Необходимость монархического вектора в современном политическом движении правых сил

С сожалением нужно признать, что современная Россия — политический идиот. Остатки традиционной духовности, культуры, церковные и исторические предания, национальный менталитет, наконец, — все у нас насыщено символикой и понятиями монархического идеала. Традиционная монархическая государственность для России — это ДНК всей нашей национальной и культурной жизни. И этот комплекс подспудно сосуществует с чудовищной насильственной ломкой всего того, что было священным для нашего народа тысячу лет.

Разложение наших традиционных ценностей не ведет к автоматической замене их на новые, в чем мы убедились в XX веке сполна. Заимствуя чужие образцы даже не государственности, а всего лишь механизма устранения из политической жизни народов самого понятия государственности посредством внедрения корпоративных институтов, раздирающих единый и живой организм общества на лоскутки омертвевших тканей, мы обрекаем себя на хроническую шизофрению нашей национально-политической жизни, в которой и пребываем. Мы будем без конца раздавать суверенитеты всем и каждому внутри РФ, а затем на развалинах пытаться воспроизвести вертикаль власти. Это уже не остановит сползание общества в системный хаос.

Создание в современной России крупных регионов, которые формально подчиняются представителям президента, есть свидетельство краха демократических иллюзий по поводу того, что столь обширная территория, которой до сих пор является Российская Федерация, может управляться на корпоративных принципах, т. е. с помощью обветшалых демократических институтов. Сама постановка подобного вопроса уже свидетельствует о потере правящей элитой полноты власти, которую уже не удастся собрать и сфокусировать в рамках институтов, созданных для ее распыления. Борясь с коррупцией, преступностью, сепаратизмом, нынешние власти борются со следствиями, причиной которых являются они сами и тот строй, который они олицетворяют. Современная Россия занимается непотребным делом, когда труп либеральной идеологии выдается собственным гражданам за цветущего юношу, подающего надежды. Это классический идиот, рожденный быть господином и находящий странное удовольствие в проведении жизни на помойке отживших свой век фальшивых идеологем. России навязана извне совершенно ложная идентичность и идеология, базирующаяся на ложных ценностях.

Россия родилась Империей, и жизнь ее вне имперской традиции представляется не жизнью, а агонией. Такого разнообразия территорий, языков, традиций, укладов, религиозных верований, оставшихся даже после жесточайшего искоренения всяких традиционных институтов времен коммунистического периода, не отыскать даже в Индии. Для России в силу специфики укорененного восприятия власти большинством населяющих ее народов, многие из которых до сих пор живут и жить будут по родоплеменным и клановым «понятиям», где национальная самоидентификация русских тесно сопряжена с национальной государственностью и традиционной духовностью, где государство исстари воспринималось как разросшаяся до огромных размеров семья или община, крайне необходим персонифицированный политический центр власти. Не секрет, что даже с утратой исторической государственности русские готовы видеть в любой власти персонифицированный властный и нравственно ответственный центр, даже если он таковым и не является. Пример Сталина весьма красноречив.

Что бы людям ни внушали со школьной скамьи, большинство из них абсолютно не понимают, каким это образом определенно единая по природе власть делится на равнозначные ветви? Для современного россиянина власть одна. Она сосредоточена в руках хорошего или плохого президента — пьющего или, наоборот, дзюдоиста. Но она никак не может обретаться в Думах, комитетах, продажных судах, и в этой уверенности обыватель абсолютно прав. Источник власти надмирный, и он должен иметь на земле четкий, а не распыленный фокус.

Безусловно, сегодня перед любой серьезной истинно правой политической силой стоит насущная задача выработать новую опознавательную систему, новый понятийно-сигнальный язык, для того чтобы оживить вечные и неизменные традиционные символы для народной массы. Необходим новый терминологический аппарат, дабы за изношенными лозунгами не скрывалась и не девальвировалась реальность понятий. Не секрет, что за словом «демократия», при всей образованности и при всем желании, человек уже не может видеть то, что это слово означало у древних греков, а именно народоправство. Но без народоправства при условии правильно определенной сферы его применения и его кодифицированной компетенции невозможно вернуть людям утраченное чувство живого соучастия в государственном бытии. Все слова о национальном суверенитете и национальных интересах будут пустыми фразами без восстановления суверенитета личности в его неотъемлемом качестве органической государственной единицы.

Само понятие монархической власти нуждается в адекватном времени и месту выражении своей сути. Для огромного большинства граждан монархия — это отживший, устаревший институт феодальной эпохи истории. Большинству внушена мысль, что все поиски новых государственных форм должны вестись в «трех соснах» разделенных властей, под «крышей» либеральной идеологии. И невдомек гражданам, что в этой упаковке им «торгуют» совершенно залежавшийся товар уже даже и не второй свежести.

