виде» она была воплощена в державе Русских Царей. Лучшие русские умы прекрасно отдавали себе отчет, что сколь бы несовершенной ни казалась порой монархическая власть в России, особенно после утраты характерных традиционных черт времен Московских Царей и заимствований с Запада в период Империи, все равно, в случае ее устранения, рухнут абсолютно все общественные устои.

В итоге рухнула сама Россия. Канули в небытие и простые человеческие понятия о добре и зле.

Нельзя сказать, что все происходило в одночасье, явившись лишь следствием коварного заговора жидомасонов, хотя и отрицать его, в свете многочисленных опубликованных документов, глупо.

Священные понятия о Троне и алтарях стали привычкой и у нас, и у европейцев. Эти формулы перестали восприниматься серьезно. Для подавляющей массы населения они уже не несли в себе никакого священного смысла. В условиях мирного времени с ними мирились как со старой мебелью, которую когда-то, постепенно, нужно будет менять на новую. Но в условиях мирового кризиса, а именно мировой войны 1914–1918 годов, эти формулы были подвергнуты огненному испытанию на прочность. В итоге именно народные массы и не выдержали этого испытания. Ценности самодержавия, святыни веры окончательно потеряли для масс свою привлекательность. Но парадокс состоит в том, что в общеевропейском масштабе первыми от этих ценностей отшатнулась аристократия. Отшатнулась и потеряла свою абсолютную ценность в глазах самих монарших особ и их многочисленных династических родственников, равно как и всякий авторитет в широких народных слоях. Народ интуитивно почувствовал внутреннюю неуверенность буквально зависшей в социальном вакууме верховной власти в своей истинной легитимности перед лицом истории в период величайших катастроф и позволил пасть венцам в пыль. Это не значит, что в народах полностью иссякла вера в монархию как высший символ или иссякла до конца вера в Бога. Просто на Тронах народ вдруг не обнаружил тех, кто, так же как он, безоговорочно верил этому символу и полноценно олицетворял его.

Если же говорить о России, то трагедия нашего последнего Государя состояла в том, что он-то как раз был «последним из могикан», кто не только верил в символ самодержавия, но и максимально воплощал в себе священный архетип истинно христианского монарха. Однако, по словам архимандрита Константина (Зайцева), автора многочисленных трудов, посвященных пореволюционной России, наступали времена, когда идеал «Святой Руси» потерял свою привлекательность для высших и средних слоев общества, а сама Святая Русь к концу 1917 года буквально «скукожилась» до границ чуть ли не Царской семьи и их верных слуг.

И если западные монархи и представители владельческих домов, отринутые во времена небывалой исторической драмы, без всякого драматизма ушли в частную жизнь как частные люди, то Царь Русский ушел в вечность как святой мученик за национальный идеал государственности, неразрывно связанный с верой народа. Уже в этом «уходе» начиналось его возвращение к нам как святого заступника и небесного покровителя своего народа. И этот уход был и остается залогом нашего истинного национально-государственного возрождения. Корона Российской Империи не была сдана, подобно венцам западных монархов, в антикварную лавку. Но, будучи вырванной руками палачей, она не потеряла своей священной огненной природы и, содержась под охраной в Алмазном фонде, являла и являет собой арестованный, «временно задержанный до выяснения обстоятельств» символ неоконченной Русской истории. Истории, которая не может не быть продолжена путем решительного преодоления смуты и бесплодных политических исканий, продолжена исключительно на путях абсолютного возвращения на свой, единственно возможный, исторический путь.