Весь набор политического устроения жизни уже был испробован древними. Ничто не ново под луной. Еще мудрые греки поняли, что вряд ли какая власть может соперничать с монархией по эффективности и нравственным достоинствам последней, даже если она сама не всегда на высоте монархического принципа, идеала. Вся критика монархии построена не концептуально, но лишь по принципу исключительного заострения внимания на историческом негативе частного характера. Критика ошибок конкретного монарха не может являться веским основанием для отвержения самого принципа, тем более что последний в истории разных народов имел разные формы воплощения и, несомненно, ощущал на себе влияние времени и места. Монархия имела разные формы, и именно этому институту не откажешь в творческой гибкости. Например, традиционное самодержавие в Московской Руси сочеталось с самым свободным местным самоуправлением, каковое не снилось никаким современным, задавленным тоталитарной либеральной доктриной сообществам. Раз монархия имела в истории разные формы выражения, мы можем подозревать в этом факте залог того, что эти формы вполне могут быть насущной потребностью ближайшего будущего для нашего общества, при условии, что оно ощутит нормальное человеческое желание жить, а не умирать. Если мы живем в сообществе, построенном по примеру древних олигархических республик античных греков, существовавших в их многочисленных колониях, легкомысленно считая, что живем в суперсовременном обществе, то разве эта глупость является причиной для здоровой части нашего народа впасть в полное уныние и не попытаться делом доказать соотечественникам, что монархия в России была, по историческим меркам, совсем недавно и что она для нас институт не только не старый, но и не исчерпавший своих творческих возможностей? Вспомним забавное соревнование советской власти, когда она не только догоняла Америку, но и старалась достичь показателей по производству основных товаров народного потребления России образца 1913 года. Этот последний мирный год Российской традиционной государственности так и остался для Советов неприступной экономической вершиной. А их успехи послевоенного периода — это вообще сказочные показатели роста для сегодняшнего — не смешно ли — тотально ориентированного на экономику либерального режима. Возрождение монархии в России — это не шаг назад, в 1917 год, это шаг вперед именно с того места, с которого мы просто сбились с прямой исторической дороги. Если уж быть до конца последовательными, то мы должны сказать, что уклонение с начертанного нам Божественной рукой национального пути свершилось не в одночасье 2 марта 1917 года. Утрата Русским государством традиционных национальных основ началась в злополучном, по-видимому, 1667 году, когда были подвергнуты анафеме не просто старые церковные обряды, но и фактически 600 лет русской святости и русской государственности, бывшей внешней крепостной стеной для этой святости. Народ был лишен ощущения своей избранности как хранителя истинной веры, последнего ее хранителя на земле. Перефразируя слова Ф.М. Достоевского, подчеркнем, что, как только народ теряет уверенность, что только в нем одном заключена вся полнота человеческой правды, он теряет способность к государственному имперскому строительству. Для России ситуация сложилась еще более трагично. Утрата ощущения, что власть в России есть носитель этой единой и Святой Истины, свершилась тогда, когда на плечи русского народа уже легла имперская ноша. В 1721 году, с объявлением Петром в России Империи, для народа не сразу, но скоро стало ясно, что власть видит себя отныне только как светский авторитарный институт западного образца. Но быть Империей и официально слыть ею в рамках европейской политической системы XVIII столетия оказалось не одно и то же. Власть сама отказывалась от ноши священноначалия Царского служения. В 1763 году с законом о вольности дворянства главный служилый тягловый класс освобождается от государственной ноши и сознательно начинает отчуждаться от государства и государственных задач. Произошедшее закрепощение крестьян по западным образцам в форме личного подчинения барину оторвало народные массы от государства и прикрепило их к тому классу, который более не видел в нем особой для себя ценности. Все это усугублялось отступлением высшего слоя от православия, а монархов от национальных форм самодержавной власти, которая всегда имела опору в служилой национальной элите, опору в земском строе землепашцев и промышленников, опору в нравственном авторитете Церкви, наконец. С утратой элитой национально-культурной самоидентификации, с отчуждением государствообразующего народа в его подавляющей массе от Трона и, соответственно, от государства между тремя составными частями традиционного государственного организма в России стали образовываться буферные зоны, которые заполнил чужеродный элемент. Между Троном и национальным дворянством образовалась немецкая прослойка, между дворянами и массой народа выросло чудище безродной интеллигенции, подобно раковой опухоли для некогда могучего организма. Государство было обречено. Весь ужас в том, что 1917 год мог начаться не только в 1905 году, но и в 1881-м, когда был убит император Александр II.