Падение монархического сознания было тесно связано и с переменами в умонастроениях христианских народов Европы. И хотя столь решительного ухода из церквей европейцев, каковым был их катастрофический бег из-под сени монархической власти, когда монархи, в силу разных причин, утратили живую связь с народом, не наблюдалось, можно с уверенностью говорить о кризисе церковной общины в целом. Ради эфемерных свобод и братства всех и вся люди потеряли понятия ценности связей в маленьких коллективах. Даже семья перестала казаться для индивидуума пристанью счастья пред лицом мирового братства, начавшегося с мировой бойни и ей же завершившегося. Растущее отчуждение от Церкви у нас в России, на первом этапе, никак нельзя связать с растущим атеизмом народных масс и аристократии, как нельзя было связать и отсутствие патриотизма с изменой монархической присяге. Расслоение Трона и государства привело к падению первого, зато от второго в условиях «свободы» ждали небывалого расцвета. Нельзя не видеть, что государственная машина поспособствовала падению монархии и получила в награду полный хаос керенщины, закончившийся большевистским концлагерем. Государство потерпело крах уже тогда, когда полагало, что сумеет напитать государственный патриотизм живыми энергиями взамен верности Трону и народности. Оказалось, что такой патриотизм, по крайней мере в России, невозможен. Ему просто не на что опереться ни в истории, ни в повседневной жизни. Он может только лгать, причем — совершенно невольно, не пытаясь изначально обманывать граждан, а просто по природе несводимости исторических задач русского народа и его национальной души к той форме существования, которую ему предложило Временное правительство и предлагают сейчас. Пытаясь искусственно связать современный патриотизм с системой либеральных ценностей, государственный аппарат уже подготовил его фиаско. Если у пролетария, по ленинскому определению, не должно быть Отечества, но оно оказалось, то у современного буржуа хоть и должен быть патриотизм, т. е. любовь к Отечеству, но его-то как раз у него и нет. Не считая того, что легко умещается в кошелек. Либеральный патриотизм — это фикция. Любовь к своему обухоженному домику на Рублевке не есть любовь к Родине.

Завтра любовь с домика на Рублевке найдет себе иной объект недвижимого почитания на Багамах и так далее, вплоть до вожделенного получения американского гражданства, которое может гарантировать безопасность банковских вкладов, непонятно как нажитых, там, где массам населения внушается беспочвенная любовь к Родине, которую у них отняли. И эта новая любовь четко увязана с безопасностью вкладов. Это самые простые иллюстрации того, чем является современное государство для тех, кто сделал его своей временной кормушкой. И им, и нам понятно, что подобная схема псевдогосударственной жизни ведет к тому, что это причудливое здание государственности, возведенное на обломках фундамента рухнувшего СССР, тоже скоро обрушится. Косметический ремонт вроде современной «стабилизации» есть побелка стен у дома, который медленно, но верно сползает с фундамента. Из руин, которые окружают это эклектичное здание под аббревиатурой РФ, оставшихся как от гибели Империи, так и от падения СССР, восстает встречное движение народного сопротивления, консервативно-революционное движение русского национализма, не желающего гибели, и уже окончательной, русского народа под обломками «Эрефии». И хотя это движение носит еще хаотический характер, уже прослеживается отрадная тенденция чувства сопричастности молодежи русского народа своему историческому предназначению. Если угодно, то это и есть подлинная демократия, только и возможная в сегодняшнем российском обществе. Нация, лишенная поддержки всех традиционных институтов, включая и государство, страстно желает взять решение своей судьбы в свои руки. Энергичное участие в политической жизни — это лишь первая ступень в возрождении истинной суверенности русского народа, давно лишенного таковой.

Массы в России сегодня стихийно приобщаются к ценностям традиционной русской государственности, что формирует сопричастность народа к политической жизни в целом. Эта сопричастность предполагает достижение целей восстановления такого политического порядка, в котором русский человек будет уверен, как в порядке, отражающем его представление о праве и правде. Сопричастность предполагает и постижение священных основ государственности, постижение той системы ценностей, которая гарантировала бы этой государственности ее легитимность в глазах Церкви, такой, какая была бы освященной авторитетом искренней народной веры. Стихийным подъемом снизу этих целей достичь невозможно. Истинный демократический, т. е. народный, национализм отличается от формальной демократии современности тем, что он инициируем сверху. Будут ли это интеллектуалы, духовная элита нации, или государственный аппарат — это вопрос условий и времени. Встречное движение народной стихии и интеллектуальных поисков элиты в определенной точке соприкосновения будет поставлено перед выбором дальнейшего поступательного движения в сторону революционной ломки или эволюционного преобразования социальных институтов.

Сейчас развитие сценария нельзя предположить, но вполне вероятна «чудесная» ситуация, когда на вершине политической пирамиды окажется группа людей, разделяющих идеологию восставших масс. Тогда преобразование Российской Федерации в истинное государство русского и союзных с ним народов пройдет по наименее кровавому сценарию, в чем остро заинтересованы все, и в наибольшей степени — национальные меньшинства, живущие на территории России, но имеющие свои национально-государственные образования за пределами современной РФ.

Истинная демократия, безусловно, заключается в возможности для самых широких масс населения быть сопричастными политической жизни государства, сопричастности власти у себя в стране, осознанной сопричастности своей исторической миссии и судьбе. Но такая сопричастность не может быть естественным плодом стихийного пробуждения масс, озлобленных бедностью и постоянным враньем властей предержащих. Носителем и главным выразителем национального исторического идеала во всех сообществах была и будет национальная элита, чьи социальные границы в современном социуме достаточно размыты. Характерной особенностью таковой в современной России должно быть четкое осознание своей миссии как носительницы исторических, традиционных, национальных ценностей, миссии, которая сегодня не так легко выполнима, как кажется.

Современный мир жестко отторгает подобных людей на обочину жизни, где им приходится просто выживать. В этих условиях велик соблазн отказаться от тяжелой ноши носителя идеала, особенно учитывая, что массовое сознание по привычке не ищет вожаков на обочинах жизненных дорог, но страстно выискивает их на экранах телевизора — там, куда попадают только те, чья профнепригодность на звание национальной духовной элиты подтверждена самим правом участия в телевизионном зомбировании сограждан. Но без консолидации национальной элиты, без консолидации тех людей, кому сейчас нелегко в быту, немыслимо сознательное движение национально проснувшихся масс народа. Лишь элита может знать, в чем заключается предназначение нации, и транслировать это знание вниз, в массы. Лишь она способна коллективно постичь взаимосвязь между ценностями нации и ее политической жизнью. Лишь она имеет право заявить нации, что принадлежность к ней накладывает на всех осознанное обязательство свято хранить и нести перед собой, как хоругвь, священные идеалы. Только общество единых ценностей высшего порядка может называться нацией. Ценности есть характернейшее свойство нации. Через них выражается сущность народа, его духовный центр — центр, смещение которого ведет к национальной гибели.

И именно этот живительный нерв нашей национальной жизни был гениально выражен формулой графа Уварова «Православие, Самодержавие, Народность». По определению гениального русского мыслителя И.А. Ильина, последнее определение не может пониматься иначе, как творческий национализм.

Наверное, нужен был нашему народу трагический «вавилонский плен большевизма», чтобы мы не просто вернулись к своим национальным ценностям, но и подняли этот идеал на еще большую духовную высоту.

Впрочем, лучшие русские умы, предчувствуя неминуемую трагедию, сделали все, чтобы придать духовному идеалу, интуитивно разделяемому массами простонародья, научную достоверность через отчеканенную точность формулировок. Назовем русских мыслителей дореволюционной поры К.Н. Леонтьева и К.П. Победоносцева, вспомним капитальный труд Л.А. Тихомирова «Монархическая Государственность». Не забудем и яркие публицистические работы М.О. Меньшикова с твердыми, безупречными формулировками кризиса, охватившего русский народ как биологическую единицу. Из священной Триады нашего национального символа он подвизался именно на стезе разъяснения и уяснения третьего члена символа — национализма. Оный же виделся ему как единственное спасительное средство против болезненной утраты русским обществом императорского периода своего национального лица. Первой политической организацией, открыто провозгласившей священные принципы бытия нашего народа и государственности, стал в 1905 году «Союз Русского народа», известный еще как «Черная сотня», чья деятельность смогла разбудить определенную часть русского общества. И хотя предотвратить революционную катастрофу «Союз» был не в силах, его роль в пробуждении русского национального самосознания огромна.

После революционной катастрофы и Гражданской войны, в которой национальные русские силы потерпели военное поражение, настало время действительного идейного пробуждения. Уже к 1921 году абсолютному большинству русской эмиграции стало ясно, что причиной всех русских бед была утрата веры и верности государственному монархическому идеалу.

Давайте же проследим этапы становления этой новой монархической мысли пореволюционного русского периода, позволяющей нам заявить, что выбор в пользу монархии есть единственно приемлемый и концептуально обоснованный лучшими умами выбор, обеспечивающий подлинное возрождение России и ее народов.