Теперь совершенно ясно, что вне государства и помимо него у нас не могут существовать ни культура, ни народ, ни семья. Сам этнос, как биологическая единица, перестает без него существовать. Если для немцев тело народа — это его раса (и придумали это не нацисты, достаточно почитать немецких профессоров XIX века), то для русского народа в его биологическом единстве основной связующий элемент ее — государство! День сегодняшний — красноречивое тому подтверждение. И теперь на повестке дня стоит жизненно важный вопрос: быть или не быть нам как народу в текущем столетии.

Жизнь вообще и политическая жизнь в частности есть процесс обновления вечных истин на каждом новом витке истории. Новизны боится не традиционная государственность. Но лишь та, что утратила традиционный вектор развития. Именно в этот момент и появляется консервативное движение, которое является своего рода политической анестезией для умирающего государственного тела. Консерватизм — это не доктор, это — патологоанатом. Консерватизм цепляется за старое именно потому, что он не уверен в абсолютности и универсальности своих ценностных установок, которые, по его мнению, не выдержат напора новизны. Традиционная государственность и консерватизм — антиподы. Именно по этой причине в России перед 1917 годом и не было консервативной политической силы, так как главный, знаковый институт традиционной государственности — монархия сохранялась до конца исторической России и вдруг рухнула в одночасье, не дав времени сформироваться консервативному лагерю для защиты тех институтов, в которых консерваторы привычно видят свое — именно свое, а не общенародное! — благо.

Только единение масс с социальными институтами власти создает «скелет государства», который облекается затем плотью и кровью народного организма. Нелишне спросить современного россиянина, в каком все-таки обществе ему хотелось бы жить и растить своих детей? Кем он мыслит себя в этом обществе? Хочет ли быть просто бездушной функцией в механистической корпоративной машине, покрытой саваном либеральной утопии, где он под крики о свободе будет неумолимо лишаться всех прав и возможностей воспользоваться провозглашаемыми свободами, очень скоро превратившись в бессловесного раба, или желает быть полноправным членом живого организма, действительно личностью, а не личиной? При втором выборе он обязан согласиться, что такое достойное место человек может занять только в традиционном органическом государстве, где монархический принцип красноречиво свидетельствует о том, что народное сообщество есть семья, разросшаяся до размеров государства, в котором все граждане как члены этой семьи имеют безусловную ценность для самого государства и для главы семьи, олицетворяемой самим монархом!

При этом нелишним опять же будет напомнить всем, что только в истинно монархическом государстве человек сможет наконец вернуть себе политические свободы и иметь политические инструменты их реализации. По мыслям Льва Тихомирова, суть политических свобод состоит в том, что народ как субъект исторического процесса и государственного бытия дает направление действию государственной системе властвования. Здесь не следует усматривать противоречия христианскому идеалу неограниченной монархической власти и народного произволения. Форма построения верховной власти во многом обусловлена нравственным настроением народа, его идеалами, его системой ценностей, складывающейся под воздействием господствующей религии. Если в народе существует стремление привести верховную власть в соответствие с духовными ценностями социума, с его этическими представлениями, то единственно возможным воплощением такой верховной власти на земле является монархическая власть, руководствующаяся исключительно волей Божией, а не желанием арифметически подсчитанного большинства. Только монархическая верховная власть включает в само свое существо неотъемлемые и ясные представления об обязательных этических нормах права. В реальности у власти выборной таких этических норм не существует, так как власть эта имеет своим источником такое начало, которое априори лишено нравственного и этического измерения. Суть самодержавного правления заключается не в единоличном регулировании общественной и политической жизни общества, но в деятельности государя как нравственного центра народа.

Идеал монархического государства всегда мыслился в том, что, искореняя в себе все слишком ветхое под чутким водительством Церкви, кристаллизуя свои представления о природе власти, самодержец способствует пробуждению в народе лучших качеств. Рост общественного сознания придает ему силы. Воля монарха становится своего рода ретортой, в коей концентрируется духовный заряд, который, в свою очередь, животворит народные силы и энергию.