Весной 1921 года легендарный предводитель Азиатской дивизии Р.Ф. Унгерн фон Штернберг издает в Монголии приказ за номером 15. В частности, в нем не просто объявляется по войскам начало Крестового похода против безбожных сил, захвативших Россию, но и начало священной войны за восстановление Тронов, и не только Российского. На своем Желтом знамени Унгерн помещает изображение Спаса Нерукотворного, а с другой стороны — вензель с буквой «М» и римской цифрой II. Да, Унгерн верил в то, что законным наследником Трона в России является брат Императора Николая — Михаил. Однако совершенно правы те исследователи, которые видят в вензеле на знамени указание на определенный эсхатологический фон, мистический настрой руководителя Азиатской дивизии. Унгерн шел в бой за грядущего императора, предсказанного в Священном Писании, за таинственного и сокровенного монарха последних времен — Михаила, в котором не обязательно видеть непременно брата Императора.

Это был первый осознанный политический шаг русского народа на пути возвращения к своим национальным государственным святыням, главными из которых есть и будут Православие и Самодержавие.

Осенью 1921 года в баварском городке Рейхенгалле состоялся съезд правой русской эмиграции, на котором не только было принято приветственное воззвание к Унгерну, но и впервые высказана идея о необходимости восстановления Трона в России как единственного гаранта национального и государственного существования русского народа. В том же году для упорядочения политической работы монархического фронта в Зарубежье был создан и Высший Монархический Совет, существующий и поныне. В нем мы вправе усматривать и первую попытку создать основу для легитимного Русского Заграничного Правительства. ВМС был создан из пожилых людей, занимавших должности высших сановников в Империи, и потому изначально был лишен боевого настроя.

26 июля 1922 года Великий князь Кирилл Владимирович выпустил обращение к Российскому воинству и Русскому народу, объявив себя блюстителем Государева Престола. В этом обращении он писал: «Всероссийский Земский Собор возвестит нам, кому на Руси быть законным Государем». Увы, два года спустя Кирилл Владимирович самовольно объявил себя Императором, чем внес серьезный раскол в русское монархическое и вообще освободительное движение.

В 1922 году на Дальнем Востоке, на последней свободной от большевиков территории, состоялся Земский Собор под председательством генерала Дитерихса — первая ступень на долгом пути законного восстановления исторической русской государственности. Собор призвал всех русских людей по выходе из политической смуты созвать Всероссийский Земский Собор, на котором будет указан законный Монарх и наследник Трона. Тогда же было признано, что только такой представительский орган всея Руси, как Земский Собор, имеет исключительное, легитимно бесспорное право восстановить законную русскую государственность. До созыва же такового Собора всякая власть в России есть, по сути, узурпация и беззаконие.

В апреле 1926 года в Париже проходит Российский Зарубежный съезд, значение которого для будущего легитимного государственного возрождения исторической России огромно. Съезд собрал делегатов всего русского рассеяния из 26 стран. И хотя это грандиозное мероприятие и не закончилось столь, казалось бы, логичным на тот момент созданием правительства в изгнании, на нем были провозглашены основные принципы возрождения государственности, не устаревшие и поныне. Крайне важно, что большинство участников съезда было настроено монархически, и он единодушно принял решение считать национальным вождем, вокруг которого должны объединиться все национальные русские силы, Великого князя Николая Николаевича, дядю последнего Императора. Интересно, что на это решение съезда крайне негативно отреагировал самопровозглашенный «император» Кирилл Владимирович, поставив себя в оппозицию к широкому национальному движению Зарубежья и занявший позицию неприятия этого объединения вместе с либерально-кадетским «болотом» господ Милюкова и компании.

В 1929 году в Париже же был сделан еще один важный шаг на пути восстановления исторической России — создан Российский Имперский Союз (РИС).

Он был задуман как боевая единица Высшего Монархического Совета, в котором православные, истинно русские люди Зарубежья видели единственно возможную базу для создания Русского Заграничного Правительства, обладающего всей полнотой легитимной преемственности по отношению к Императорской России. ВМС и сейчас является старейшей действующей русской организацией в Зарубежье. В 1921 году ВМС собрал в своих рядах высших чиновников Империи и часть монархически настроенного генералитета. Не объявляя себя официально правительством в изгнании, по причине того, что на эту роль со времен Гражданской войны претендовали левые круги Зарубежья, ВМС официально провозгласил себя полным юридическим воспреемником Российской Империи, существовавшей юридически до момента вынужденного отречения Государя Николая II. РИС, впрочем, не стал филиалом ВМС. В новую организацию входили молодые люди, не хотевшие предаваться безвольной идеализации дореволюционных порядков и полные желания сражаться за национальную Россию. ВМС и РИС не стали одним политическим организмом — у Имперского Союза началась своя политическая история, но две родственные организации сохраняли теснейшую связь, в которой ВМС порой играл роль нравственного центра.

Первым председателем боевой имперской организации стал Н.Н. Рузский — блестящий офицер лейб-гвардии конного полка. Генеральным секретарем являлся Гардский, затем М.П. Тризна. Имперцы издавали газету «Имперский клич», выходившую в Париже в 1932–1936 гг. под редакцией В.А. Мшанецкого, затем Н.А. Кикина. Лозунгом имперцев от начала был: «Мы русские — с нами Бог». Орденом Союз стал в сороковых годах по инициативе одного из ярчайших его начальников — Глобачева. Эта идея была горячо поддержана Сахновским, человеком уникальной судьбы. Кроме активной деятельности на ниве просвещения (он переиздавал работы Л.А. Тихомирова), Сахновскому еще в период Второй мировой войны удалось создать и боевые подразделения РИС-О, которые участвовали в боевых действиях в Испании против коммунистов, а также входили в состав дивизии «СС» Валлония под руководством Леона Дегреля. Не без ведома этого легендарного борца за христианскую Европу Сахновский на территории СССР, оккупированной немцами, создает боевое подразделение из советских граждан, объединенных девизом: «За Веру, Царя и Отечество». Сахновский заказал для этого подразделения черные рубашки, на которые должен был крепиться в качестве нагрудной нашивки восьмиконечный крест с надписью в перекрестье: «Сим Победиши». Цвет рубашек должен был подчеркнуть преемственность по отношению к черносотенным организациям Императорской России, а равно указать на солидарность с русскими фашистами Маньчжурии и Европы, питавшими особые симпатии к чернорубашечникам Муссолини как провозвестникам Новой Европы. Заказанное обмундирование так и не удалось получить. Судьба же этих людей, предтеч новых бойцов за идеалы Царской Руси, трагична: почти все они погибли при выходе из окружения в Корсунь-Шевченковском котле. Но память о них должна навечно остаться в русских сердцах.

Это было единственное воинское формирование русских людей Второй мировой войны, выступивших под монархическим знаменем Императорской России!

Под руководством Сахновского Орден вел независимую политику. Сам руководитель неоднократно высказывался по поводу того, что РИС-О и ВМС — разные организации. Впрочем, это никак не отражалось на сходстве их идеологической базы. Даже печатные органы одно время были общими. Более того, впоследствии сам Сахновский был все же принят в ВМС, когда организацию после Кнюпферра возглавил Д.К. Веймарн, бывший при последнем вице-председателем. Были приняты в ВМС и начальник РИС-О К.К. Веймарн, и возглавивший после него Орден И.Р. Яблоков.

Имперский Союз с самого начала своей истории был орденом не только на словах. Первый устав Союза — ярчайший пример построения в новейшей русской истории действительно орденской политической единицы. Многие члены РИС-О давали обет безбрачия, посвящая себя делу служения России целиком. С момента своего становления РИС-О являлся действительно боевой и самой активной частью всех белых монархических организаций Зарубежья.

Уже в восьмидесятых годах XX века Имперский Союз и ВМС волею судеб стали не просто близкими организациями, но фактически — тем самым единым политическим организмом, каким он виделся в конце двадцатых годов монархическим кругам эмиграции. После блестящей эры Сахновского обе организации возглавили братья Веймарны, причем старший, Константин Константинович, возглавил РИС-О, а младший, Дмитрий Константинович, получил из рук Тихона Николаевича Куликовского-Романова право официально возглавить ВМС. Таким образом, произошла некоторая рокировка. Организации как бы поменялись местами старшинства. Не декларируя полного единства, они шли и идут к полному сближению курсов вплоть до естественного слияния, которое может и должно произойти уже в России, на новом этапе работы.