Субъектом истории является народ. Народ — это не только сейчас живущие люди определенного государственного образования или заселяющие единую территорию и говорящие на одном языке, но совокупность поколений — ушедших, живущих и грядущих. На политической арене народ может и должен выступать как единое целое. Но кто способен обеспечить такое целостное представительство народа на данном поприще? Только наследственная власть, которая сама по себе и связывает воедино все поколения, то есть объединяет народ, определяет его национальную идентичность во времени. Никакие партии и сословия, выдвигающие своих кандидатов на пост выборных президентов, не в состоянии понести такое бремя, да и не ставят перед собой подобной цели — представлять народ и действовать в соответствии с его благом на историческом и политическом поле жизни. Они могут представлять и представляют лишь частные и корпоративные интересы, что само по себе уже противоречит идее государства. Полноценным и полноправным представителем народа может быть только наследственная династия. Все мы признаем ценность государства как такового, особенно сейчас, после 15 лет реформ, демонтирующих государственные институты. Все мы, безусловно, признаем, что в основе обновления национальной жизни должен лежать нравственный принцип организации человеческого общежития. Так давайте же приводить наши желания в действие, чтобы эти идеалы стали отражать реальность. Давайте быть последовательными и скажем себе откровенно, что эти благие пожелания не могут найти отражения в нашей жизни на пути компромиссов. Только честный путь восстановления традиционной русской государственности принесет желаемый результат. Только через волевое воскрешение традиционных институтов нас ждет удача в решении самых насущных социальных, экономических и политических проблем. Не будем забывать, что сам принцип, положенный во главу угла нашей государственности, был органическим, каковым он и должен быть впредь. Его главные формообразующие элементы — наследственная авторитарная власть и национальная основа политического бытия. Под органическим принципом следует понимать принципиальное и естественное неравенство граждан и разделение между ними государственных задач и мер ответственности. Семья, народ — вот главные органические живые силы государства. Без восстановления традиционных семейных отношений и закрепления этих отношений на законодательном уровне государство в России не состоится. Без восстановления полноценной, в высшем смысле культурной национальной жизни державообразующего русского народа, который один только на евразийском пространстве был и остается носителем государственного идеала, остатки государственного строя в России умрут. Русское традиционное государство — это не внешнее зло по отношению к индивидууму, не внешний механизм, не бездушный чиновно-бюрократический аппарат власти, а всеобъемлющая форма национального бытия, в рамках которой душа и дух народа находят себе наиполнейшее выражение и возможность развития в соответствии со своей глубинной сущностью. Но государство для нас — не автономное образование и не самоцель, а средство достижения определенных национальных целей. Государство — это сосуд народного духа, и форма сего сосуда должна соответствовать исторической духовной природе русского традиционного человека, рожденного в духе Православной веры. Государство имеет для нас ту ценность, что в его границах народ воплощает свои идеальные понятия о счастливой и справедливой жизни, творит высокую культуру, несет свою историческую ношу и исполняет свое мировое предназначение. Народ — единственно возможный суверенный носитель государства. Но народ как живой организм не может управляться механистически, на чем базируется современная форма либерально-демократического парламентского строя. Народ — живая личность, желающая видеть своим предводителем на путях истории тоже живую и нравственно ответственную личность, в которой и фокусируется для него само понятие правды, власти и государства. Государства, которое всегда должно быть сильным вовне и справедливым внутри, где все вопросы национального бытия должны решаться по совести.

Задача творческого государственного устройства теперешней России состоит в том, чтобы в современных условиях создать такую державную форму, при которой дух братской корпоративности снизу насытит форму попечительного учреждения при обеспеченном и непрерывном отборе во властные органы качественных людей. Государственный строй грядущей России должен быть по форме и содержанию авторитарным, но по духу — корпоративным. Единая центральная власть должна выделить сферы корпоративной самостоятельности для свободного и творческого соучастия личности в жизни единого национального организма. Истинная всенародная форма государственности немыслима без единого государственного организма, чьим последовательным выражением может быть только монархическая форма правления. Государство должно стать обществом, а общество — государством. Только таким образом мы можем сохранить в меняющемся мире национальную идентичность и конкурентоспособность. Государство конституирует общность, включая ее в свою живую ткань, поэтому все разговоры о взаимодействии или противостоянии общества и государства есть только свидетельство того, что государства у нас нет, а под обществом выступает некая корпорация типа ЗАО с одной только ей ведомыми конечными целями, интересами. Под маркой же государства у нас выступает кооператив несколько иного типа. Это почти семейное предприятие, сейчас приобретающее некие клановые формы. Предприятие это, кроме банального обогащения путем грабительства общенациональных ресурсов, занято еще и проблемами пролонгированной самолегитимизации как российской власти. Зуд реформаторства — лишь следствие того, что свою легитимность этот клановый проект видит в обладании монополией на звание «агента по модернизации» в отсталой России. Такие действия власти нанесли ущерб доверию общества к любой новизне. Если России повезет и она встанет на путь возрождения традиционной государственности, то власть будет вынуждена (что очень неплохо) все свои действия легитимизировать тем, что она для решения насущных проблем пользуется исторически проверенными рецептами через восстановление старинных институтов, обычаев. Связь с историческим прошлым и традиционная преемственность будут факторами, легитимизирующими власть в лице общественности.