ВМС и РИС-О — это единственные до сих пор существующие организации Русского Зарубежья, которые не просто сохранились физически и юридически, но и остаются на прежних идейных позициях, чего нельзя сказать, например, о современной Национальной Организации Витязей в Париже и Брюсселе, созданной великим русским патриотом, убежденным монархистом Н.Ф. Федоровым. Напомним, что почетной соратницей РИС-О долгие годы была последняя легитимная наследница Российского Престола Е.В. княжна Вера Константиновна, младшая дочь Великого князя Константина Константиновича, известного поэта «К.Р.».

В 1972 году в рядах РИС-О произошел раскол, спровоцированный «кирилловцами» во главе с Колтыпиным. Для решения вопроса, кто будет обладать всей полнотой правопреемства, был созван третейский суд, возглавил который человек, сочувствующий «кирилловцам». Но личная честь третейского судьи оказалась сильней политических привязанностей, и права наследования суд закрепил за «антикирилловской» линией Сахновского, которому, по рекомендации нынешнего главы Ордена Игоря Романовича Яблокова, наследовал К.К. Веймарн. Это решение совершенно незаконно игнорируется раскольниками, которые продолжают использовать символику и имя РИС-О, обслуживая все более и более становящиеся прозрачными эгоистически-коммерческие интересы потомков Кирилла Владимировича в России.

Дмитрий Константинович Веймарн и ныне возглавляет ВМС, а Константин Константинович скончался, передав руководство РИС-О И.Р. Яблокову. Нынешний начальник РИС-О — старейший соратник как Ордена, так и ВМС.

ВМС и РИС-О на данном историческом этапе не являются мощными организациями Зарубежья, поскольку их действующих членов почти не осталось. Но это последние не замаранные политическим соглашательством структуры, несущие нам Белую хоругвь истинной Русской Церкви, чистой монархической идеи, отличной как от кирилловского соглашательского направления, так и от псевдомонархической стихии анархо-патриотовщины с частыми обострениями постсоветской шизофрении, выраженной в сочувствии культу Сталина и прочих несуразицах.

Для организационных структур, желающих нести это Белое знамя в России, принципиально важно наследование всей полноты духовного и политического багажа ВМС и РИС-О, осуществляемое через организационное единство. Последнее гарантирует духовно-нравственную преемственность и юридическую легитимность от старейшей организации Русского Зарубежья, что, в свою очередь, позволяет с полным правом утверждать о законно приобретенных правах правопреемства по отношению к Императорской России. Бесспорность этого факта определяется тем, что Высший Монархический Совет и его законное детище в лице РИС-О — действительно единственные русские организации, которые сохраняют легитимную преемственность к властным структурам Императорской России. На определенном историческом этапе для всех истинно русских людей в эмиграции ВМС играла роль Российского правительства в изгнании. Вне зависимости от того, что состав организации сократился вследствие естественной убыли потомков русских беженцев, ВМС и РИС-О сохраняют свой высочайший статус среди всех иных эмигрантских русских организаций. Рано или поздно в России встанет вопрос о восстановлении юридически безупречной и этически необходимой легитимности Верховной власти. И тогда ВМС и РИС-О будут единственным юридическим звеном, которое может связать воедино историческую правопреемственность власти в России. В данный момент ВМС играет роль интеллектуального и нравственного центра Российского Имперского Союза-Ордена.

Когда современный политический режим в России, сколь надежным и устойчивым он ни мнился бы сейчас, неминуемо окажется в глубоком кризисе, а чуждый исторической России современный строй на наших глазах будет рушиться, в России должна оказаться политическая сила, способная стоять как маяк спасения, высоко держа хоругвь христианской нравственности и знамя юридически безусловной и исторически наследственной легитимной преемственности по отношению к попранным институтам власти Императорской России. Эта политическая сила должна быть накрепко связана с Русской Православной Церковью, с ее лучшими глубинными силами, хранящими Истинную веру вопреки и помимо раздела единого тела церковного на юрисдикции, и быть всецело готовой восстановить политическими средствами Государство Российское как державу русского народа во главе с Православным Монархом.

Созидание такой политически организованной силы должно стать первостепенной задачей всех истинно русских людей.

Такая организованная сила должна являться хранителем чистоты имперского сознания, традиций русской имперской государственности в ее первозданной самобытности, обязана хранить и транслировать русскую традицию во всех ее аспектах. Русский народ в целом, его духовное ядро верных хранителей истинного Православия должны соборно прообразовывать собой сокровенное единство верных чад мистически единой Русской Поместной Церкви, несущее во времени неповрежденную святоотеческую веру нашей Русской Православной Церкви.

Или мы действительно будем отвечать нашему сверхисторическому призванию — быть до конца времен Новым Израилем, или мы станем исторической пылью, под которой будут погребены остатки некогда великолепного здания исторической России.

В Русском Зарубежье пробуждению истинно русского самосознания способствовали и фундаментальные философские труды русских гениев: Ивана Александровича Ильина и Ивана Лукьяновича Солоневича.

И коль скоро после всех революционных потрясений к лучшим русским умам пришла мысль о том, что возрождение нормальной жизни в России совершенно невозможно без возвращения всей массы русских людей в лоно православной веры, без настоящей, фанатичной преданности сокровищу нашей религии, то неминуемо встал законный вопрос и о возрождении монархии как неотъемлемой части веры русского человека. Монархия всегда понималась православным народом как единственная законная дочь Матери-Церкви, призванная от начала христианской эры нести послушание государствостроительства.

Современное секулярное государство, в принципе, может быть только атеистическим или же специфически политеистическим, со множеством сект и мистических групп, как в США. Общегосударственная мораль в таком государстве, как правило, уже не базируется ни на каких религиозных принципах как таковых и носит отвлеченный характер. По-иному обстоят дела в государстве, которое не может отречься от принципов христианской этики, чтобы не потерять самое себя.

Если речь идет о России и ее будущем, то ни о каком секулярном государстве не может быть и речи. Построение и тем более добровольное согласие граждан на такое государство означало бы смерть, окончательный распад того, что всегда было Россией. Секулярное общество у нас может либо поддерживаться жесткой диктатурой тоталитарного образца — не очень долгий период, в который тем не менее государство вынуждено обращаться за этическим идеалом все к тому же христианскому источнику, делая это тайком или вообще неосознанно, либо симулироваться верхами, пытающимся обратить вовне этот косметически «подкрашенный» фасад социума, как того требуют правила политической игры современности. А внутри происходят совершенно взаимоисключающие процессы, которые буквально разрывают на части омертвелую ткань постсоветского общества. Не случайно все чаще и чаще государство в поисках «новой идеологической партийной линии» прибегает к услугам Церкви, впрочем, стремясь поставить себе на службу внешнюю, религиозную атрибутику, лишенную внутреннего содержания, как суррогат нового идеологического фундамента для разваливающегося социума. Но даже такие усилия знаковы.

Россия при любой власти, вольно или невольно, обращается к ценностям Православия, в которых, собственно, и содержится «ДНК» нашего национального бытия.

Протоиерей Михаил (Аскул) (цитата взята из журнала «Царский опричник» № 1 за 2006 год), в частности, совершенно справедливо указывает: «В IV веке свят. Григорий Богослов (развивая мысли Аристотеля по этому поводу. — Авт.) отмечал, что существует три основных формы правления: монархия, правление одного, содержащая в себе веру в одного Бога или, по крайней мере, в высшего Бога; полиархия или аристократия, правление меньшинства или лучших, связанное с политеизмом; и, наконец, власть большинства, которое свят. Григорий Богослов называет анархией (демократией), идущей рука об руку с атеизмом. Святой утверждает при этом, что православные почитают монархию, поскольку она подражает единству Бога, в то время как полиархия предпочитает рассеивание Его могущества, разделение его сущности между несколькими богами. И, наконец, анархия, правление народа, богословски заключает в себе распыление Божией сущности, иными словами, власть оказывается настолько раздробленной, что при ней становится уже почти невозможным постичь само существо Бога (Theol. Ora. III, 2).