Однако совершенно бессмысленно сейчас ждать, что какие-то институты возродятся сами собой или по инициативе снизу. Ничего подобного не произойдет. Для восстановления в России истинной государственности необходима воля верховной власти. Так же, как в древности государь формировал государство, а поместный дворянин — земскую общину, теперь вся инициатива может исходить только сверху и только от персонифицированной верховной власти. Ведь это фактически забытая реальность, что община на Руси не формировалась сама собой, а территориальная община родоплеменного строя и земская община государственного периода Руси — не одно и то же. Получая земельный надел на условиях военной и государственной службы, дворянин не общался со всем населением округа, как у нас то принято изображать в литературе. Он избирал из среды поселян наиболее авторитетного человека, старосту, который и обеспечивал дворянина всем необходимым для кормления и гарантировал ему порядок на территории. Все внутренние связи и тягловый расклад совершал уже этот человек. Так строилась земская Русь, и так она может быть возрождена на новых и одновременно исконных началах.

Возвращаясь к насущным проблемам сегодняшнего дня и учитывая безусловную ценность для нашего народа именно государственных, а никак не общественно-корпоративных институтов, мы можем утверждать, что уже одно это делает монархический принцип для России не только желательным, как дань традиции, но и обязательным, если мы хотим выжить национально, как суверенный субъект истории.

Приведем в качестве весомого аргумента бессмертные мысли Л.А. Тихомирова: «Выбор принципа верховной власти зависит от религиозного, нравственно-психологического состояния нации, от тех идеалов, которые сформировали мировоззрение нации. В выборе нацией того или иного принципа власти проявляется не что иное, как степень напряженности и ясности идеальных стремлений нации. В различных формах верховной власти выражается то, какого рода силе нация, по нравственному состоянию своему, наиболее доверяет… силе ли количественной, на которой строится демократия, разумности ли силы аристократии, или силе нравственной, олицетворением которой является монархия… Если в нации жив и силен некоторый всеобъемлющий идеал нравственности, всех во всем приводящий к готовности добровольного себе подчинения, то появляется монархия, ибо при этом для верховного господства нравственного идеала не требуется действие силы физической (демократической), не требуется искание и истолкование этого идеала (аристократия), а нужно только наилучшее постоянное выражение его, к чему способнее всего отдельная личность, как существо нравственно разумное, и эта личность должна лишь быть поставлена в полную независимость от разных влияний, способных нарушить равновесие ее суждений с чисто идеальной точки зрения». Высокое понимание нравственных основ государственности демократия поставила под сомнение. Нет при ее господстве и доверия к личности, которую стараются заместить бездушной голосующей массой. Наверное, никто не сможет оспорить тот факт, что нравственное состояние общества находится в России на страшно низком уровне. Ныне вряд ли возможно уже и утверждать вслед за Тихомировым, что народ сам избирает себе образ правления в зависимости от своего нравственного состояния. Нравственное состояние нашего социума таково, что он, будучи отстраненным от всякого выбора, даже не может себе дать в этом отчет. Но нельзя же не надеяться, что в лучшей (хоть и малой) своей части народ сохраняет высокий нравственный идеал, хотя бы уже в силу того, что хранительницей его у нас в основном являлась и является Церковь, которая пережила крушение государства, но не стала антигосударственной сектой. Нравственные сокровища, сохраненные для нас Церковью, — это единственный залог возрождения.

Наше больное общество нуждается, прежде всего, не в реформах, а в нравственном выздоровлении. Но возрождение его возможно только в том случае, если нравственный идеал будет максимально высок. Время возможных компромиссов и полумер прошло, гомеопатия не поможет. Пациенту нужна серьезная операция. А высокие нравственные задачи неминуемо ставят на повестку дня вопрос о возрождении истинной государственности, истинных институтов власти, восстановлении всей исконной структуры органического бытия народа, чьим единственным земным воплощением была, есть и будет самодержавная власть. Этим определяется необходимость смелого и открытого постулирования необходимости монархического вектора в современном политическом силовом поле. Мы всей нашей исторической жизнью генетически закодированы на монархию, наша национальность до мозга костей пропитана идеалом истинной державности. Только на этих путях лежит возвращение нашего народа в лоно государственного организма, преодоление его долгой отчужденности от государства, налаживание живых органических связей в национальном организме, а значит — и продолжение его исторической жизни, что сейчас стоит под большим вопросом!