Постараемся правильно понять эти слова свят. Григория Богослова. Святитель не утверждает, что народы всегда делают сознательный философский выбор, но из его слов скорее следует, что между богословием и политикой всегда имеется прямая связь. Эта последняя особенно очевидно проявилась в том, что можно условно назвать «политической христологией и богословием» христианского Рима, где монархия и империя подражали Боговоплощению. Подобно тому, как Иисус Христос есть одновременно Бог и человек, так и православное общество имеет два измерения: земное и небесное, соединенные между собой, как две природы Христа. При этом Василевс или Царь, империя, Император представляли собой как бы человеческую природу Христа, тогда как священство по аналогии знаменовало собой Его божество. Трудясь вместе, они способствовали совершенствованию христианского общества, наподобие того, как Совершенный Богочеловек Христос совершает дело спасения мира. Иначе говоря, Император заботился прежде всего о теле, священник же — о душе. Само собой разумеется, что подданные Императора и сам он были членами Церкви, потому что в действительности и сама Империя была Церковью». Причем такое понимание священной природы Верховной власти идет еще от античности, со времен классической греко-римской культурной традиции, сосредоточенной всецело на идее гармонического сочетания духовных и физических основ бытия, описываемого идеалом «эвритмии», т. е. понимания нормативного социального порядка как отражения порядка божественного. В христианстве «эвритмия» мыслилась как необходимое условие для «синергии», т. е. такой творческой человеческой деятельности, которая имеет своим истоком и нравственным императивом веру в Бога и в нем же находит источник энергии, подаваемой по благодати Свыше. Только таким образом, справедливо полагали древние, происходит не просто упорядочивание неструктурированной человеческой массы в коллектив, но и внесение в нее умного начала, благодаря которому эта масса облагораживается, получает способность осмысливать свои цели и задачи, а через это становиться в полном смысле дееспособной.

В действительности, и это было подтверждено Четвертым Вселенским собором Церкви в Халкидоне в 451 году, отношения между Империей и Церковью со времен Константина равноапостольного были вполне сравнимы с двумя природами Спасителя: божественной и человеческой. Они соединялись, не теряя своей индивидуальности. Этот незыблемый образец истинно христианской государственности был увековечен в назидание потомкам в 6-й новелле императора Юстиниана Великого, известной как «Новелла о симфонии властей» — императорской власти и власти священства. Императоры управляли Империей, не вмешиваясь в дела Церкви, Церковь же оставляла за собой право моральной оценки деятельности Императора без поползновений на участие в светской власти.

Протоиерей Михаил (Аскул) подытоживает вышесказанное нами: «Православная Церковь всегда жила при монархии… Некоторые утверждают, что поскольку Церковь пребывает в мире, будучи сама «не от мира сего», то ей безразличны политические структуры, и она не должна иметь никакой с ними связи… Для начала подчеркнем, что для Православия важно жить при правительстве, которое не враждебно ему и, более того, — которое благоприятствует его физическому и духовному росту. Мир принадлежит Православию, как принадлежит он Богу, поэтому Православие должно соединиться с миром, чтобы освятить его и освободить его от власти Диавола. Ведь если Господь заповедал обратить «все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28,19), то мы должны допустить, что и правительства всех этих наций призваны также стать христианскими. Поэтому слова «не от мира сего» не следует слишком упрощенно применять ни к Церкви, пребывающей среди мира, ни к народам, обращенным в христианство. Мне трудно вообразить православную демократию, особенно современную демократию — с ее плюрализмом, индивидуализмом и секулярностью. Ни одна из демократий не способна на обращение к Богу: «да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…»

Бог — Господь и неба, и земли. И если небо и земля принадлежат Богу, то землею должен управлять помазанник Божий, а православному народу нужен православный правитель. Поэтому мы можем утверждать, что ни один православный, достойный этого звания, не может не испытывать неудобства в обществе, которое не творит волю Божию».

А не творящие Его Святую волю неминуемо начинают служить злой воле обезьяны Бога — диаволу.

Напомним слова и одного иерарха пореволюционной смуты в России. Сказано было совершенно справедливо, что священник-немонархист не имеет морального права служить у престола Всевышнего в храме.

Две тысячи лет Церковь не знала иного вида правления, который отвечал бы ее священным задачам путеводительства людей к Царствию Небесному. Не знала не потому, что не обладала информацией об иных видах правления, как то: аристократия или демократия, но потому, что отдавала себе отчет в невозможности исполнять свое служение в полной мере при этих режимах власти. Совершенно очевидно, что перед русской общественностью встала задача возрождения монархической идеологии в понятийный аппарат политической мысли и воскрешение Русского Трона как такового в новых исторических реалиях. Выбор у нас невелик: или мы продолжаем жить в театре современного политического абсурда, в условиях беспринципной антисоциальной лже-демократии, или возрождаем, революционно и бескомпромиссно, истинную государственность в России — народную монархию.